В прошлом 1781 г. "В. и В." вернулся с грузом мехов на сумму 57 860 руб. (именно эти великолепные меха мы вывозили из Иркутска в Кяхту, как я описывал в письме от 05.02.82 г.) Через 2-3 месяца это судно выходит в очередной вояж… Лес окрест Охотска изрядно вырублен. В верховьях Охоты хорошего леса тоже нет. Посему верфи заложены в устье реки Урак, в 24-х верстах от Охотска, там же, где была верфь командора Беринга… Мой старый знакомец, купец Юдин заготовил лес зимой. Ещё осенью он добрался до Охотска и, закончив торговые дела, навербовал 40 работников. Они до самой весны валили лес в верховьях Урака, а с паводком сплавили его. Представляете, что это за лес? …Устье Урака образует небольшой залив 200х600 саженей с хорошим дном. Кстати, Григорий там уже строил два судна в компании с другими купцами*(12)".
Якоб задержался в Охотске из чисто профессионального любопытства, чтобы наблюдать за снаряжением "Варфоломей и Варвара". 12-го августа судно отправилось в очередной вояж на восток, а 14-го Якоб отправился на запад "в сопровождении двух якут". Двигались налегке, со сменными лошадьми и уже 5-го сентября были в Якутске.
Обычно в сентябре и первой половине октября Лена вполне судоходна и до осенних дождей павоски успевали подняться хотя бы до Олекмы, а до первого льда были уже на Кучуге. Но в 1782 году осень началась очень рано. "Проскучав неделю в обществе подзадержавшихся купцов и, поняв что до ледостава они с места не двинутся, я нанял в почтовой конторе эстафету в шесть лошадей и при них казака- почтальона и 11-го сентября продолжил свой путь…
Дорога была тяжела из-за плохой погоды и большого количества мелких речек….В начале октября скорость нашего движения ещё замедлилась. Подморозило, и теперь, перед тем, как перейти речку вброд, приходилось разбивать прибрежный лёд. Перед ночлегом необходимо было расчистить снег для установки палатки и нарубить дров на всю ночь для готовки и для просушки одежды и обуви. Несмотря на это за 28 дней мы проехали 1600 верст до Киренска, где и задержались для отдыха и ожидая крепкого льда чтобы далее, уже на санях выехать в Иркутск… Езда по льду Лены удобна и покойна. Станции располагаются в 40-50 верстах, но мы обычно проделывали по два перегона за день".
В столицу Сибири Якоб прибыл 2-го декабря, отдал необходимые визиты, забрал свой европейский гардероб, хранившийся в дом Шелихова и, со всей возможной поспешностью выехал в столицу империи по уже знакомому пути. "Ни за что не соглашусь более на такую быструю езду при таком ужасном холоде. Из Иркутска до С.Петербурга я доехал в 22 дня и потом узнал, что так ездят только фелдъегеря. Зато однажды меня едва не убили лошади, в другой раз я чуть-чуть не отморозил себе всё лицо и, если бы на станции не помогла мне дочь смотрителя, то я, наверное, не был бы в состоянии продолжить путь. Эта девушка не дала мне взойти в комнату, вытолкнула на улицу, потом побежала, принесла снега в тарелку и заставила тереть лицо, тут я только догадался- в чём дело. В тот день было 39 С". Когда Якоб вылез из кибитки на Сенной улице, его качало как моряка сошедшего на берег.
Первым делом он хорошенько пропарился в голиковской бане. К этому непонятному для европейца времяпрепровождению, он пристрастился ещё в Иркутске. Затем, за ужином, рассказал Михаилу и подъехавшему Ивану Ларионовичу последние новости из Охотска. Новости были хорошие. Товары и снасти дошли почти без ущерба, леса заготовили достаточно, суда заложены и, если ничего не случится, к осени выйдут в море. Учитывая эти обстоятельства компаньоны порешили, что пора начинать атаку на Сенат. Через несколько дней было составлено прошение по всем правилам российского чинопочитания :
"С 1781 года пожертвовав нашим иждевением и отважа собственную жизнь, отправился из компании нашей товарищ Григорий Шелихов в Охотский порт, дабы построив три корабля отправиться на них до острова Кыгтака для построения на нем в приличном месте крепостцу и приведение тамошнего народа Её Императорского Величества в подданство. Затем, простирая далее плавание, приобретать другие острова и земли, ещё не открытые. На исполнение ж вышедонесенного употребляем мы более 250 тысяч рублей*(13) не получая возврата не одной копейки.
Дерзаем испрашивать высокомонаршего милосердия, разрешить нам отправить корабль под российским флагом из Санкт-Петербурга в Камчатку с грузом для новооткрытых земель : острова Андрияновские, Лисии, Крысии и Кыгтак и другие, кои будут найдены нашим иждевением. Дабы далее сей корабль шел в Кантон и Макао для наряжения китайской торговли в место Кяхты.
