— На работу надо устраиваться.
— На какую работу? Наклепали на кобылку!.. Кто меня примет на работу с такими документами? Взяточник… клеветник…
Михаил не возразил: Поклонов определенно прав. И хотя из-за пакостного поклоновского характера Михаилу немало пришлось перетерпеть невзгод, он не мог не подумать о том, что у нас иногда как-то нескладно получается: выгнали человека и забыли о его семье, о детях, да и о будущем самого виновника. Куда ом пойдет, чем займется? И другая мысль лезла надоедливо: неужели
Поклонов так и не понял, как гадко относился к людям, поступал, будто прохвост? Неужели не раскаивается?
— На меня ты зверем не смотри, не такой уж я пропащий, а вот за Виктором поглядывай, он тебе любую пакость может сотворить, — сказал вдруг Поклонов, глядя на кромку стола.
В комнату заглянула жена, обвела испуганным взглядом гостя и мужа, но, увидев, что они сидят спокойно, не ругаются, опять ушла на кухню.
— Ты с кем отправлял мне записку в больницу? — спросил Михаил.
— Сам относил. С кем я еще буду отправлять? У меня холуев нету. — Дрожащими руками он зажег спичку и зачмокал губами, разжигая сигарету.
— Зачем же писал, если злой на меня?
— Зачем? Жена заставила. Говорит, иди извиняйся…
— Ну?!
— Мы не девки, чтобы антимонии разводить… — но он не закончил мысли, опять отвернулся к окну, ссутулил плечи. Михаил посмотрел на его сгорбленную спину и почувствовал жалость к этому неумному, но все же человеку, на руках которого большая семья. Трудно было сказать, будет ли он честно работать или опустится до того, что пропадет совсем. Михаил колебался: были вполне веские причины встать и спокойно уйти, ему Поклонов насолил с три короба, но стоило ли бить лежачего — ведь для этого не нужны ни храбрость, ни сила? «Теперь наши отношения похожи на игру кошки с мышкой… Не много чести быть в таком случае хозяином положения»… — размышлял Михаил.
Молчание затянулось, было уже неудобно сидеть бирюком в гостях.
— Поговорю я в управлении, чтобы тебе помогли устроиться на работу, — наконец пообещал Михаил и поднялся.
Поклонов медленно повернулся. Казалось, его испитое лицо еще больше побледнело; он моргал, кривил губы.
— Неужели ты на самом деле хороший человек? — с трудом проговорил он. — Какой смысл тебе толковать за меня?..
— Кому-то о детишках твоих надо беспокоиться.
— Что верно, то верно — детишки почти без питания…
— Последний урок, надеюсь, и тебя чему-нибудь научил.
— Само собой…
— А жена почему не работает?
— Устроилась, в ночной смене она.
— Это хорошо. А пить ты брось, видел сейчас, как в пивную заходил. Хочешь погубить и себя и семью?
Поклонов опустил голову, но на лице его не появилось раскаяния, по губам пробежала презрительная усмешка.
— В милиции тебе не удержаться, надо другую работу подыскивать.
— Да мне хоть куда-нибудь…
— Вот так. До свидания.
Михаил вышел из комнаты почти уверенный в том, что Поклонов не причастен к угрозе. Но кто же это сделал? Виктор?
Михаил шагал медленно, задумавшись, и не видел Виктора, стоявшего за кустами по ту сторону улицы. Паренек воровато прижался к дереву.
СГОВОР
— Что же ты не извинился? — встретила Ефросинья Силантьевна мужа вопросом. — Али язык отсох?
— Не твое дело, — оборвал Поклонов жену.
Но тут случилось то, чего Поклонов никак не мог ожидать: его всегда тихая, прибитая жена с тряпкой в руке влетела в комнату и закричала неистово:
— Ты когда-нибудь возмешься за ум? Тебя проймет что-нибудь, проклятая твоя душа?! Или ты хочешь, чтобы я забрала детей и ушла от тебя куда глаза глядят?!
Ефросинья Силантьевна стояла у двери в воинственной позе. Взбитые, словно по последней моде, волосы, распахнутая кофточка и обнаженное плечо делали ее похожей на цыганку-ворожейку, какие еще изредка попадаются на базарах. Поклонов обернулся и застыл. Он смотрел на жену с нескрываемым интересом. Впервые за время замужества Ефросинья Силантьевна рассердилась, закричала на мужа, и ее бледное лицо вдруг преобразилось, заалели щеки, и большие голубые глаза, почти всегда опущенные и прикрытые ресницами, неожиданно засверкали, в них вспыхнули блестки, как в тихом озере, скрытые до того на большой глубине. Поклонов залюбовался женой. Оказывается, она еще могла быть красивой.
Что ты, Фрося, чепуху мелешь? — спросил он добродушно.
