— 8 февраля куниковцы, бойцы 255-й и 83-й бригад морской пехоты, отдельного авиадесантного полка, 29-го истребительного противотанкового полка очистили полностью Суджукскую косу, овладели кварталами 535 и 544, улицами Слепцовской и Константиновской.
— 9 февраля десантники овладели мысом Любви, Станичной площадью, 14-ю кварталами в южной части города Новороссийска, совхозом «Мысхако» и высотой зап. Станички у городского кладбища.
— 10 февраля на плацдарме развертываются ожесточенные бои. Враг усиливает сопротивление, контратакует позиции десантников при поддержке авиации, танков, артиллерии».
...Алексей Николаевич Копенкин, в те дни заместитель начальника политотдела 107-й стрелковой бригады, рассказывает:
— Наша бригада стала высаживаться 11 — 12 февраля на небольших рыбацких сейнерах, катерах-охотниках и мотоботах. Высадились мы под ураганным огнем в районе рыбзавода и стали сосредоточиваться вблизи аэродрома и разбитого здания радиостанции, где вновь попали под огонь. Начали разведку и — можете себе представить! — выяснилось, что в направлении горы Мысхако, т. е. к совхозу, противника нет! Вместе с командиром 3-го батальона Бекетовым мы поднялись на высоты и даже дошли до знаменитой «пятой сопки», но попали под ружейно-пулеметный огонь. Тогда и вся бригада стала выдвигаться на этот ключевой рубеж, который позже сыграл колоссальную роль в обороне Малой земли: гора Мысхако или, как ее называли местные жители, гора «Колдун» стала неприступным флангом Малой земли, с которой нашу бригаду не смогли сбить самые отборные части противника...
Вскоре вспомогательный десант превратился в десантную группу войск; ее возглавил генерал А. А. Гречкин. Действовавшие на плацдарме части впоследствии были объединены управлениями 20-го десантного и 16-го стрелкового корпусов, входивших в состав 18-й десантной армии.
Знали ли обо всем этом в армии Руоффа? Едва ли. Ведь вечером 4 февраля там считали советский десант «локализованным». Утром 5 февраля командир 5-го корпуса Ветцель даже доложил Руоффу об «опыте, накопленном при высадке вражеских десантов», а группа армий приказала Руоффу отдать два батальона на другие участки фронта. Для усиления группировки под Новороссийском направили всего лишь три роты и одну батарею мортир.
7 февраля Руофф был занят другим: к нему в станицу Красноармейскую прибыл военный министр Румынии Пантази. Предстоял неприятный разговор. Дело в том, что Руофф и Ветцель донесли высшему руководству об «определенных явлениях усталости в некоторых румынских частях»[27]. Пантази привез «строжайшие указания» Антонеску о том, что румынские части должны беспрекословно повиноваться немецким приказам, однако он тут же попросил как можно скорее отправить румын в тыл.
Заметим, что и в частях вермахта приходилось прибегать к весьма суровым мерам для поддержания дисциплины. В начале февраля Клейст обратился к Гитлеру за разрешением приводить в исполнение смертные приговоры, выносимые дивизионными военными трибуналами на плацдарме, и 6 февраля получил такое разрешение[28].
Лишь в середине дня 7 февраля командование 17-й армии стало испытывать беспокойство по поводу нового плацдарма и с удивлением констатировало, что немецкие части «полностью вынуждены перейти к обороне и держатся лишь с большим трудом»[29]. И хотя штаб армии с тревогой отмечал, что «район Новороссийска имеет решающее значение для всех дальнейших операций», ее командующий Руофф считал, что с контратакой можно подождать. Он решил «сбросить противника самым спокойным образом и после планомерной подготовки» и отложил контратаку до 9 февраля. Гораздо больше его занимало положение на северном фланге армии, где советские части оказывали значительное давление.
7 февраля командующий 17-й армией, который отложил контратаку до 9 февраля, доносил фельдмаршалу Клейсту, что «противник южнее Новороссийска значительно сильнее, чем это до сих пор предполагалось». Ему ответили приказом: «Десант должен быть уничтожен». Штаб группы армий «А» обещал поддержку флота и авиации. Как писали в своих отчетах офицеры штаба 73-й дивизии, только 8 февраля командование 5-го армейского корпуса, наконец, поняло, что одной 73-й дивизии недостаточно для того, чтобы ликвидировать советский плацдарм.