Достаток наш не соответствует ревностному нашему желанию, а препоны кяхтинской торговле лишают надежды вскоре вернуть наши издержки. В таком случае единственная остаётся нам надежда прибегнуть к Высочайшему Её Императорского Величества милосердию и всеподданейше просить о снабжении нас 500 тысяч рублей…"
Кроме 500 тыс. на 20 лет господа компаньоны просили продать им по казенной цене хлеб, соли, пушек, ружей, пороху и свинца, а так же гарантировать право монопольной эксплуатации всех земель, приведенных ими в российское подданство. В написании сей слезницы принимал непосредственное участие сосед и большой приятель Михаила Голикова - Гаврила Романович Державин, коллежский советник сенатской экспедиции доходов. Известный в Петербурге поэт, недавно жалованный золотой табакеркой от императрицы, Гаврила Романович интересовался путешествиями, с удовольствием слушал рассказы Якоба о тихоокеанских мореходах и обещался провести прошение через все препоны и получить хотя бы половину от запрошенного.
Придя в себя после сибирских дорог и оставив все хлопоты на Голиковых, в начале марта Якоб выехал в Амстердам. Кронштадтский порт был ещё покрыт льдом, поэтому его путь лежал в Ригу, оттуда на провонявшей рыбой попутной шхуне - в Данию. За сутки пересек её на почтовых от Балтийского моря до Северного, а там, через германские земли, до Амстердама, куда и прибыл 22 марта. В нем явно прорезалась несвойственная почтенному негоцианту авантюрная жилка. Лететь через пол дюжины стран и два моря, рискуя утонуть в грязи, пропасть в шторм или нарваться на английского капера, чтобы, не имея ничего, кроме туманных надежд на кредит, уговорить семейный совет выделить судно для кругосветного путешествия!
Всю дорогу Якоб готовил речь, которую он произнесет на собрании компании. Но великолепная речь, составленная по всем правилам риторики, с упоминанием великих голландских мореходов и отважных купцов; открывателей новых морских путей и богатых рынков; основателей Ост- и Вест- Индских компаний… не понадобилась. За ужином, устроенном в честь возвращения "блудного сына", юного низвергателя основ огорошили сообщением, что собрание уже состоялось, а опытные коммерсанты ван-Майеры (понесшие значительные убытки от английской блокады) оценили идею, просчитали логику развития новой компании и приняли решение предоставить фрахт с отсроченным платежом. Письмо с предложением уже было готово и Якобу оставалось только перевести его на русский.
Активная переписка в течение весны- лета 1783 года между ван-Маерами и Голиковыми привела к положительному результату. Согласно договоренности "Американской Северо - Восточной, Северной и Курильской Компании" предоставляется фрахт судна не менее 400 тонн сроком на 2 года взамен на участие в доходах компании из оценки вклада 15 тысяч рублей. (Кроме того ван-Майеры под это дело перевели 3 своих судна под российский флаг, что позволило вывести их из блокированных англичанами голландских портов и наладить весьма прибыльную торговлю между Россией и США)
Паралельно с этим Якоб, через Францию, вел переписку со своими английскими друзьями. Осенью 1780 года, перед самым отъездом из Лондона, он видел корабли экспедиции Кука, вернувшиеся из похода после гибели капитана. И теперь, зная что капитан Кук исследовал воды Северо- Западной Америки, пытался получить карты и описания этих берегов. Гарольд Глобб, младший сын владельца компании, сообщил о находящейся в печати книги о последнем путешествии Кука и обещал достать те данные, что не войдут в это издание.
Довольный результатами своей эпистолярной деятельности, Якоб в октябре вернулся в Санкт-Петербург. Столица встретила его промозглым дождем и плохими новостями. Несмотря на всемерную поддержку Державина, их прошение прочно запуталось в бюрократической паутине имперских канцелярий. Якоб тут же присоединился к героической битве Голиковых с "приказным монстром" за казенные деньги и льготы. После полугодового противостояния стало ясно, что по непонятным причинам их прошение бесконечно путешествует по канцеляриям, ходит по кругу или просто теряется. Даже традиционное русское средство - "барашек в бумажке" - не помогало*(14).
Сроки поджимали. Господа компаньоны решили рискнуть и пустить в действие "тяжелую артиллерию". С превеликими трудами Демидов добился для Иван Ларионыча и Якоба приглашения на утренний приём к князю Потемкину. Несмотря на плохое самочувствие "после вчерашнего", светлейший уважил Никиту Акинфича и принял просителей. Через пять минут князь был почти в норме. Новая перспективная идея вместе с рассолом произвели целительный эффект. Умный и дальновидный Потемкин сразу понял, что предложение купцов позволит решить сразу несколько проблем, причем, без казенных расходов.