— Чепуху?! — еще громче закричала Ефросинья Силантьевна, взмахнув тряпкой. — А ты чего мелешь, когда семью ославляешь без денег, когда последние копейки уносишь в пивную? По какому ты праву так поступаешь? Дети тебе виноваты? А я подневольная?
— Перестань.
— Не перестану! Кончилось твое блаженство. С места мне не сойти, если я тебя не заставлю остепениться. Хорошего человека даже чаем не угостил, а всякую шпану водкой поишь. Думаешь, они тебя до добра доведут? Держи карман шире! Я чтоб больше не видела твоих ночных друзей, а то я вас всех отправлю куда следует.
— Фроська! — угрожающе крикнул Поклонов, сделав шаг к жене. — Не твое собачье дело!
— Ах, не мое… — Ефросинья Силантьевна прищурилась. — Встречать твоих друзей, значит, мое дело, а провожать не мое? Ну вот, запомни: я больше их не встречаю, а только провожаю метлой…
— Ты в своем уме? Да знаешь ли ты, что из этого может получиться?
— Что? Зарежут? А мой миленький муженек будет любоваться, когда на меня с ножом бросятся…
Ефросинья Силантьевна натужно засмеялась, подошла к мужу.
— Ты, может, их подговариваешь к этому? Жена стала корявая, да еще недовольство проявляет…
— Ей-богу ты с ума сошла.
Поклонов сел на стул и ладонью вытер вспотевший лоб.
— А ты не спятил? То Михаилу Анисимовичу передачу собирался нести, а то и стакана чаю не предложил. По-людскому ты поступаешь? И нашим и вашим, как собачий хвост, виляешь.
— Да отстань ты, язва!
Поклонов вскочил, но из кухни послышался плач ребенка, и Ефросинья Силантьевна поспешно вышла из комнаты. Она взяла из кроватки ребенка, дала ему грудь и увидела на пороге Виктора Копытова с небольшим чемоданом в руке. Ефросинья Силантьевна подбежала к двери, крича:
— Опять пришел, шаромыжник? Проваливай отсюда! И чтоб глаза мои тебя не видели!
Виктор попятился.
— Вы что, тетя Фрося?
— Ничего! Сказала проваливай-и все!
Оглядевшись настороженно, Виктор вдруг, не сказав ни слова, шмыгнул во двор. Ефросинья Силантьевна знала его как мальчишку нахального, которого выпроводить было не так-то просто, поэтому с недоумением посмотрела ему вслед.
Поклонов догнал Виктора уже на улице, пошел рядом и заискивающе сказал:
— Здравствуй! Не сердись особенно-то, Витя. Жинка чего-то враз взбеленилась.
— Что на нее наехало? — покосился Виктор на Поклонова.
— Вязов приходил, а я не предложил ему чаю.
— Видел. — Виктор перебросил из одной руки в другую чемодан. — Зачем его приносило?
— Черт его знает! Успел уже увидеть меня в пивной, да со старухой.
— Эх ты!
Виктор поспешно свернул за угол, прошел несколько шагов и поставил чемодан к дереву, прикрыв его собой.
— И ты не выгнал? — спросил он.
Поклонов долго прикуривал. Потом глубоко затянулся и сказал, глядя в сторону:
— Дипломатию надо разводить. Ненароком прицепится.
— Это, пожалуй, верно, — согласился Виктор и, оглянувшись, понизил голос:- Надо бы до вечера схоронить чемоданчик, старуха днем приносить не велела…
— Сховать можно, платите вы хорошо, — сказал Поклонов, разглядывая папиросу, — да вот жена взбеленилась, как бы не сотворила беду какую…
— Обратно я нести не могу, — напыжился Виктор. — А жену ты можешь успокоить, силенок хватит.
— Физически-то я успокоить могу, а язык не привяжешь.
— Цену набиваешь? Ладно, скажу, чтобы полтинник подбросили. Забирай.
Виктор отошел от чемодана.
Поклонов вернулся домой с чемоданом в руке, поспешно прошел через кухню, провожаемый злым взглядом жены.
НЕУЧТЕННАЯ МОГИЛА
Вот и отделение. Не так уж много дней Михаил не входил в это парадное, и все же у него радостно сжалось сердце. Сейчас он увидит товарищей по работе, самых для него близких людей. Но вместе с радостью зашевелилась и тревога. Михаил уже слышал о ликвидации института заместителей по политической части. Это значило, что майор Копытов еще более укрепил свое единоначалие, а он, Вязов, как парторг, стал не менее ответственным лицом.
Майор принял лейтенанта с таким горячим восторгом, какого, по совести говоря, Михаил не ожидал после разбора дела Поклонова в городском управлении. Ом крепко потряс руку, усадил рядом с собой, возбужденно рассказывая:
— А знаешь, нас с тобой теперь часто хвалят, на городском совещании ставили в пример., министр отметил в приказе. — Вытирая лысину платком, майор от удовольствия жмурился.
