В вестибюле Госстроя Ковальчуку в первую очередь бросился в глаза огромный щит, на котором крупными, типографским способом отпечатанными буквами был размещен пространный перечень фамилий, имен и отчеств работников, которые должны в текущем году отметить свой юбилей и соответственно получить подарки.
Перечень был четко разграничен: 85 лет — 12 фамилий, 80 — 46 фамилий. Самый обширный список — 75 — 70 лет и самый скромный, всего 6 фамилий — 65 лет. Юбиляров в 60 лет не было, так как основной персонал этого учреждения состоял из кадров, отработавших к своему 60–летию в центральных партийных и других управленческих структурах и затем направленных для усиления работы сюда.
Найдя нужный кабинет, Ковальчук увидел двух сидящих друг против друга справа и слева от двери начальника отдела и его зама. Судя по виду, оба они относились к верхней части списка, вывешенного в вестибюле.
Пока один из них вчитывался в представленные Ковальчуком документы, другой увлеченно изучал какую‑то бумагу.
Внимательно приглядевшись краем глаза, Ковальчук обнаружил, что он сладко спит. Видна годами отработанная поза: нога за ногу, левая часть лица, обращенная к двери, прикрыта ладонью, в правой руке бумага, глаза за толстыми линзами очков вроде бы внимательно читают. И только если очень чутко прислушаться, можно уловить нежный, чуть слышный храпчик.
В это время дверь скрипнула, кто‑то заглянул в кабинет. Спящий не вздрогнул, также годами отработанным жестом чуть приоткрыл глаза, положил на стол бумагу, взял другую (Ковальчук заметил — второй экземпляр первой бумаги) и опять закрыл глаза.
Ковальчук вспомнил, как когда‑то один из таких юбиляров популярно объяснял ему, почему в высших правительственных органах должны работать только лица в очень пожилом возрасте.
— Во–первых, — говорил он, мы уже не пьем, здоровье не позволяет. Нам уже не нужны любовницы — возраст не тот. Наши дети уже выросли и оперились — нам не нужно им помогать. Жена уже не требует новых нарядов и новой мебели — все, что нужно, у нее есть. Поэтому мы взяток не берем, нам их не на что тратить. Мы не думаем в рабочее время, чтобы скорее оно кончилось и чтобы скорее побежать с друзьями на вечеринку или завернуть к любовнице. У нас осталась Только мудрость, и мы полностью отдаемся работе.
Насчет мудрости наших руководителей Ковальчук не сомневался. Эту аксиому ему внушали с молочного возраста органы народного образования и все средства массовой информации. А вот в отношении остального можно было спорить. Что юбиляры не пили и не бегали к любовницам — это было ясно, а вот подношения и «сувениры» брали исправно. Ну а работали, работали примерно так, как сейчас трудился спящий возле него зам. начальника отдела.
Получивший наконец визу Ковальчук негромко попрощался и тихо, чтобы не разбудить увлеченного работой юбиляра, вышел из Госстроя. Уф! Осталась последняя, самая главная, виза — в Госплане. И все!
На следующее утро, воодушевленный вчерашней удачей в Госстрое, Ковальчук направился в Госплан.
Розовенькая, пышненькая, очень смахивающая на только что искупанного поросеночка, секретарша, после полученной шоколадки, сообщила Ковальчуку, что Сергей Сергеевич у себя, но без визы своего референта он ничего не подписывает. Ковальчук пошел в кабинет референта.
Тот внимательно изучил бумагу:
— Так, Иван Иванович визу наклал? Наклал. Петр Тимофеевич визу наклал? Наклал. Даже Лев Абрамович наклал? Ну, теперь накладу и я. А что вы улыбаетесь? Думаете, я не знаю русского языка? Это у нас свой жаргон. Наклал — это не наложил, это уже твердо, весомо, крепко. Так что вроде все в порядке, у Сергей Сергеича вопросов быть не должно.
Ковальчук снова в приемной Сергей Сергеича. Секретарша доложила, что шефа уже нет, он у начальства и будет через 2 — 2,5 часа.
Помаявшись около 2 часов по коридорам и прочитав все объявления, Ковальчук снова в приемной.
