Но была ли Маша, вот в чем вопрос? Может, она действительно привиделась ему? Эльвира Тимофеевна накачала его психотропными лекарствами, чтобы обеспечить ему покой и сон, вот и придавила его иллюзорно-бредовая дереализация… Но ведь Маша была такой же осязаемо-реальной, как и появившаяся вслед за ней Эльвира Тимофеевна. А уж она-то не могла ему привидеться…
Он разговаривал с Машей, как с живой. Но ведь не могла она выжить после того выстрела восьмилетней давности. И как она узнала, что он здесь? И почему она появилась именно тогда, когда он попал под действие психотропного препарата? И почему она ни разу не коснулась его рукой, чтобы подтвердить свою материальность?..
Торопов подошел к окну, глянул вниз. Судя по высоте, палата находилась на третьем или четвертом этаже основного здания. Раскидистые клены под окном, листва молодая, клейкая. От нового больничного корпуса к старому, через маленький уютный парк, тянется аллея с круглыми клумбами. Больные в темно-серых халатах сидят на скамейках, прохаживаются по газонам. С виду совсем не буйные, они неторопливо наслаждаются по-летнему теплой погодой, так овцы неспешно и с удовольствием пощипывают травку. Но за овечьим стадом посматривают пастухи, а за этим – санитары. Их было всего двое – высокие, крепкие парни в белых халатах. Они смотрели за порядком, отгоняя от клумб особенно рьяных любителей природы и почитателей цветочных букетов. И еще они следили за тем, чтобы пациенты не приближались близко к забору, мало ли что у кого на уме. Тихо, спокойно все, и клоунов нигде не видно…
За спиной с легким скрипом открылась дверь, Торопов обернулся и увидел высокого парня с узким лбом и необыкновенно широкими скулами. Неприятный землистый цвет лица, болезненная желтизна в глазах, но во всем другом он производил впечатление пышущего здоровьем человека – взгляд бодрый, широкие плечи расправлены, походка легкая, пружинистая.
– Привет! – весело поздоровался он с Павлом.
И коротким броском передал ему висевший на плечиках летний костюм темно-серого цвета. Чистый, без единого пятнышка, напаренный.
– Вот, после химчистки, все как положено! – живо отрапортовал парень.
– А химчистка откуда?
– Как откуда? – удивился парень. И, кивком показав на дверь, пояснил: – У нас тут и химчистка, и прачечная, и швейная мастерская. Там, за складом все… Даже баня есть. Вернее, две. Одна для городских, другая – для своих…
– Как это для городских? – не понял Торопов.
– Раньше там лечебно-производственные мастерские были, ну, трудотерапию когда проповедовали, а сейчас – комбинат бытовых услуг для населения. Сами знаете, у нас здесь городская окраина…
Почувствовав к себе интерес, парень расцвел, как подсолнух в ясный летний день, сел на стул, облокотившись на стол, забросил руку за спину.
– Город, промзона, лес, потом мы…
Павел, соглашаясь, кивнул. Кому, как ни ему, знать, в каких далях находится психдиспансер. И через промзону ему пришлось бежать, преследуя киллера, и через лес. Хорошо, он в юности легкой атлетикой занимался, на длинных дистанциях призы и медали брал, в военном институте опять же бегать приходилось часто и много, в войсках марш-броски были… Но и злобный клоун обладал, как выяснилось, отличной физической подготовкой, потому и смог уйти от него, более того, нанести сокрушительный удар…
– Но все равно к нам ездят, от предприятий, от гостиниц. Цены не кусаются, качество хорошее, в общем, без работы не сидим. Вопрос, кто сливки со всего этого снимает? – санитар взбудораженно вскинул вверх указательный палец правой руки. – Кто?
Он сделал паузу в ожидании подстегивающего вопроса.
– Кто? – заинтригованно спросил Павел. Он закрепил плечики с костюмом на высокой спинке больничной койки, сел на табурет. На говорливого санитара смотрел внимательно, с интересом.
– Кто, кто? Кто всем этим заведует? – парень подбородком очертил окружность.
– Эльвира Тимофеевна?
– Ну а кто же! Она здесь и царь, и бог, и главный бухгалтер!.. Да, кстати, меня Роман Васильевич зовут, я здесь старший санитар… Но это всего лишь должность, а так я в банно-прачечном комбинате работаю… Я слышал, вы из милиции? – по-заговорщицки глянув на закрытую дверь, спросил он.
– Откуда ты это слышал? – удивленно повел бровью Торопов.
– Так у нас все об этом шепчутся. Думаю, что вас по нашу душу забросили. Ну, как там у нас на банно-прачечном комбинате дела, финансовые потоки и тому подобное.
– А ты что, Роман Васильевич, хочешь мне что-то рассказать? – воспрял духом Павел.
– Не рассказать, а покаяться, – понизив голос, елейным тоном сказал парень. – Я понимаю, вы не священник, но и я не монах. Все как на духу скажу, только бы в тюрьму не посадили…
– Что, все так далеко зашло?
– А дальше некуда! Если бы только финансовые потоки, а то здесь такое творится! – для пущей убедительности Роман поднял к небу глаза.
– Какое такое?
– Говорю же, две бани у нас. Одна для городских… А кто эти городские? Думаете, трудяги с заводов? Нет. Братва подъезжает! Ну, вы меня понимаете, бандиты там, воры. Бритые головы, золотые цепи… А на каких машинах подъезжают! А каких девочек привозят! Да что там девочки! Сам видел, как Эльвира Тимофеевна к ним ходила. В халате пришла, в шапочке, вся такая ровная и правильная, а вышла – простыня с плеч сваливается, сама вся кривая, шатается…
– И давно это было?
– Да почти каждый раз, когда эти приезжают!
– Кто эти?
– Бандиты!
– А кто конкретно? Может, имена запомнил, клички?
– Лукавый был, Шаман, Бес, в общем, всякая нечисть, – брезгливо скривился Роман.
– Сарацин, Мазут, Зубр… – осторожно, чтобы не спугнуть фортуну, подсказал Торопов.
– Сарацин?.. Вроде да… Мазут?.. Что-то было, – припоминая, кивал парень. – Да и Зубр вроде был.
– А Горухан?
– Горухан?.. Кажется, да…
– Высокий такой, как ты. Волосы черные, лицо широкое, черты лица грубые…
– Широкое лицо, грубые черты? – задумался санитар. И с видом прозревшего человека с улыбкой спросил: – Мордастый такой, да?
– Ну, можно сказать, что мордастый, – засмеялся Торопов.
– И крутой, да?
– Крутой. Очень крутой…
– Да, был такой. С Эльвирой в номерах закрывался…
– Может, у них роман был?
– Может, и был. Эльвира – баба красивая, хоть и не молодая…
– Это кому-то не нравилось?
– Кому не нравилось? – эхом отозвался Роман.
– Не знаю. Возможно, врачу какому-то или кому из персонала.
– Ну, врач есть. Косынцев Илья Макарович. Она ему очень нравится.
– А мог бы он человека из-за нее убить? Того же Горуханова?
– Я не знаю, – крепко задумался Роман. – Он, вообще-то, злой, людей ненавидит, над больными издевается. И еще развратом занимается.
– Развратом?
– Еще каким!.. Говорю же, у нас тут сауна для своих есть. Для городских вход с улицы, а для наших – со двора. Прямо за пищеблоком вход. Больных овсянкой на воде кормят, а для наших в сауне – пир горой. И еще повара водку гонят. Не самогон, а именно водку, сливовую, повышенной очистки. Вку-усная!.. И где они наркотики берут, тоже знаю. У них лаборатория в подвале, они там наркотики из лекарств делают. Нейролептики, антидепрессанты, анксиолитики всякие. Меня близко к этой кухне не подпускают, поэтому я точно не скажу, из чего там наркотики синтезируют. Но вставляет эта дрянь, я вам скажу… Девчонки потом такое вытворяют!
– Какие девчонки?
– Ну вы даете! – изумленно вытаращился на Торопова санитар. – У нас тут такие девочки лечатся, модельное агентство Дольче и Габбана отдыхает. Это которые на госпитализации. А есть еще дневной стационар, там пограничники лечатся…
– Какие пограничники? – не понял Павел.
– Мы их так называем, – бравурно подмигнул Роман. – Это больные в пограничном состоянии, ну, не совсем еще больные. Они лечатся, их кормят, а вечером они домой идут… А считается, что лечат. Красивых девочек сажают на наркотики, а потом в сауну. И для своих, и для чужих, ну, в смысле, для городских. Братва и девочек наших жалует, и наркотики…
– Ты же говорил, что они со своими девочками приезжают, – напомнил Торопов.
– Когда со своими, а когда наших им подавай. Там у Косынцева своя такса…
– Значит, Косынцев этими делами занимается?
– А вы что, не верите мне? – возмутился вдруг санитар.
– Почему же, верю.
– Нет, не верите! Я сам с психами работаю, я их души насквозь вижу! – взбудораженно вскочил со своего места парень. – Вы сами сейчас во всем убедитесь. Косынцев сейчас в бане с девочками. Сами увидите, какие там красавицы! И все под кайфом. Пошли!
Он попытался схватить Павла за руку, чтобы потянуть за собой к выходу, но Торопов уклонился и сам вышел из палаты.
В коридоре было чисто, светло, но пустынно – ни больных, ни медперсонала. Эхо шагов гулко отскакивало от истертой плитки на полу, от давно некрашенных, местами облупленных стен. Пахло лекарствами и карболкой. Но все-таки у Торопова возникло ощущение, что этаж необитаем.
