Часы радиоприемника на ночном столике показывали 4:42, она повернулась, зевнула, обнаженное тело теснее прижалось к нему.
– А сегодня утром, когда я проснулась, тебя уже не было. Я соскучилась.
– Не сейчас, Аннели.
– Не хочешь посмотреть, что я сшила? Водолазки? Ты же сам…
– После, Аннели.
Он как раз собирался пройти по коридору в гостиную, где остальные уже распаковывали и снова упаковывали сумки, когда увидел около мойки пустую винную бутылку, а в раковине мокрую пробку.
– Ты пила? Тебе же вести машину.
– Немножко. Вчера ночью… Лео, ты был в лесах, а я знать не знала, что там происходит, вернешься ли ты, вдруг кто-нибудь вас заметил и… Я не могла заснуть! А сейчас… чем ты занимался?
– Строил. Мы не успевали закончить. Но теперь все в порядке.
Лео вышел в коридор.
Аннели остановила швейную машинку.
Почему у нее дрожат руки? Она же сама захотела участвовать. Сшить жилеты. И надеть маски на Лео и Яспера и отвезти их на место.
* * *
Лео опустил жалюзи на окне, выходящем на торговый центр Скугоса. Гостиная самая обыкновенная, как множество других, – диван, мягкое кресло, телевизор, книжный шкаф, но все это вот-вот изменится.
Четверо мужчин сосредоточенно трудились – открыли инструментальный ящик, адидасовскую сумку и бумажные пакеты, которые Яспер с Винсентом принесли из подвала, а также три коричневые коробки, запрятанные под мойкой, после чего разложили все вещи в ряд на деревянном полу, будто проверяли снаряжение перед атакой.
Складное инвалидное кресло, найденное в коридорах больницы Худдинге, из тех, какие можно сложить в два приема, и два желтых одеяла с названием больницы, позаимствованные в палате у спящих пациентов.
Сумка с двумя париками из натуральных волос, изготовленными в мастерской Народной оперы, две пары карих контактных линз от оптика с Дроттнинггатан.
Два АК-4 и два пистолета-пулемета из черного контейнера на стройке. Ботинки, брюки, рубашки, куртки, шапки, перчатки. Фонарики – тот, что поменьше, Винсент положит в карман, а Феликс подаст сигнал тем, что побольше. Две пятилитровые канистры с бензином. И четыре спортивные сумки плюс хоккейные клюшки.
Лео сел в инвалидное кресло, прокатился по блестящему полу до стены ванной, повернул, покатил обратно. Несколько раз объехал комнату, откинулся назад, стараясь опрокинуть кресло.
Вполне устойчивое.
Он встал, прошел на кухню к Аннели, снова погладил ее по щеке.
– Как дела?
– Все готово.
Черный воротник водолазки надставлен тканью. Аннели резко потянула, шов выдержал, остался невидим. Она сама придумала.
– Каждый воротник снабжен маской. Хорошо получилось.
Затем она кивнула на два зеленых жилета.
– Вот. В точности как ты хотел. Прочные, из хлопка и нейлона. Карманы для обойм.
Лео примерил жилет, который наденет под ветровку. Сидит как влитой. Она знала его фигуру.
Он наклонился, поцеловал ее.
– Барахло, что на полу в гостиной, любой может достать. Но не это. И не это. – Он показал на жилет и поднял одну из водолазок с надставленным воротником. – Детали. Вот в чем разница. В том, что позволит нам подобраться достаточно близко и быстро преобразиться.
Еще один поцелуй – и он вернулся к инвалидному креслу. Откатил его от двери, опустил подножку, поставил на нее правую ногу, стараясь сидеть так, как сидел бы человек с поврежденной ногой. Перед ним на корточках сидел Яспер, в тонких, прозрачных пластиковых перчатках, он открыл первую из трех коричневых коробок – калибр 7,62, свинцовые, со стальным сердечником; потом вторую – калибр 9, со стальной оболочкой; наконец, третью – пули с фосфорным трассером, который обеспечит светящийся красный след в несколько сот метров длиной. Затем заполнил обоймы и попарно склеил их скотчем. Четыре пары для новых карманов в его жилете, три пары для Лео и по одной для Феликса и Винсента, которые спрячут их в подсумках на поясе.
– Никто не смотрит в упор на людей, которые кажутся непохожими на других. И мы этим воспользуемся. Их предрассудками, их страхом. – Лео опять прокатился по комнате. – А если и будут смотреть, то недолго.
Он катил кресло таким же образом, каким, помнится, катили свои кресла паралитики, с которыми работала мать. Она носила белый сестринский халат и иногда, чтобы сыновья не оставались дома одни, разрешала всем троим приходить в лечебницу. Тогда-то они и видели – как взрослые от неуверенности отводят взгляд.
