«доброго язычника», трансформирующийся затем в образ «праведного христианина».
Более негативное отношение к Владимиру наблюдается у немецкого хрониста Титмара, епископа Мерзебургского, работавшего над своей хроникой в 1012–1018 гг., который, изображая большинство славянских князей как «воплощение дурной власти» в соответствии с «идеальной этической моделью “неправедного правителя”»[27], акцентировал внимание на его склонности к аморальному поведению[28]. Примечателен еще один сюжет, сохранившийся в латинской агиографии второй четверти XI в. Правда, автор этого сюжета, помещенного в «Житии блаженного Ромуальда», Пётр Дамиани, деятель католического Aggiornamento XI столетия, известного как Клюнийское движение за церковные реформы, завершивший карьеру в сане кардинала-епископа Остии, смешивает события конца X и начала XI в. Дамиани пишет, что миссионер Бонифаций (в миру Бруно) Кверфуртский отправился проповедовать к некоему «королю руссов» («ad regem russorum») и, чтобы убедить его в правоте своей веры, прошел по костру, после чего король и все остальные приняли крещение. «… Король же решил оставить королевство сыну, дабы не разлучаться с Бонифацием до конца своих дней. А брат короля, живший совместно с ним, не хотел уверовать и потому в отсутствие Бонифация был убит королем. Другой же брат, который жил уже отдельно от короля, как только к нему прибыл блаженный муж, не пожелал слушать его слов, но, пылая на него гневом за обращение брата, немедленно схватил его. Затем из опасения, как бы король не вырвал Бонифация из его рук, если он оставит его в живых, он приказал обезглавить [Бонифация] на своих глазах и в присутствии немалой толпы. Однако тут же сам он ослеп, и его со всеми бывшими там охватил такой столбняк, что никто не мог ни говорить, ни слышать, ни совершать какое-либо человеческое действие, а все стояли, застыв неподвижно, будто каменные. Король, узнав об этом, был в большом горе и задумал убить не только брата, но предать мечу и всех свидетелей этого преступления. Но, когда он явился туда и увидел тело мученика, все еще лежавшее на виду, а брата и всех остальных – стоящими в оцепенении без чувств и без движения, он и все его люди сочли за благо сначала помолиться за них – не вернет ли милосердный Господь им утраченные чувства, а потом, если согласятся уверовать, то вина простится им, если же нет, то все погибнут от мстительных мечей. После долгой молитвы как самого короля, так и прочих христиан к оцепеневшим не только вернулись прежние чувства, но сверх того – выросла решимость снискать истинное спасение. Они немедленно со слезами просили прощения за свое преступление, с великим ликованием приняли таинство крещения…»[29]
Этот сюжет является красноречивым примером того, как причудливо могут переплетаться факты в памятниках средневекового историописания (тем более относящихся к такому специфическому жанру, как агиографический). Бруно Кверфуртский действительно посетил Русь в 1008 г., незадолго до своей гибели в земле пруссов и, как он сам сообщает в письме к германскому королю Генриху II (1002–1024), был принят «господином Руси» (под которым подразумевается Владимир Святославич), и этот монарх весьма заботился о его безопасности[30]. События, описанные Петром Дамиани, как отмечает А.В. Назаренко, напоминают обстоятельства междукняжеской войны Святославичей и три «короля руссов» могут быть отождествлены с Ярополком, правившим в Киеве, Олегом (чья древлянская волость находилась сравнительно недалеко от Киева) и Владимиром (сидевшем в Новгороде). По его мнению, известия о поездке Бруно-Бонифация на Русь в княжение Владимира «наложились» на свидетельства о пребывании в Киеве немецких миссионеров при Ярополке, которого они действительно могли обратить в христианство в середине 970-х гг.[31] Поскольку свидетельство о том, что Ярополка около 978/79 гг. посещали послы папы римского, сохранилось среди «избыточной информации» крупнейшей русской исторической компиляции XVI в. – Никоновской летописи[32], представление о лояльном отношении его к христианству получило развитие у ряда исследователей[33], в поддержку которого А.В. Назаренко попытался найти рациональное зерно у европейских хронистов XI в., излагающих в весьма запутанном виде историю пребывания Бруно Кверфуртского на Руси, о которой помимо Петра Дамиани также писали Адемар Шабаннский и Виберт – псевдокапеллан Бруно. Единственное препятствие к подобной гипотезе заключается в том, что, согласно летописному рассказу под 1044 г., Ярослав (в нарушение канонических правил Карфагенского собора) приказал вырыть их останки из могил и после крещения перезахоронить в Десятинной церкви[34], где сложился своеобразный княжеский некрополь после того, как в 1007 г. здесь была захоронена их бабка княгиня Ольга, а в 1015 г. – брат Владимир. Однако это недоразумение устраняется предположением о том, что Ярополк при жизни получил лишь оглашение в качестве христианина, и церемония, осуществленная по приказу Ярослава, как бы «завершила» его приобщение к христианству. Поэтому данная гипотеза имеет право на существование в качестве историографической альтернативы, хотя свидетельства западных авторов, являясь, по существу, литературными латинскими «сценариями» христианизации Руси, в данном случае не могут рассматриваться как полностью историчные. Однако в «сценарии Дамиани», несмотря на то что в нем присутствуют традиционные агиографические элементы (прохождение через огонь, ослепление и онемение убийцы миссионера), следует отметить два интересных момента. Во-первых, он отмечает тот факт, что «король руссов» в борьбе за утверждение христианства убил одного из своих братьев, а гибель другого была предотвращена в результате его раскаяния. При этом автор никак не определяет ни собственного отношения к братоубийству, ни отношения своего героя. Во-вторых, приверженность к язычеству убийцы миссионера имеет сходство с летописным сюжетом о первоначальной приверженности Владимира к многобожию. Еще один интересный факт заключается в следующем: ПВЛ в рассказе «об испытании вер» под 986 г. упоминает, что князя посещали какие-то «немцы от Рима», но летописец сообщает только об отказе Владимира принять их вероисповедание. Безусловно, нельзя не учитывать того, что рассказ Петра Дамиани может содержать сознательные преувеличения, продиктованные требованиями жанра, как и того, что летопись вряд ли сообщила бы о расправе Владимира с христианскими миссионерами. Все это по меньшей мере говорит о том, что неоднозначный образ Крестителя Руси модифицировался в средневековой литературной традиции в зависимости от конкретных целей.
Среди преобразований Владимира Святославича прежде всего надо отметить принятие христианства в качестве официальной религии, имевшее колоссальное значение для формирования принципиально новой системы ценностей в древнерусском обществе. Данное явление было результатом тесного русско-византийского взаимодействия в IX–X вв.; оно подвело итог длительному поиску религиозных и политических приоритетов, которым, по свидетельству ПВЛ, были озабочены сначала княгиня Ольга, а затем ее внук Владимир. Политическое единство восточных славян в IX–X вв. было достаточно аморфным, и их консолидация, по всей видимости, произошла благодаря вождям варяжских отрядов, вероятно, появившихся в восточнославянских землях в первой половине IX столетия в
