Использовать новые мозги Бу-Ба остерегался. Оне норовили так закрутить простую даже мысль, что из неё потом было не выпутаться, и это навевало неведомое ранее чувство пессимизма. Мысли эти отказались поддерживать и затухающие попытки спинного мозга стимулировать побег. Последним мятежным испытанием для мятущегося Адама стала невинная овца. Оглядевшись, нет ли пернатых, Бу-Ба вцепился зубами ей в ляжку и в отпаде ощутил тошнотворное отсутствие вкуса. «Липовая!» – мелькнуло в десятипроцентном. Со страшной догадкой он от души укусил себя за локоть. И почти не ощутил боли. «Я тоже липовый! – похолодел он. – Повязали суки… и… и… – тут он в первый раз не по-троглодитски всплакнул, жалея себя нещадно.
Посредством обретения нескольких ноющих шишек Бу-Ба убедился в двух вещах.
Первое. Что, при известной настойчивости, болевые ощущения восстанавливаются.
Второе. Что райский оазис окружён твердью невидимого свойства.
Сидя на термитнике, он шлифовал плоский камешек, обдумывая план подкопа, когда чуткий нос его (такой не притупишь!) уловил неладное. Это был запах ванилина. По опыту Бу-Ба знал, что обычно появление посланников из Наднебесья сопровождалось звуком, подобным лопнувшей тонкой струне, и слабым запахом ванилина. А тут – ни звука. Значит, пришелец здесь давно и подкрался со злым умыслом. Бу-Ба быстро глянул по сторонам и… верхняя челюсть у него приподнялась: прямо перед ним покачивалась в воздухе голова без туловища и отдельно две руки с какой-то верёвочкой. Бу-Ба молниеносно принял позу «распятый кабан», зажав в ладони камень.
– Прошу прощения, молодой чиповек, – произнесло неизвестное Лицо. – Я не думал вас потревожить, но, раз уж так случилось… Я – Пинес, Надведающий Статистическим отделом. Пусть вас не смущает мой вид. Так мне удобней работать… Мне надо сделать несколько необходимых замеров. Так уж не обессудьте… минуточку…
Неизвестное Лицо переместилось за Адама и стало что-то рассматривать у него на заду.
«Ну уж дудки! Лучше смерд!» – не снёс Бу-Ба и, круто развернувшись, с отчаянием хрястнул Лицо по морде.
Судя по всему, промахнулся и поэтому, утратив баланс, неизящно выстелился.
Как-ни-в-чем-небывалая Голова укоризненно покачалась:
– Молодой чиповек. Не будьте суетны! Суета – тщетна.
Вскочив, как обезьяна, воин с боевым кличем «Ых!» изо всех сил дал пинка прямо по мерзко улыбающейся харе.
Нога, не встретив никакого сопротивления, улетела вверх, повергнув её обладателя в ещё более унизительную позицию и вовсе недостойную воина. Тут Бу-Ба почувствовал бессилие – самое тошное ощущение, которое можно предложить здоровенному дикарю, готовому если не остаться в живых, так хотя бы предсмердно насладиться видом синяка своего соперника. Окончательно униженный Бу-Ба, чтобы хоть как-то спасти утраченное достоинство, собрался и щедро плюнул. Плевок безущербно пролетел насквозь, ввергнув воителя в глухую бездну отчаяния.
Голова досадливо опустила руки:
– Я ж вам ясным латинским языком советовал: не будьте тщетны! Тщета раздражает… Вы же видите, что ничего хорошего, так же, как и плохого, из ваших усилий не выходит. Не будьте, пожалуйста, придурком, каким мне вас описали. Я пришёл с миром. Сделать кое-какие замеры и инвентаризировать. Работа такая… А вы прыгаете, суётесь, пинаетесь. Плюётесь, наконец. Не по-божески это. Я понимаю ваши чувства, так сказать, априори… но убеждён, что у вас большое и плодотворное будущее… Рад был познакомиться, всего доброго.
Лицо, со слегка отставшими руками, быстро сместилось в крону сосны, где измерило клюв у рыбного филина, засим помчалось дальше. Филин невинно хлопнул глазами и посмотрел на поверженного Бу-Бу. Воин сделал то же самое и посмотрел на себя. «Какой позор! С какой-то дутой головой не совладал… Работа такая… Ну погоди!.. Экий несуетный попался…»
Свою буйную голову Бу-Ба ранее использовал в основном как тяжёлый тупой предмет в бою или для еды. Теперь же он чувствовал какое-то слабое в ней распирание и знал, что внутри происходит что-то неконтролируемое. У него появились некие навязчивости. Например, он чуял под своей черепной коробкой избыток незнакомых слов, ищущий выхода. Чтобы облегчить орган, он пристрастился «навешивать» слова на всё вокруг. Адам также обнаружил, что слово усиливалось, если к нему прилепить другое. Так аплодиторов он окрестил почему-то «менты поганые». Значения ни одного из этих слов он не знал, но звучало похоже.
Очевидно, Чиповек не считал ворон на уроках Эволюции, ставши поэтому такой скотиной, которая ко всему привыкает.
И были ночи. И были утра. И Трын-трава. И занудные слоны, слоняющиеся попарно: туда-сюда… туда-сюда… туда… У-у-у-у…
Позвоночник Адама (жив ещё, курилка!) из последних сил капал на мозги, слабо обнадёживал: не всё ещё потеряно, ещё будет лучше, что-то должно измениться…
Товарищъ
Спинной был прав.