– Верно? Не смотрите на тех, кто выглядит не как все.
Яспер подал ему АК-4, и Лео попробовал держать его в правой руке под желтым одеялом, рядом с ногой на подножке.
– Ты переигрываешь.
– Нет, вовсе нет.
– А вот и да. Верно?
Яспер взглянул на Феликса и Винсента, те кивнули.
– Ты переигрываешь, Лео, – сказал Феликс. – Так можно все испортить.
– Они именно так катали свои кресла. Ты не помнишь. Маленький был чересчур.
Лео встал, обвел взглядом комнату. Их самый первый раз. До сих пор ни один из них не осуществлял крупных грабежей. Но роли распределены, каждый знал, что ему делать. А на полу перед ним – все необходимое.
Меньше чем через сутки они преобразятся.
4
ВОСЕМНАДЦАТЬ ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ. Осталось пятнадцать минут.
Поездка в молчании.
Все четверо внутренне сосредоточены.
Аннели поправила зеркало заднего вида; по сравнению со своими немногочисленными подругами, она была рослой, но все равно значительно ниже Лео, сидевшего рядом, и Яспера у правой дверцы. Красный сигнал светофора, последнего перед Фарстой. Он как бы потихоньку засасывал ее – чем дольше она смотрела, тем больше он завладевал ею, уносил прочь.
Она не помнила той минуты, когда решила участвовать, когда кто-то словно бы втолкнул все это в ее жизнь, Господи, ведь скажи ей кто-нибудь год-другой назад, что она способна на такое, что будет участвовать в ограблении инкассаторской машины… А может, такой минуты и не было. Может, просто краткие мгновения сплавились воедино, незаметно для нее. Наверно, в один прекрасный день кто-то роняет, что в лесу есть арсенал, а другой говорит, что его можно вскрыть и обчистить, а третий добавляет, что если обчистить арсенал, то оружие можно использовать для грабежа, – наверно, оказавшись в окружении подобных минут, мало-помалу становишься их частью. Ведь на самом деле никто не спрашивал ее так, чтобы она встала и сказала “да”. Ненормальное становится нормальным, чужие замыслы стали ее собственными, и внезапно женщина по имени Аннели – мать – ведет машину навстречу тому, чего никогда себе даже не представляла. Вероятно, по этой причине она слишком быстро рванула с места, когда светофор переключился на зеленый, и вела машину нервозно, что вообще-то не в ее привычках.
Ее трясло. Не очень сильно, Лео не заметит, вдобавок он давно ушел в себя. Ее трясло от страха, такого же, какого она натерпелась, когда рожала Себастиана. Тогда ощущение было точь-в-точь как сейчас – переступаешь границу, зная, что прежняя жизнь кончилась.
– Здесь.
Лео кивнул на тротуар с каймой фонарных столбов, они находились метрах в двухстах от центра Фарсты.
– Остановись прямо между этими двумя фонарями… где темнее всего.
* * *
Лео закрыл глаза, внутренне он был совершенно спокоен.
Ведь только я знаю. Ведь там никто понятия не имеет, что произойдет. Ведь один я знаю каждый новый шаг.
Они ждали его сигнала, Аннели слева, чуть ли не затаив дыхание, Яспер справа, дышит медленно, ровно, словно стараясь расслабиться.
Движок фургона заглушили, и стало заметно, какие в октябре темные вечера. Четыре пятницы кряду Лео в одиночку торчал здесь, в машине на парковке, глядящей на задний фасад валютного обменника, неподалеку от автобусной остановки и входа в метро. Хронометрировал действия двух инкассаторов в бронированном автомобиле, каждый их шаг, схему передвижений, способы общения.
– Шестьдесят секунд.
У Аннели опять задрожали руки, он перехватил их и смотрел на нее, пока дрожь не утихла. Ей предстояла последняя, очень быстрая проверка.
Сперва парики из натуральных человеческих волос. Если позднее обнаружат следы, то оставит их человек с густой темной шевелюрой. Она убедилась, что парики надеты правильно и полностью скрывают их белокурые волосы, и взъерошила челки Лео и Яспера, чтобы прически не выглядели слишком уж идеально.
Дальше – грим. Водостойкая тушь на ресницах и на бровях, зачесанных щеточкой кверху, отчего они казались кустистее. Еще дома, в ванной, лоб, щеки, нос, подбородок, шея у обоих были тщательно отмыты от грязи и отмерших чешуек кожи, покрыты лосьоном, а сверху – молочком для автозагара.
– Тридцать секунд.
Она велела им поморгать – карие контактные линзы на месте, как надо.
Обвела взглядом джинсы, куртки и ботинки, ветровку Лео и штормовку Яспера; одежду они выбрали сообща, решив, что двое молодых арабов, недавно иммигрировавших в страну, вполне могут выглядеть именно так.
