Именно потому, что любят, боятся ещё больше.
Вот он шагает около столика и в проходах между партами, высокий и худой, очень подвижной, в неизменном своём костюме цвета перца с солью. Бородка и волосы у него тоже цвета перца с солью.
А если кто из девочек зазевается, не сразу ответит или напутает что-нибудь, так и посыплются разные обидные словечки, с перцем, с солью.
— Короткова!
Короткова встаёт, глаза её наполняются слезами. У этой девочки на фронте погиб отец, недавно только получили извещение. Она совсем не может разговаривать: сейчас же начинает плакать.
Другие учителя не вызывают её. Иван Иванович спрашивает на каждом уроке, и с каждым разом голос Катюши Коротковой звучит увереннее и твёрже.
Иван Иванович подошёл вплотную к её парте, чуть наклонился и как-то особенно бережно выслушивает её ответ.
Не очень хорошо ответила Катюша, но Иван Иванович кивнул головой и поставил в записной книжке против её фамилии (так, чтобы соседки видели) одобрительную закорючку.
Да, его есть за что любить, но и бояться, конечно, тоже необходимо.
Вот он повернулся и встретился глазами со Светланой.
— Соколова!
Светлана встаёт, волнуясь больше, чем на всех других уроках. По арифметике её ещё не спрашивали ни разу.
— Ты уже училась в четвёртом классе?
— Нет, я только третий кончила. Со мной занимаются сейчас, я повторяю…
— Здорово перезабыла?
Теперь он подошёл совсем близко, и глаза у него оказались неожиданно светлыми и добрыми, издали они кажутся совсем другими из-за серых косматых бровей…
И совсем просто было ему ответить:
— Да.
— Попробуй решить задачу.
Когда Светлана стала писать на доске условие задачи, у неё было ощущение человека, когда-то в детстве умевшего плавать, но теперь не верящего в свои силы. А вода глубока, не выкарабкаться, сейчас придётся медленно погружаться «с головкой» и «с ручками».
Иван Иванович не торопит, вот так же отвечала ему Катюша Короткова — могла думать, сколько ей хочется. И вдруг оказалось, что задача совсем простая, даже как будто знакомая, что плыть не страшно. Светлана уже не боялась утонуть.
— Сначала узнаем… Во втором вопросе узнаем…
Ещё раз сложить центнеры, потом тонны… Но она забыла, сколько центнеров в тонне: десять или сто? Светлана писала одну цифру за другой. По лицам девочек она поняла, что ошиблась. Взяла тряпку и стёрла написанное. Нет, как будто правильно получается: 635 тонн 11 центнеров. А к ним прибавить…
И опять весь класс молчаливо подтверждает: «Неверно!»
Светлана положила мел и сказала с отчаянием:
— Забыла!
Обычно в таких случаях Иван Иванович вызывал другую девочку — на помощь, иногда у доски собирались трое или четверо.
Поднялось несколько рук. Туся Цветаева подняла выше всех, улыбалась и даже шевелила пальцами от нетерпения. «Мухи» и Галя Солнцева рук не подняли, на их лицах выражалось страдание.
Как будто не замечая поднятых рук, Иван Иванович сказал:
— Солнцева, напомни.
Галя подошла к доске и, подавая Светлане мел, сказала:
— Их десять, а не сто. Пиши один, а другой один прибавь к тоннам.
С точки зрения математической, это было очень несовершенно выражено, но Светлана поняла сразу. Всё вспомнила о центнерах и тоннах.
Она стёрла «635 т. 11 ц.» и написала «636 т. 1 ц.». Смущённо сказала:
— Я думала, что центнер от слова «сто».
— Правильно думала, — подтвердил Иван Иванович. — Почему же он так называется?
— Ах, да! — радостно вспомнила Светлана. — В нём сто килограммов!
Галя отступила к окну, стараясь показать, что Светлана отлично управляется и без её помощи. Она даже решилась спросить:
— Мне можно сесть, Иван Иванович?
Он усмехнулся:
— Садись, ясное солнышко!
Когда Светлана возвращалась на своё место, она была твёрдо уверена, что никогда в жизни не забудет, сколько центнеров в тонне и сколько килограммов в центнере.
Перед тем как рассказывать дальше, Иван Иванович диктует номера заданных на завтра задач и примеров; пока девочки пишут, ходит между партами и успевает проверить несколько домашних работ.
— «Мушка», дай промокашку! — шепчет «Муха белая» своей подруге.
Иван Иванович говорит сурово:
— «Мухи», не жужжите! — И добавляет, вышагивая длинными ногами по классу, растягивая одни слова и скороговоркой произнося другие: — Промокашки, зубные щётки, носовые платки и гребешки должны быть у каждого ин-н-н-дивидуальные!
Как опытный артист, он делает паузу — «на смех».
