Первым заметил ее зрелую красоту старший брат покойного Жадигера – Адилькерей. Ему под шестьдесят, и, казалось, чувства старого воина давно подернулись пеплом времени, а душа уподобилась угасающему костру, но случилось то, что случается, когда старик забывает о безвозвратно ушедших годах. Словно легкий ветер весны коснулся его впалых щек и иссеченного морщинами лба. Адилькерею захотелось вновь стать молодым.
И тогда он пошел к имаму и возжелал жену младшего брата. Законы шариата были на его стороне. По положению амангерства мусульманин имел право взять себе в жены вдову покойного брата.
Адилькерей был щедр. Прежде чем начать разговор, с имамом он одарил его соболиной шубой и горстью золотых монет. Имам с достоинством принял подношение, но важно перелистал страницы Корана.
– Да, – вымолвил он наконец. – По законам шариата ты имеешь право жениться на невестке. Я готов соединить вас… Но необходимо и ее согласие… В «Объяснении к Корану» Османа сказано, что вдова решает сама, кого из родственников мужа выбрать… И если Ажар не пожелает кого-нибудь из других братьев мужа, она твоя.
– Она не должна желать другого, – сердито сказал Адилькерей. – Я в роду старший, и потому решаю я.
– Справедливые слова, – согласился имам. – Но у султана Жадигера еще пятеро братьев… Они младшие… Я думаю, они не станут на пути твоего желания.
Недобрая улыбка тронула губы Адилькерея:
– Пусть только посмеют!..
– Все это так… – неопределенно заметил имам. – Могущество твое известно, рука твоя сильна… И все же, для того чтобы не нарушить заповеди пророка, сделать по его законам, надо спросить вдову…
– А если она не согласится? – упрямо спросил Адилькерей.
– А почему бы ей не согласиться? – вопросом на вопрос ответил имам.
Адилькерей подумал, покрутил головой, неохотно согласился:
– Пусть позовут ее…
Человек, посланный имамом, не смог отыскать Ажар. Раздосадованный, вернулся к себе Адилькерей. Охваченное пожаром желания сердце его стучало сильно и не хотело мириться ни с какой отсрочкой. Откуда было знать ему, сколько бед навлек он на свою седую голову, решив овладеть Ажар.
А в это время молодая женщина сидела далеко от дворца, в цветущем саду, и рядом с ней был младший сын Жадигера – Ерке Кулан. Красив и строен джигит, а глаза его сияли счастливым светом любви и молодости.
Немало дней прошло с той поры, как встретились губы Ажар и Ерке Кулана и близость соединила их. Безлунная ночь укрыла влюбленных, а ветер раскачивал кроны деревьев, чтобы даже птицы не услышали их горячего шепота и прерывистого дыхания.
В страсти своей забыли влюбленные обо всем. Она о том, что целует сына человека, который был ее мужем, он – что ласкает жену своего отца. Всесильна любовь, но меньше всего умеет она хранить свои тайны, и в этом слабость ее и беззащитность.
В тот день, когда вернулся Адилькерей от имама, тайна Ажар и Ерке Кулана стала ему известна. Вздрагивая от ярости, он приказал своим нукерам отыскать влюбленных. Нукеры умели исполнять поручения своего повелителя. Вскоре Ажар и Ерке Кулан, связанные волосяными арканами, были брошены к ногам султана.
Адилькерей послал за имамом. А когда тот пришел, сказал:
– Эти люди обвиняются в прелюбодеянии! Они пойманы на месте преступления! Я хочу их смерти, потому что они нарушили законы шариата! Разреши казнить, ибо за совершенное недостойны они жить! Я велю привязать отступников к хвосту коня!..
Имам прикрыл глаза, пряча страх и растерянность. Медленно текли сквозь его сухие пальцы бусинки четок.
Он наклонился к султану.
– Ерке Кулан чингизид, – негромко сказал он. – Явится ли мое слово справедливым… и одобрит ли его Узбек-хан – опора и надежда ислама? Великий хан Золотой Орды скоро будет в Крыму… Я знаю, сердце ваше полно гнева, но не подождать ли нам? Судьбу чингизида подобает решать чингизидам…
Адилькерей пристально посмотрел на имама. Глаза того были бесстрастны, и, как ни сильна жажда мести, султан подумал, что, пожалуй, следует прислушаться к его совету. Мысли хана всегда темны и непонятны для окружающих. Не лучше ли подождать, пока он не выскажет их вслух…
С трудом сдерживая злобу, сквозь стинутые зубы султан повелел:
– Бросьте преступников в зиндан, а мы решим, как поступить с ними.
Молчаливые, с каменными лицами нукеры ударами ножен заставили подняться Ажар и Ерке Кулана и поволокли их из дворца.
