Запыхавшийся Андрополус остановился и осенил себя троеперстным крестом. Овцы перестали блеять, пес улегся у ног. Небо и звезды, казалось, замерли в тревоге. Каково придется ангелу на земле?
Послышались поспешные шаги и тяжелое дыхание. Мелькнула тень. К дереву приблизился некто, в темноте неразличимый.
Приходской священник возвращался домой после причастия. Он помог ангелу выпутаться из густых ветвей оливы, и замерший Андрополус стал тому невольным свидетелем.
«Женщина», – шептал священник, спускаясь с дерева и ощущая в руке тонкий мягкий шелк. Как он ждал этого мгновения, этой милости Божьей!
Конец целибату, нерушимому обету целомудрия. Он станет епископом, а епископам закон не писан.
Он полон любви ко всему. К явленному наконец-то чуду, к лунному свету, заливающему поля мака, кваканью лягушек, стрекоту цикад под серебристыми оливами.
Падре шел по оливковой роще, прижимая к груди ночную сорочку.
Священнику не спалось. Луна бросала на стены колдовские узоры, ветер легонько пошевеливал шелковую ночную рубашку, повешенную в проеме открытой двери. Когда ветер сдувал шелк в сторону, можно было видеть овец, щиплющих сочную тосканскую траву. В зеркале отражалось нагое тело приходского священника. Невеселая картина, дьявольская насмешка над подобием Божьим. Природа не наделила падре привлекательностью. Всевышний послал испытание и смеется, видя, что несчастный раб Его не в силах бороться с искушением. Желание обладать женщиной не укротишь исповедью и молитвой. Он снова глянул на собственное отражение. Стыд и срам, а не творение Господне. Падре прикрыл руками вздыбленный член, ибо незачем зеркалу запечатлять то, что, возможно, есть сатанинский морок.
Не впервые – каждую ночь вопрошал он Создателя: Ты ли, Всеблагой, подвергаешь меня греховным соблазнам или нечистая сила?
Священник погладил рукой колеблющийся шелк. Нежная мягкость. Его молитвы услышаны. Знаки поданы: приезд Пия Второго, обещание возвести в сан епископа и, наконец, шелковая женская сорочка…
Или все же происки дьявола? Не поддавайся, борись! Но с чем бороться и как? Сам Господь снимает с него грех – иначе для чего было посылать это сладостное одеяние?
Он припал к сорочке, словно ища в ней искупительную силу. Взор вновь упал на зеркало. Священник увидел, что пенис его обмяк, а взгляд исполнен беспомощного ожидания, как у женщины. Отвратительно. Ему не раз доводилось слышать тайком шепоток прихожан: стоит любой кумушке только посмотреть нашему падре в глаза, как тут же захочется сознаться во всех смертных грехах. Женщины они и есть женщины. Слабые и жалкие, несчастные и покорные, всегда готовые подчиниться. Хоть кому, хоть ему. Но он еще никогда не дотрагивался до них.
А сейчас, он чувствовал это, не Бог, а желание властвовало над душой. Кто хочет снять с него обет целомудрия – Господь, дьявол или они оба? Но разве может сатана внушать любовь – пусть даже при прикосновении к женской сорочке? Наверное, любовь приливает к сердцу от Бога, а кровь к члену – от дьявола.
Черный кот, разлегшийся на полу, вдруг перевернулся лапами кверху, уставился на падре и издал мурлыкающие звуки, будто смеясь над ним. Священник схватил зверюгу за шкирку и швырнул об стену.
Этот котяра – непростое животное. Что ни ночь, так и норовит залезть в постель. Теперь лежит под стулом, вытаращив глаза. А только что смеялся. Не поплакать ли тебе немного? Знай, кто тут хозяин.
Священник любовался ветреным танцем сорочки на фоне звездного неба. Нет больше никаких сомнений: женщину хочет послать ему Господь. Сорочка – не что иное, как предвестье. Ждать осталось недолго. Любой шорох может оказаться шагами, легкими шагами, неземными шагами. Вот, кажется, и они. Нет – не они… Снова и снова он касался ласкового шелка. От сорочки исходил странный аромат, настоятельно требовавший молитвы о милости и прощении. Сорочка висит в дверях не просто так: в проеме, выходящем на восток, вывешен сигнальный флажок Богу: я понял, что это Ты прислал мне ее. Взойдет солнце, и лучи, пройдя сквозь шелк, подтвердят получение сигнала.
Когда солнце наконец поднялось над горной грядой и пронизало сорочку своим огнем, священник увидел, как кто-то быстро приближается к его дому, едва касаясь земли. Сквозь прозрачную ткань, просвеченную лучами, фигура поначалу показалась колеблющимся фантомом. Падре сощурился, чтобы сфокусировать взгляд, и в дымке палящего солнца разглядел стоящую у самого порога женщину в свободной накидке. Его отделял от гостьи только полупрозрачный занавес сорочки. И вдруг словно Господь хотел развеять последние сомнения в чудесной сущности происходящего, цвет шелка начал меняться на глазах и менялся до тех пор, пока ткань не окрасилась в пурпур. Пурпур, позолоченный солнечными лучами.