Иван Иванович любит пошутить и любит, чтобы оценили его шутки. Это короткие антракты — предохранительные клапаны, открываемые во время урока. Без них слишком велико было бы напряжение в классе.
Галя на беду смешлива. Другие давно уже отсмеялись и пишут дальше.
— Солнцева! Довольно веселиться, пиши внимательнее!
VII
На последней перемене в класс заглянула вожатая — девятиклассница Лида Максимова.
— Девочки, помните: у нас сбор!
Этой осенью Лида выросла сразу на целый каблук, стала подвязывать крендельком тёмные косички и в первый раз надела платье с прямыми твёрдыми плечиками. Девочкам из четвёртого «А» она казалась совсем взрослой.
После звонка Лида появилась опять.
— Пошли, пошли! Аня, Валя, обязательно приходите!
Аня и Валя Ивановы обычно не ходили «а школьные сборы: ведь в детском доме своя пионерская организация. Но они знали, что сегодня будет очень интересный сбор, и решили остаться.
Галя защёлкнула портфель и крикнула «Мухам»:
— «Мухи», подождите, мы идём!
Ей было неловко уйти без Светланы.
А Светлана не торопилась. Не поднимая глаз, перекладывала что-то у себя в пенале, учебники ещё лежали на парте.
— Пойдём, Светлана!
Светлана тихо сказала:
— Не жди меня, ступай. Я не пойду.
— Как не пойдёшь? — испуганно зашептала Галя. — Почему? Ох!.. Ты без галстука!.. Забыла, да? Или у тебя нет ещё?
Вожатая подошла к ним.
— Это новенькая ваша? Светлана Соколова? Что же ты, Светлана, идём!
— У неё галстука нет, — вмешалась Нюра Попова, которой до всего было дело.
— Ничего, — сказала Лида, — пойдём так. Для первого раза прощается, — и взяла Светлану за руку.
Светлана стояла, то поднимая, то опуская крышку парты.
— Я не пионерка.
— Как же так? — удивилась Лида. — Ах, да! Ведь ты… Всё равно пойдём, посидишь с нами, а в ноябре дашь торжественное обещание и будешь настоящей пионеркой.
Светлана ответила страдальческим голосом:
— Нет, я не хочу.
— Как?! Пионеркой не хочешь быть?
Туся Цветаева насмешливо сказала:
— Она в оккупации жила, её фашисты распропагандировали, вот она и не хочет!
— Замолчи, — строго сказала Лида.
Светлана, сжав кулаки, метнулась к Тусе.
Вожатая с трудом удержала её.
— Девочки, уйдите! Все уйдите! Идите в пионерскую комнату и ждите меня там!
— Не смеет! Она не смеет говорить так! — кричала Светлана. — Моя мама коммунисткой была, они её убили за это! Никто не смеет мне так говорить!
Вожатая крепко держала её за обе руки.
— Ну, успокойся, успокойся!.. Уйдите, девочки!.. Сядь, Светлана, давай спокойно поговорим… Почему ты не хочешь быть пионеркой?
Светлана заговорила уже со слезами на глазах:
— Когда нас в третьем классе всех принимали… я больна была… а потом хотели осенью… а осенью фашисты пришли… Ты думаешь, я не жалела, что у меня галстука нет? Уж я бы его вот как берегла!.. А теперь… что же я… торжественное обещание давать?.. С маленькими?.. С девятилетними?.. Ведь мне уже тринадцать лет! Я лучше через год прямо в комсомол…
Нюра Попова как раз в эту минуту просунула в дверь свой острый носик и удивлённо сказала:
— Тринадцать лет? И только в четвёртом классе учится?!
У Светланы опять начали кривиться губы.
— Вот видишь!
Лида подошла к двери.
— Нюра, уйди!
— Да я ничего! Ты придёшь, Лидочка? — Нюра исчезла за дверью.
Светлана встала.
— Иди к ним, Лида. Они тебя ждут.
Лида обняла Светлану — она знала, что иногда это помогает.
— Как же я тебя одну отпущу — такую расстроенную?..
В коридоре шаги и голоса: это вышли из физического кабинета шестые.
Светлана сказала:
— Вот я с ними и пойду, там наши девочки… Только, Лида, не говори, пожалуйста, никому.
— Хорошо, говорить я никому не буду, а с тобой мы ещё завтра поговорим!
Лида проводила взглядом Светлану… Ничего, как будто успокоилась, идёт вместе со знакомыми шестиклассницами, разговаривает…
А из пионерской комнаты нарастающий гул — там четвёртый «А», предоставленный самому себе. Очень немногие девочки слышали то, что сказала Светлане Туся. Нужно ли говорить о поведении Туей сейчас, на сборе, или лучше с ней одной?.. Ведь Светлана просила не рассказывать никому… Ей будет неприятно, если весь класс… И Евгении Петровны — учительницы четвёртого «А» — нет, на беду: хворает уже вторую неделю!