Мудрый, повидавший на своем веку многое, имам знал, что с чингизидами надо быть осторожным. В них текла кровь жестокого и коварного язычника Чингиз-хана. Что из того, что словно крепким арканом по рукам и ногам повязал их нынче ислам? Ажар и Ерке Кулан совершили преступление. По мусульманским законам связь сына с мачехой считается непростительным грехом и должна караться смертью, но давно ли минуло то время, когда это было обычным для монгольской знати? Именно поэтому важно знать, что думает о происшедшем сам Узбек-хан.
Имам был стар. Всю жизнь он свято выполнял заветы пророка Мухаммеда и не знал к отступникам пощады. Но теперь какое-то тайное предчувствие заставило его быть осторожным. Прибытие могущественного Узбек-хана в Крым не могло быть случайным. Не только для того, чтобы посмотреть, как идет строительство его нового дворца, проделал долгий путь хан. Будет ли уместным устраивать на его глазах казнь чингизида? Не попытаться ли погасить пожар, прежде чем он успеет опалить чьи-то крылья?
Мучимый сомнениями, имам отправил своего человека к Ажар. Он велел сказать молодой женщине, разумеется, так, чтобы не слышали чужие уши: «Если хочешь остаться в живых, согласись быть женой Адилькерея. Я же придумаю способ, чтобы прикрыть ваш грех с Ерке Куланом, и сумею убедить султана сменить гнев на милость».
Неутешительный ответ для имама принес посланец. Ажар сказала: «Сильна моя любовь к Ерке Кулану, и я не смогу оставить его даже ради жизни. Груз несчастья взяли мы на свои плечи, и пусть свершится предначертанная нам судьба».
Вот почему и отправился имам к хану через несколько дней после прибытия того в Крым. Вот почему сидел он сейчас перед Узбек-ханом.
Закончив свой рассказ, имам поднял взгляд на хана. Лицо того было сумрачно и не предвещало ничего хорошего. Старик подумал, что он все-таки поступил правильно, не осмелившись сам вынести приговор влюбленным. Ханы как орлы. Они видят то, что для других скрыто за краем земли, и потому решение их всегда мудро.
Узбек-хан поднялся с ковра и стал расхаживать по шатру. Потом он остановился перед имамом, и тот торопливо склонился перед ханом.
– Ты можешь идти, достойнейший имам. Ты сделал правильно, что пришел к нам. Мы пришлем к тебе человека, который скажет наше решение и укажет, как следует поступать с отступниками.
Старик, пятясь, вышел из шатра.
Узбек-хан долго смотрел в одну точку, но думал он совсем не о рассказанном имамом. Мысли хана были далеки. Он сразу мог дать совет имаму, но отсрочил его. Конечно, и Ажар и Ерке Кулан достойны смерти. Что из того, если юноша чингизид. Он, Узбек-хан, опора ислама в Золотой Орде, не должен знать снисхождения ни к кому. Если бы заповеди пророка нарушил его сын, он поступил бы так, как того требуют законы ислама. Завтра Узбек передаст свое решение имаму, а пока пусть народ с трепетом ждет его слова. Чем дольше продлится ожидание, тем значительней покажутся народу слова хана.
Узбек хлопнул в ладоши. В шатер неслышно скользнул туленгит и остановился в ожидании приказа.
– Что слышно с пути? Далеко ли караван?
– Гонца не было, мой повелитель…
Хан махнул рукой, и туленгит исчез. Узбек опоясал себя поясом с висящими на нем саблей и кинжалом и вышел из шатра.
Солнце поднялось высоко. Невидимое отсюда море рокотало за холмами тяжело и грозно.
Узбек-хан постоял, дожидаясь, когда глаза его после полумрака шатра привыкнут к ослепительному свету, и медленно пошел в сторону моря. Едва поднялся на увал, как увидел его совсем рядом – огромное, без берегов, в серебряной, сверкающей чешуе. Море мерно катило зеленовато-синие волны на песчаный берег.
Хан глубоко вдохнул прохладный солоноватый ветер и присел на серую глыбу известняка. Прищурившись, Узбек различил вдали белые точки – это носились над морем, то взмывая в голубую синь неба, то падая к сверкающей, в искрах света воде, чайки. Узбек-хан следил за их полетом, а мысли его вновь вернулись к тому, о чем он думал на рассвете, проснувшись от страшного сна.
Золотая Орда. Ради нее все поступки, все дела, все помыслы. Казалось бы, о чем беспокоиться: он, Узбек-хан, добился, что нет государства ее сильнее и могущественнее. Никто не смеет обнажить против Орды меча, страшась грозного ее гнева. Стоять ей нерушимо, вечно.
