этого списка, разрывающего повествование о дальнейшей христианизации Русской земли. Возможно, его появление на страницах летописи в современном виде связано со становлением Борисоглебского культа.
По мнению А.А. Шахматова, этот перечень, где сыновья Владимира Святославича были распределены по старшинству, мог читаться в «Древнейшем Киевском своде 1037–1039 гг.»[63], но был подвергнут переработке в «Начальном своде 1093–1095 гг.». В результате под 980 г. появился краткий перечень, где сыновья были атрибутированы различным женам Владимира, из которого следовало, что он имел от Рогнеды Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей; от гречанки – Святополка, от чехини – Вышеслава, а еще от одной жены Святослава и Мстислава, а от болгарыни – Бориса и Глеба; при составлении этого перечня автор «Начального свода» допустил ряд ошибок, назвав старшим сыном от Рогнеды Изяслава, приписав Вышеслава другой матери («чехине»), а Владимиру «лишнего» сына по имени Мстислав. А.А. Шахматов также обратил внимание на то, что вводная фраза, открывающая перечень под 988 г., и в ПВЛ и в НIЛМ, не согласуется с последующим рассказом, на основании чего он предположил, что в первоначальном тексте читалось: «Володимеру просвещену самому», а затем следовало «какое-нибудь сказуемое»[64]. Позже было высказано предположение о том, что перечень сыновей Владимира под 988 г. составлен по образцу перечня 12 сыновей библейского патриарха Иакова в «Сказании о 12 камнях на ризе первосвященника» Епифания Кипрского[65], однако приведенные параллели были признаны произвольными и малоубедительными[66]. По мнению С.М. Михеева, в первоначальном варианте перечня под 988 г. было названо 7 сыновей (Вышеслав, Изяслав, Святополк, Ярослав, Всеволод, Святослав, Мстислав)[67], позднее были добавлены имена Бориса, Глеба (с упоминанием, соответственно, Ростова и Мурома)[68], а также Станислава, Позвизда и Судислава; исследователь также предположил, что в порядке расположения имен были произведены изменения: имя Святослава при распределении княжений оказалось упомянуто перед именем Всеволода[69]. Однако есть некоторые основания полагать, что имя Святослава, равно как и место его княжения, являлось вставкой, подобно именам Бориса и Глеба.
А.А. Шахматов, комментируя первый раздел княжений между сыновьями Владимира, отмечал, что «Святослав посажен летописцем в Деревех едва ли не в связи с последующей его судьбой, когда он бежал от Святополка к Угорской горе; казалось, что путь в Угры был ближе всего открыт для князя Деревского»[70], что тем не менее не помешало ему включить этот сюжет в состав реконструируемого «Древнейшего Киевского свода». «Анонимное сказание» при перечислении сыновей Владимира повторяет летописный перечень под 980 г. (пропустив сына «чехини» Вышеслава), а княжения Бориса, Глеба и Ярослава указывает согласно с перечнем из статьи 988 г. за исключением того, что вместо Турова резиденцией Святополка назван Пинск[71]. В летописной традиции подобное представление разделял составитель «Летописца Переяславля-Суздальского», писавший, что Владимир посадил Святополка в «Пинске и в Деревех»[72]. Возможно, он позаимствовал указание на Пинск из «Анонимного сказания», на связи с которым обратили внимание П.В. Голубовский, А.А. Шахматов и Н.И. Милютенко[73], но так как «Летописец Переяславля Суздальского» является памятником начала XIII в., то, учитывая политическую специфику предшествующего столетия, на протяжении которого Пинск фигурирует на страницах летописей в политической «унии» с Туровом[74], следует думать, что его автор имел в виду, будто Святополк был князем не только в Туровской, но и в Древлянской земле. С другой стороны, он не мог не знать о том, что в Древлянской земле княжил Святослав, так как его имя упомянуто в летописи под 988 г. П.В. Голубовский предположил, что источником этой информации могло быть позднее предание смоленского происхождения[75]. Если задаваться целью комплексной интерпретации всех имеющихся в распоряжении исследователей данных, то следует согласиться с Н.И. Милютенко в том, что эта информация представляется вполне логичной, так как позволяет объяснить причины ненависти Святополка к Святославу. Однако при детальном рассмотрении проблема оказывается гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что Святослав единственный из Владимировых сыновей, чьего стольного города ПВЛ не называет (хотя из статьи 977 г. известно, что резиденцией предыдущего древлянского князя Олега мог быть Овруч). Поэтому само сообщение о гибели древлянского князя нельзя считать принадлежащим к первоначальному тексту летописи: скорее всего, оно появилось только на рубеже XI–XII вв., а столетием позже редактор «Летописца Переяславля-Суздальского» мог модифицировать этот факт в духе политических реалий своего времени.
В любом случае помещенный в ПВЛ список князей и полученных ими городов (большинство из которых, по всей видимости, возникло в результате градостроительных мероприятий Владимира и было призвано заменить племенные политические центры) имеет важное значение для изучения древнерусской государственности, так как именно к нему в большей степени, чем к разделу 970 г., восходят представления об «окняжении земель» представителями правящего рода. Именно с этого момента можно говорить если не о существовании «империи Рюриковичей», то, по крайней мере, об утверждении за Рюриковичами «монополии» на власть в восточнославянских землях[76]. Вопрос о социально-политической сущности этого акта является дискуссионным и интерпретируется в историографии либо как утверждение самостоятельности земских общин, либо как факт создания раннефеодальных уделов, находившихся в вассальной зависимости от киевского князя. Обе интерпретации достаточно спорны, так как, с одной стороны, политическую активность городских общин (за исключением новгородских событий 1015 и 1018 гг.) мы наблюдаем только со второй половины XI столетия и не имеем возможности утверждать, сопровождалось ли «окняжение земель» в конце X в. каким-либо соглашением с населением волости, подобным «ряду» более позднего времени; с другой стороны, источники умалчивают о том, сопровождалось ли наделение городами какой-либо феодальной церемонией типа принесения вассальной присяги.
Единственное, что позволяет утверждать ПВЛ, – это лишь то, что сыновья Владимира занимались сбором дани на местах и часть ее отправляли в Киев (от необходимости ежегодно отправляться в «полюдье» по подвластным территориям в середине X в., создав пункты сбора дани, избавилась еще княгиня Ольга)[77]. Там, где практиковался принцип «братского совладения», сыновья обычно становились правителями либо в случае смерти отца (в качестве примера можно привести разделы во Франкском государстве, совершенные после смерти Хлодвига I и Хлотаря I), либо в случае добровольного сложения власти (как это сделал норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый). Наделив своих сыновей городами при жизни, Владимир Святославич с помощью данной меры, вероятно, решил применить эту традицию к своим административным потребностям (первоначально функции наместников в городах исполняли пришедшие с ним в Киев варяжские «мужи»). Однако неэффективность этой системы стала очевидна уже к концу правления Владимира.
Титмар Мерзебургский в конце VII книги своей хроники рассказывает о «несправедливости, содеянной королем Руси» Владимиром. «Имея трех сыновей, он отдал в жены одному
