Раствор из них давно вытек и примерз к полу. У каждого из нас возникли страшные предположения, которыми никто не пожелал делиться.
У одной из стен находилось несколько шкафов с железными дверцами. Пока мужчины продолжали рассматривать жуткие экспонаты, я решила проверить содержимое шкафов. Открыла первую дверцу – пусто. Открыла вторую – тоже самое. Ожидая вновь увидеть пустые полки, я распахнула третью дверцу и даже не сразу осознала, что на меня смотрит ссохшееся лицо с пустыми глазницами.
Услышав мой крик, Балашов мигом оказался рядом и загородил собой. Но перед нами оказался всего лишь промерзший труп немецкого солдата, забившегося в узкий шкафчик. На полуразложившимся теле была надета серая шинель, а голову покрывал стальной шлем. Казалось, что отчаявшийся солдат пытался от чего-то спрятаться.
Алексей Николаевич вытащил тело на пол. Прикрывая лицо платком, он ощупал труп в поисках оружия, но нашел лишь одну ручную гранату с деревянной рукояткой.
– Ну хоть что-то, – проговорил Балашов, убирая ее в ранец.
Помимо стеллажей, в зале находилось две двери. Железная с надписью «Операционная» и высокая дверь из красного дерева, на табличке которой значилось имя: «Доктор Конрад Рихтер». Сперва решили осмотреть именно ее.
Внутри находился богато обставленный кабинет с огромным портретом Гитлера на стене. Несколько книжных шкафов до сих пор хранили в себе подпорченные влагой тома. Чучела медведя и тигра смотрели на нас стеклянными глазами. Широкий дубовый стол покрывала кипа перевязанных веревками папок.
Я обыскала ящики стола, но внутри нашлись лишь какие-то документы на немецком. Пока что нашим оружием оставались ледорубы и трофейная граната.
Покопавшись в отчетах доктора Рихтера, профессор составил примерную картину произошедшего в лаборатории.
В ходе успешного наступления 42-го года, немецкая армия оккупировала часть Кавказа. Руководство СС распорядилось организовать в высокогорье лабораторию под руководством доктора Рихтера. Целью являлось формирование у организма защиты от сверхнизких температур. Огромный комплекс естественных пещер Дыхтау позволил нацистам в короткие сроки построить базу.
Правда еще до контрнаступления советских войск дела в лаборатории полетели ко всем чертям. Рихтер считал себя продолжателем дела доктора Менгеле, но экспериментировал он не на пленных, а на добровольцах из числа истинных арийцев. Безумец накачивал их экспериментальными препаратами, надеясь создать могучих солдат, способных сокрушить любого врага.
– Записи под конец все более путанные, – всматриваясь в пожухлую бумагу, произнес Антонов. – Судя по всему, эксперименты не удавались, и Рихтер решил продолжить их на себе и своих помощниках.
– И что с ними случилось? – спросил Балашов.
– Неизвестно, дальше записи обрываются. Простите меня, друзья. Ну и в передрягу я вас втянул…
– Чего уж теперь, Сергей Михайлович, выберемся, – успокаивал его Балашов.
Внезапно мы услышали, как со скрежетом открывается железная дверь в операционную. Спрятались за массивным столом в кабинете и стали слушать. Из зала доносились странные звуки шагов, будто по бетонному полу ступали копытца. Неведомое существо подергало дверцы железного шкафа и подошло к кабинету. Балашов взял на изготовку ледоруб, готовясь защищаться. Но, постояв немного у двери, тварь удалилась в сторону операционной.
Мы осторожно покинули наше укрытие и медленно, стараясь не издавать ни звука, вышли в зал. Дверь в операционную оказалась открыта, что дало возможность заглянуть во внутрь. Картина, которая предстала перед нами, преследует меня до сих пор, возникая во снах, и не рассевается в памяти даже по утру.
Сгорбившись над операционным столом трехметрового роста болезненно худой уродец разделывал труп несчастного. Одежды на его теле почти не осталось, а кожа лоскутами свисала с покрытого струпьями тела. Учуяв наше присутствие, тварь повернулась, что дало возможность разглядеть нечеловеческого уродства голову. Вместо рта и носа, на его лице находилось отверстие, из которого выходил извивающийся длинный хоботок. Глаза отсутствовали.
Страх на мгновение сковал нас, удерживая на месте. Уродец издал хлюпающий звук. Из закоулок операционной к нему подошло несколько коренастых созданий в черных стеганых куртках. На их лицах находились кислородные маски, а глаза, скрытые под темными круглыми очками светились синим. Я умышленно не называю их людьми. Движениями этих твари напоминали горилл, а головы неестественно подрагивали.
Осознать происходящее мне удалось, уже когда мы бежали по пещере. У нас остался лишь один работающий фонарь. Погасни он, и мы бы навечно остались в темноте смертельного лабиринта. Я слышала, как синеглазые твари преследуют нас.
Наконец, впереди показались наши палатки, освещенные утренним солнцем, пробивающимся через вход пещеры.
Лейтенант Петренко понял, что дело плохо еще до нашего возвращения. Направляя в чрево пещеры пистолет, он пропустил нас ко входу и передал дрожащего доцента Куравлева.
– Ну, я пошел. Бегите братцы, – сказал Петренко и устремился в глубь тоннелей.
Балашов кричал вслед, пытался догнать и вернуть лейтенанта, но мы с профессором силой потащили Алексея Николаевича наружу. Несчастный Петренко пожертвовал собой, чтобы дать нам немного форы.
К счастью, пурга кончилась. Заснеженный склон освещало ослепляющее зимнее солнце. Балашов и профессор тащили на плечах Куравлева, который все приговаривал:
«Идет солдат немецкий
по русской стороне,
Несет солдат немецкий
винтовку на ремне».
Я шла позади и старалась сосредоточиться на продвижении по опасному склону, но то и дело оглядывалась назад. Внезапно из пасти пещеры показались синеглазые. Они с легкостью передвигались по торчавшим из снега скалам. Понимая, что еще минута и нам конец, я догнала Балашова и выудила из его ранца трофейную немецкую гранату. Только с третьего раза мне удалось отвинтить крышку. Со всей силы дернув за шнур, я кинула ее к гребню склона.
– Почему вы гранату в этих уродов не бросили? – отчаявшимся голосом вопрошал Антонов.
Но Балашов прекрасно знал почему и скомандовал нам скорее прятаться за скальными выступами. Мгновение спустя мы услыхали хлопок, а затем усиливающийся с каждой секундой грохот. Могучая лавина покатилась по склону вниз, сметая на своем пути любые преграды.
Я прекрасно осознавала, что мой поступок мог погубить всю группу, но так хотя бы оставался шанс на спасение. Лишь чудом нас удалось уцелеть. Оказавшись по плечи в снегу, мы принялись помогать друг другу выбраться.
– А знаешь, Маня, – обратился ко мне Балашов, пока я его откапывала. – Чего я дурак молчу? Выходи за меня замуж.
Спуск удалось совершить всего за сутки. Мы не останавливались даже ночью.
Утром четырнадцатого декабря, когда из Нальчика уже готовился вылететь поисковый самолет, наша еле живая от холода группа вернулась в лагерь Безенги. В безумные рассказы никто не поверил. Кроме КГБ. Они тщательно опросили нас, изъяли записную книжку Куравлева и фотоаппарат Антонова. Со всех взяли подписку о неразглашении.
Больше года восхождения на Дыхтаю не осуществлялись. Лагерь Безенги вновь заработал