Одним пригожим ГаллоЕдемским вечерком Адам меланхолически посиживал на безиглом кактусе, расчёсывая спящей иегуаной роскошную гриву жующего свою вечную жвачку льва, и невольно поражался: как это? Такая уйма волос и не одной блохи?! Чудны дела твои, Господи!..
Внезапно в воздухе знакомо тихонько лопнула струна и появился запах какого-то перегара.
«Это что-то новенькое… это не от Создателя…» Первобытный нюх Бу-Бы определенно указывал, что пришелец возник позади. В таких ловушках воин уже бывал. Поднатужившись, он скакнул с лихим проворотом и выкинул вперед правую руку с торчащим средним пальцем. Лев с испугу выронил жвачку, а возникший наднебесник, сдавалось, зла не умышлял. С приветливой улыбкой он первым взломал неловкую паузу:
– Похвально, похвально, батенька! Звегская геакция! (Гость прикортавливал с буквой «р», но столь незначительно, что в дальнейшем мы это опустим.)
– А палец-то убери. Может, у вас в лесу это принято, а тут воспринимают как обиду… Ай-ай-ай!.. Я, понимаешь, в небольшом загуле был и прозявил всё… А Избранник уже тут и прыгает…
Пришелец был невелик, в меру лысоват, а сквозь лукавый прищур то и дело проскакивали искорки.
– Как зовут тебя, мо́лодец?
– Агдамом… – сказал Адам, с трудом приходя в себя от первых комплиментов в этой жизни. Представители Савваофа обычно начинали обращение с «Эй, ты, придурок…».
– Наипревосходнейшее имя, – пропел Загадочный. Что-то оттопырчиво распирало пространство под хитоном на его груди.
«Уж не бабы ли у них такие? – поёжился Адам. – Ведь было же обещано? Так я ещё ничего хорошего и не сделал, никак себя особенно и не вёл. Не-ет! Какая там баба! У баб борода не растёт, а у этого с рыжиной и подрезана клинышком…»
– Ну те-с! Давайте-ка устроим небольшое кустовое совещание вон в том смородиннике… Знаешь, – доверительно понизил голос Незнакомец, – тут вокруг полно аплодиторов. Не люблю я их. Все они – менты поганые… Они тебя не очень допекают?
– Бывает… – неохотно признался Адам. – Пытался я намедни червячка заморить, а этот пернатый тут как тут. Неположено, дескать. Не ты создал, не тебе и морить.
– Какие мерзавцы! Ты с ними не миндальничай. Ты здесь кто? Будущий Начальник. А они – так себе, рядовые аплодиторы, только и умеют, что эфир крылами возмущать. Чего всем-то кланяться? Гордость надо иметь… Вот у меня её есть, могу поделиться…
Гость пошарился за пазухой.
«Так вот что его так распирало! Нешто и впрямь поделится?» – подумал Адам.
К его вящему огорчению, гордости он так и не увидел, зато появился на свет сосуд с голубоватой мутью и два гранёных стакана.
– Ты меня, брат, держись, – щедро наливая, увещевал Незнакомец. – Со мной не пропадёшь… Знаешь, Отче Сам употребляет умеренно и не любит, кто больше Него пьёт. Гнида Архипарх опять наклал Ему давеча, что я заперся в запой. Ух, Пархашка! Неведомо ему, что я добр, пока пьян. А ну как протрезвею! И будет ему архискверно! Ну давай… Ух, хороша!.. Бр-р-р!.. Эти малахольные… – угощатель ткнул пальцем в небо, – пьют нектар как есть. Я же изобрёл нектогонный агрегат, дай срок, научу… Кстати, сколько тебе ума положили? Десять процентов? От же, жмудилы! Я бы тебе больше дал.
Тяпнули по второй.
– Послушай, батенька. Я вижу, ты мужик что надо. У меня к тебе деликатное поручение будет, – собутыльник нагнулся к Адамову уху и загадочно прошептал: – конфиденциальное.
– Эти аплодиторы тут совсем распустились – играют в фанты в рабочее время! Погодь: вот тебе одна штукенция. Ты как увидишь безобразие – стукни в неё. Я и буду знать: ага, есть! Они у меня живо из ГаллоЕдема повылетают. Незаменимых нету.
– А вы, товарищъ, случаем не Сатанеев будете?
– Буду… А ты почём догадался?
– Создатель вашу поговорку поминал. Я долго над ней думал: очень душевный смысл… А это ничего, что я к вам «товарищъ» обратился? Знаете, вы на Товарища похожи.
– Валяй! А у тебя мозги-то верно поставлены. Ну, ещё по одной… Бум!.. Но заруби себе на носу… Ты чего ищешь!.. Ничего?.. Ладно, врубись… Вот я – единственное исключение из пословицы. Не считая, прости Господи, Создателя. Без него вообще ничего быть не может: ни бабочка порхатая, ни слон носатый, ни ты, мой многообещающий… А Искупилова не слушай. Редиска он. Одно слово – программист. За Программу – ни шагу. Только и умеет, что в рот Создателю смотреть да говорить: «Исполнено, Отче…» А таланта в нём ни на грош. Другое дело – я. Я, брат, о тринадцати пядей во лбу и такого Квазиэлетронщика и Психохимика – обыщись, во всём Наднебесье не найти. Без меня у них ничего бы в Программе и не фурычило… Ах, батенька, я такие суперхитрости знаю, и так могу нарегулировать, что никто не поймёт, а все заудивляются.
