Ротмистр задымил крепчайшей «пушкой». При первых же фразах племянника сделал круглые изумлённые глаза и расширял их с видом крайнего изумления по мере рассказа.
— Стало быть, «Владимира» заработал? Не дурно для начала. Но постой всё-таки, зачем ты таким чучелом вырядился? Ведь ты же по-болгарски ни аза в глаза?
Племянник, сбиваясь и путаясь при одном воспоминании о страшных минутах в подвале, передал подробности приключения.
— Во-от оно что? Как ты говоришь? Ага. Так мы же сию минуту твоего спасителя отыщем. Наперкович! Распорядись, голубчик, двух вестовых верхами в переулки, пусть покричат, вызовут. Он ведь здесь, рядом. Как его, Шурочка, кликать? Христо Вальджиев? Молодчина, братушка. Деньги твои, говоришь, при нём же? При дочке? Будь покоен, доставит. Молодчина. Герой. Наперкович, запиши-ка, голубчик, как его. Не спутать бы. Что ты уставился?
Горбоносая физиономия ординарца-каваса выразила последнюю степень изумления. Разинул рот, даже и карандаш остался висеть над бумагой в остановившейся руке. Серб отозвался медленно, будто не веря ушам:
— Не-ет. Этого не может быть?
— Как не может? Что за ерунда? Шурка, да ты не спутал имя-то?
— Этого не может быть. Христо Вальджиева я лет шесть знаю. Христо Вальджиева три месяца назад, как Гурко подходил, турки вырезали. Всю семью. И старуху, и дочерей. У него корчма цела до сих пор. Пустая, возле дороги. Я перед господином ротмистром головой поручусь.
Офицеры долго молча глядели друг на друга большими глазами.
Корнет выдавил наконец из себя растерянно:
— Но, но… как же… башибузуки? Я сам слышал…
Серб спросил почтительно, сдерживая дрожание уса:
— Из подвала, ваше благородие?
— Из подвала.
— Ага…
Ротмистр ещё поглядел с минуту на племянника, перевёл взгляд на ординарца. Вдруг тяжело ахнув, выплюнул «пушку», расплескав кофейную гущу, покатился на тахту в припадке гомерического хохота.
Выкашливал сквозь слёзы и хохот, отмахиваясь руками:
— Ох, ох, ох… не могу… Батюшки! Спаситель. Вот так герой. Сколько, говоришь, в бумажнике было. Ох, не могу…
Наконец справился с хохотом. Ободряюще хлопнул сконфуженного племянника по плечу:
— Шурка! Не тужи. Восемьсот монет за «Владимира»? Плюнь. Другой за «Анюту» жизнью платится.
1916
Полковник Кладищев, начальник наградного отдела штаба главнокомандующего. (Прим. автора.)
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказ печатается по изданию: Историческая летопись. Спб., 1916. № 1—3. (Приложение к журналу «Русский паломник»).