Чудо!
Лишь трущийся о ногу женщины пес выглядел излишне здешним. Кот зашипел на собаку; священник пнул его. Не обращая внимания на мяуканье кота и ответное тявканье пса, женщина молитвенно сложила руки и опустилась на колени перед сорочкой. Может быть, приняла ее за исповедальный полог и для начала хочет покаяться в грехах, а уж потом… Священник ожидал, затаив дыхание. Лучше бы рубашка не висела между ними. Мешает разглядеть как следует.
– Я ищу ангела, ваше преподобие, – произнес нежный трепещущий голос, – всю ночь ищу, а здесь только его одеяние. Неужели он разделся?
– Тут нет никакого ангела. Кроме тебя, разумеется, дочь моя.
– Ангел опустился с небес на ветви вон той оливы, – голос, хоть и настойчивый теперь, не утратил нежности.
Что за трогательное простодушие! Какая нетронутая наивность! Священник сдержал улыбку. А по-итальянски говорит не совсем чисто.
– Ты уверена, что видела ангела? – спросил он через сорочку.
– Это тот самый, который велел отцу отослать меня из Константинополя, подальше от турок. Отец, конечно, послушался. Меня везли на венецианском корабле. Ангел привел меня в долину Орсия. А сегодня ночью прилетел, чтобы передать весточку от отца. Помогите мне услышать ее и понять.
Судя по всему, совсем молодая девушка. Как хочется ей помочь! Но что она может услышать и понять?
Никакого ангела нет. Есть только сорочка, ниспосланная свыше будущему епископу. Впрочем, отчасти девушка права: сорочка – инструмент, указующий перст, с помощью которого ангел направил гостью к порогу приходского священника. По спине падре пробежали мурашки. Его знобило. Все указывает на то, что девушка – Господня награда. Всевышний не забыл о нем. Или – мелькнула мимолетная мысль – она Господне испытание. Или дьявольское наваждение.
– Я плохо разбираюсь в ангелах, – вновь зазвучал ангельский голосок, – не то что вы, святой отец. Не оставьте меня в неведении.
Все что угодно, моя радость! Все, что пожелаешь! Вслух священник не произнес ни слова. Падре чувствовал неловкость: по сути дела, он не знал об ангелах ничего.
– Можно мне хотя бы коснуться его одежды? – спросила девушка. – Только краешка кружева, ладно?
Он не видел ангела. А она видела. Так где же этот ангел? С овцами на лугу? Он видел лишь сорочку. Может быть, сорочка скрыла от него посланца Божия? Нет. Быть того не может. Все это – равноценные божественные знаки: и сорочка, и девушка, и ангел. Предвестье новой жизни.
Разделявшая их ткань внезапно наполнилась ветром. Гостья хотела подхватить ее, но, опередив хозяйку, пес прыгнул на кота, запутался в шелке всей мордой и лег у ног девушки, пытаясь, глухо ворча, сорвать сорочку с головы. Падре стоял молча. Девушка осторожно потрогала кружево. Священника безудержно тянуло сжать ее смуглую от загара руку, но он заставил себя сдержаться. Долгое молчание нарушила гостья:
– Мне всего тринадцать лет, я пастух, меня зовут Андрополус.
Ослепленный страстью и похотью, священник не отрываясь глядел на прелестную невинную девушку.
* * *
– Она поглощает меня, – прошептал Лоренцо, – тьма хочет меня пожрать. Обнимай меня крепче.
Так он попросил. И вот уже несколько часов кряду Анна лежала, тесно прижавшись к мужу. Верный друг Пия Второго, его военный советник, его кондотьер.[7] Никто и представить себе не может, что Лоренцо умеет бояться.
Он страшится большой крови, подумала Анна, крестового похода против турок, который задумал Папа Римский. Лес для потребных к тому кораблей валят здесь, в долине Орсия. Год за годом каждое утро начинается со стука топоров. Неужто все дубы вырубят подчистую, все до единого? Она горестно вздохнула.
Его Святейшество больше похож на светского государя, чем на князя Церкви, вот что я вам скажу. Ему ближе земное, а не небесное.
Пий Второй всецело доверяет мужчине, лежащему в ее объятиях. Верит ему, его знаниям о беспощадных турках, которые Лоренцо приобрел во время проигранной битвы за Константинополь.
Муж прискакал к Анне поздней ночью, а заснул в ее объятиях уже при проблесках утра. Бухнувшись в постель к жене, он хотел сразу же войти в нее, но Анна, только что разбуженная галопом конских копыт во дворе, но не совсем еще проснувшаяся, остановила его:
