– Про клоуна я уже слышала. И про то, что ты в зоне сидел, знаю. И про условно-досрочное освобождение тоже знаю…
– Какое условно-досрочное освобождение? – удивленно спросил Торопов. – Не было такого. От звонка, как говорится, до звонка…
– Ну, не было так не было… Значит, служили военным следователем, убили жену, получили срок… А почему про психиатрический стационар не рассказываете?
– Психиатрический стационар? Ну, было, чего скрывать! Проходил обследование, меня признали дееспособным, но с ограничениями, в том смысле, что в момент убийства я был не в себе. Состояние сильного душевного волнения, а если короче, аффект.
– Я знаю, что такое аффект… И сильное душевное волнение у вас было. И душевное потрясение. С тех пор к вам является покойная жена, упрекает вас в том, что вы ее убили…
– Да нет же, приходила она только один раз, вчера.
– Вы в этом так уверены? – удивленно и жестко посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна. И, смягчившись, гораздо более душевным тоном предложила: – Подумайте хорошенько, Павел Евгеньевич, вспомните; может, ваша покойная жена приходила к вам не только вчера? Все-таки восемь лет прошло…
Торопов думал недолго.
– Глупо отрицать, что она ко мне не приходила. Снилась часто. Особенно первое время. Но ведь снилась. А вчера все по-другому было…
– Это вам только так кажется, что по-другому, потому что еще не утрачена свежесть восприятия. К тому же сейчас вы находитесь в той фазе, когда прежняя ваша жизнь находится за гранью реального восприятия. Кое-что вы помните из вашей прошлой жизни, а что-то – плод вашего больного воображения.
– Моего больного воображения?! – схватился за голову Павел. – Что вы такое говорите?
– Хорошо, давайте начнем с самого начала, – сказала врач и сделала глубокий вдох, как будто запасалась терпением. – Вы служите в милиции?
– Нет.
– У вас настоящее удостоверение?
– Я же говорил, что нет.
– Вы звонили своему начальству после того, как вас ударили по голове… а вас действительно ударили… звонили вы начальству?
– Нет.
– Но делали вид?
– Да. Я набрал первый попавшийся номер, но пальцем нажал на рычаг. И после этого начал разговор.
– Разговор с пустотой? – пристально глядя на собеседника, спросила Эльвира Тимофеевна.
– Выходит, что да…
– Как вы сами считаете, может ли человек в здравом уме разговаривать с пустотой?
– Зачем вы так ставите вопрос? – смутился под взглядом женщины Торопов. – Это не разговор с пустотой. Просто я сделал вид, что разговариваю с кем-то. Так многие делают…
– Мне все равно, что делают многие. Меня интересует исключительно то, что делаете вы. Вы сейчас находитесь под моим наблюдением, и я отвечаю за вас. И вы мне сами сказали, что разговаривали с пустотой…
– Нет, не так было! Вы спросили, а я всего лишь подтвердил!
Павел сопротивлялся как мог, но дело в том, что силы его иссякали с каждым произнесенным словом. Он точно помнил, что Эльвира Тимофеевна сама сказала про пустоту, но сейчас ему почему-то казалось, что именно он и сказал ей о том, что разговаривал с пустотой. Под ее пристальным взглядом Торопову стало казаться, что он действительно не в себе. И эта несуществующая служба в милиции, фальшивое удостоверение, разговор с пустотой – все это вода на ее мельницу.
– Ну вот видите, вы подтвердили. Значит, вы согласны со мной… А вспомните клоуна. Он бежал, хохотал, но его видели только вы. А Котов его не видел!..
Эльвира Тимофеевна открыла сейф, достала оттуда пухлую картонную папку, вынула из нее лист бумаги, бросила его на стол перед собой.
– Это объяснительная от Котова. Если есть желание, можете прочесть.
– Можно…
Торопов бегло пробежался взглядом по кривым строчком рукописи. Котов подробно излагал, как сопровождал пациента за пределы запретной территории, как искал с ним следы несуществующего клоуна и так далее и тому подобное. Была здесь и запись о том, что у пациента возникли зрительная и слуховая галлюцинации. Пациент, несуществующий клоун, галлюцинация – все это резало слух.
– Почему он пишет, что я – пациент? – возмутился Торопов.
– Потому что не было никакого клоуна… Как не было никакого Горуханова, – ошарашила Павла врач.
– Как это не было!
– Горуханов был. Он действительно сидел с вами в одной колонии. И действительно он был в авторитете среди уголовников. Но дело в том, что здесь, в Ульянове, его не было. И вы не работали у него. И в клубе охранником тоже не работали… Вы отсидели в колонии пять лет, после чего условно-досрочно вышли на свободу. Вернее, условно-досрочное освобождение послужило лишь поводом для того, чтобы выпустить вас на свободу. На самом деле начальник колонии очень сомневался в вашем душевном здоровье. Да вы и сами в этом сомневались, поэтому попросили лагерное начальство организовать вам встречу с Маловаткиным Леонидом Константиновичем. Надеюсь, вы не станете отрицать, что этот врач ставил вам диагноз?
– Не стану, – кивнул ошеломленный Торопов. – Был Маловаткин. Но я не просил организовать с ним встречу…
На этот неуверенный и жалкий всплеск эмоций Эльвира Тимофеевна отреагировала небрежным взмахом руки. Дескать, зачем ей комментировать известный факт.
– Так вот, ваше лагерное начальство навело справки и выяснило, что Маловаткин Леонид Константинович в настоящее время работает у нас. Но вышла нестыковка. Он действительно работал у нас, но к тому моменту, как поступил запрос, он вышел на пенсию и уехал в родную деревню. Мы уговаривали его остаться, но увы. Врач он хороший, однако ему надоело лечить людей с психическими расстройствами. Вернее, не то чтобы надоело, он просто стал переживать за самого себя, боялся, что сам рано или поздно свихнется на этой почве…
– Да, да, он мне говорил об этом! – вспомнил Торопов. – Был у нас разговор. Он говорил, что чаще всего с ума сходят сами психиатры.
– Вот видите! – покровительственно улыбнулась врач. – Не все еще забыто… А ведь вас действительно сзади ударили по голове, когда вы прогуливались по парку. И мы даже знаем, кто это сделал. В результате удара вы частично утратили память. Я бы даже сказала, что у вас раздвоилось сознание. Не буду загружать вас медицинскими терминами, скажу проще, у вас произошел серьезный сдвиг в реальном восприятии действительности. Когда-то вы работали следователем, поэтому сейчас, после удара, у вас и возникла потребность вести расследование. Вы сами придумали для этого повод. То есть не вы придумали, этот повод родился в вашем больном воображении… Вы действительно состояли в свите Горуханова, возможно, он в самом деле предлагал вам работу на свободе. Вот вы и возомнили, что работали у него.
– Но ведь это было на самом деле. И я могу это доказать!
– Как?
– Давайте съездим в клуб «Седьмая эра», я там работал, меня там знают.
– Нет у нас в городе такого клуба.
– Ну как же, на Фабричной улице!
– Фабричная улица есть, а клуба нет…
– А если все-таки есть?
– Хорошо, мы как-нибудь съездим на улицу Фабричную, и вы сами во всем убедитесь.
– А общежитие, где я жил? Меня там знают.
– И в общежитие съездим, если вы этого так хотите.
– Так давайте прямо сейчас и съездим! – взбудораженно подскочил на своем месте Торопов.
Он точно знал, что жил в общежитии, работал в клубе… Или неточно?..
Павел опустил голову и расслабил плечи, пытаясь осмыслить происходящее. А Эльвира Тимофеевна тем временем подошла к нему, села рядом, легонько коснувшись Торопова локтем.
– Вам сейчас успокоиться надо, Павел Евгеньевич, – сочувственно и озадаченно сказала она.
– Я даже знаю, что за всем этим последует, – усмехнулся он. – Укол сделаете?
– Нет, нет, никаких уколов, – покачала головой женщина. – Прежде всего самоконтроль. Вспомните, как я вас этому учила.
– Ничему вы меня не учили.
– Зачем вы меня обманываете? – с тревогой за пациента и с упреком спросила женщина. – Я понимаю, вы можете не помнить, что было до удара. Но ведь мы только что вели разговор с вами на этот счет. Вы говорили, что видели вчера жену, потом появилась я. Но меня не было, просто вы контролировали себя. Вспомнили?
– Вспомнил, – кивнул Торопов. – Но вы меня не учили. То есть, может, и учили, но не сегодня…
– Ну вот, соглашаетесь, что это могло быть, и то хорошо, – улыбнулась Эльвира Тимофеевна, довольная хоть и малой, но все-таки победой.
– А могло и не быть.
– Мы обязательно побываем и на Фабричной улице, и в вашем общежитии. А еще вы можете прямо сейчас позвонить в милицию и узнать, что не было никакого убийства на Фабричной улице.
– Ну как же не было, если было!
– Прошу!
Врач великодушно указала на телефон, а Торопов набрал «02» и спросил номер оперативного дежурного Ульяновского РОВД, связался с ним и сообщил, что знает, кто убил гражданина Горуханова.
– Какого Горуханова?! – удивленно отозвался мужской голос в трубке.