9 февраля Клейсту позвонил обеспокоенный начальник генштаба Цейтцлер. На вопрос, как обстоят дела под Новороссийском, ему ответили, что плацдарм десантных частей, мол, занимает всего лишь один квадратный километр, на подходе — полк 198-й пехотной дивизии, контрнаступление назначено на сегодня. Однако оно не удалось. Пришлось донести в ставку: «Контрнаступление принесло лишь незначительные результаты».
Тогда генерал Руофф позвонил Ветцелю и повторил вопрос Цейтцлера:
— Как дела под Новороссийском?
Ветцель был откровеннее. Он доложил, что советские войска расширяют плацдарм.
— Этот успех заслуживает сожаления, — сказал Руофф и самым категорическим образом приказал корпусу «плотно изолировать весь плацдарм».
8 тот же день в 13 часов 55 минут из ставки в штаб фон Клейста поступил категорический приказ: «Фюрер требует немедленной ликвидации плацдарма южнее Новороссийска. К 20.00 доложить о предполагающихся мерах. См. приложение, приказ группы армий «А» за номером 1а 458/43, сов. секретно»[30].
К этому времени против Малой земли уже действовали части 73-й и 198-й пехотных, 101-й егерской, 13-й танковой дивизий. Было обещано подбросить 125-ю дивизию и остальные части 198-й. Однако эти войска задерживались из-за боев на других участках. В результате 10 февраля Руофф с огорчением доложил: «17-я армия не может завтра перейти в наступление из-за нехватки сил...»
Так же докладывал он и 12 февраля. На следующий день фельдмаршал Клейст отдал решительный приказ: «Уничтожить войска противника, высадившиеся южнее Новороссийска».
Но вот наступило 14 февраля. Категорические приказы Гитлера и Клейста не были выполнены — и отнюдь не «из-за нехватки сил». На этот раз Клейст доложил в ставку, что все атаки немецких частей «натолкнулись на контратаки противника». Руофф приказал перейти к обороне. И затем командование группы армий «А» обратилось в ставку со слезной просьбой отменить приказ об уничтожении советского плацдарма.
Как развертывались бои? П. Карелль характеризует их следующим образом:
«Были подброшены полки шести самых заслуженных и опытных немецких дивизий. Они бешено набросились на Малую землю».
Рапорт батальона 229-го полка 101-й егерской дивизии, срочно подброшенного для ликвидации плацдарма:
«Хотя противник был стеснен на небольшом участке, решительного успеха достичь не удалось. Батальон, начав атаку, понес большие потери... Исходные позиции оказались под огнем тяжелых батарей, выгодно расположенных по другую сторону Цемесской бухты».
Что же произошло?
Развитие событий полностью обусловливалось активными действиями советского командования — как под Новороссийском, так и на других направлениях.
В те дни войска Северо-Кавказского фронта начали наступление на Краснодар. Они ударили по позициям тех корпусов, которые соседствовали с 5-м корпусом, пытавшимся ликвидировать плацдарм под Новороссийском. Наступление привело командование 17-й армии в замешательство: с одной стороны, оно понимало, что «район Новороссийска имеет решающее значение»[31], с другой — боялось потерять Краснодар. Тем самым десант из события местного значения превращался в фактор, угрожавший всем намерениям фельдмаршала фон Клейста.
Еще катастрофичнее для гитлеровцев складывалось положение под Ростовом и Харьковом. Там рушился весь их фронт. Стремясь исправить положение, Гитлер вылетел в Запорожье, где обсуждал с Манштейном и Клейстом срочные меры спасения манштейновской группы армий. В этих условиях он и был вынужден согласиться с просьбой Руоффа — признать невозможной ликвидацию Малой земли. Это произошло 19 февраля.
Так завершались февральские бои. Солдаты и матросы, офицеры и генералы Малой земли сорвали выполнение приказа Гитлера, отданного опытнейшим дивизиям 17-й армии.
Я поинтересовался мнением двух видных военных историков ФРГ — профессора Юргена Ровера и капитана первого ранга Фридриха Форстмайера — о причинах неудачи 17-й армии.
— Главная причина, — ответил Форстмайер, — состояла в недооценке противника. Считалось абсолютно невероятным высадить десант прямо под Новороссийском, так сказать, под носом немецких береговых батарей. Когда же десант был высажен, 17-я армия не поняла, каким сильным стал советский плацдарм...
Насколько прав мой собеседник, я понял, когда прочел самоуверенные слова командующего 17-й армией генерала Руоффа, сказанные им начальнику штаба группы армий «А» 27 января 1943 года: «Силы русских переоцениваются»[32].