— У Сергей Сергеича очень серьезный деловой разговор, сядьте, пожалуйста, подождите, — вежливо попросила секретарша.
Усевшись в приемной на стул, стоявший поближе к двери кабинета, Ковальчук привычно обреченно приготовился ждать.
Из неплотно прикрытой двери два густых баритона (один из которых, как понял из сути невольно подслушанного разговора Ковальчук, принадлежал, очевидно, председателю профкома) не спеша, со знанием дела обсуждали преимущества того или иного курорта и где лучше провести свой отпуск — в Сочи, Крыму или Прикарпатье. Через минут 40 остановились на Балтике — москвичу не так там жарко и обслуживание лучше. Профком вышел из кабинета.
Доложив начальнику о посетителе, секретарша разрешила Ковальчуку войти.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич!
* Здравствуйте! Давайте быстро, что у Вас! Мне очень некогда!
— Да вот, нужно Ваше окончательное решение, Сергей Сергеевич! — И Ковальчук протянул многострадальную бумагу.
Сергей Сергеевич взял бумагу, положил на стол. Затем полез в карман пиджака, медленно, не спеша, вынул ключ.
Так же медленно, не спеша открыл ключом замок ящика письменного стола. Выдвинул ящик. Достал из него футляр с очками.
Положил футляр на стол, задвинул ящик письменного стола.
Открыл футляр, вынул очки, надел. Выдвинул ящик стола, положил в него футляр, задвинул ящик.
Взял бумагу, медленно прочитал. Изучил все визы. Положил бумагу опять на стол.
Опять очень медленно выдвинул ящик письменного стола, достал коробочку с китайской авторучкой. Достал авторучку, положил на стол. Положил коробчку от авторучки в ящик стола, задвинул ящик.
Взял авторучку, снял колпачок, положил на стол. Опять прочитал бумагу. Расписался. Положил бумагу на стол, одел колпачок на авторучку. Положил на стол авторучку. Затем так же медленно, с расстановкой, всем своим видом показывая важность совершаемого, Сергей Сергеевич в обратном порядке проделал все манипуляции с выдвиганием и задвиганием ящика стола. Закрыл его на ключ. Ключ положил в карман. Встал. Взял бумагу, протянул ее Ковальчуку.
— До свидания!
— До свидания, Сергей Сергеевич! Большое спасибо!
На всю процедуру подписания ушло 48 минут.
Радостный, Ковальчук вышел из приемной. Ура! Дело завершено! Можно строить мост!
Но так все хорошо быть не должно. И не бывает. В вестибюле Ковальчука догнала розовенькая секретарша и попросила срочно вернуться к Сергей Сергеичу.
— Слушаю Вас, Сергей Сергеевич!
— Мы с Вами допустили ошибку. Вот свежее постановление Совета Министров, согласно которому в городах, где предполагается строить мосты, половину их стоимости должно оплачивать Министерство транспорта. Поэтому я выделяю только половину стоимости моста — 2,5 миллиона рублей, а на остальные 2,5 миллиона принесите согласие Министерства транспорта. И на уровне замминистра, не ниже!
— Как же так, Сергей Сергеевич? Все уже согласовано, даже Вами, ведь мост нам положен!
— Мало что положен. Пока не будет согласия министерства, средства не выделим!
Ковальчук до сих пор не может уразуметь, для чего правительство вместо того, чтобы сразу выделить средства на тот или иной объект (ведь котел‑то один — «закрома Родины»), из этого котла выделяло их министерствам, а затем просители периферийных исполкомов обивали пороги этих министерств, вымаливая крохи на строительство объектов, которые в большей степени нужны были предприятием этих министерств, чем исполкомам.
Ну, да это лирика. Так положено. Наверно, для того, чтобы периферия почаще ездила в Москву. С «сувенирами». А насчет «положено» Ковальчук, вспомнив старый, но актуальный в этих условиях анекдот, когда на вопрос зеваки в зоопарке, прочитавшего на щите возле клетки со слоном, сколько пищи положено слону в сутки: «Ой, ей, ей! И это все он может съисть?» — Служитель зоопарка, не выпуская метлы из рук, заметил: «Он то может, ему, может, и положено, только кто ему столько дасть?» — уныло поплелся в Министерство транспорта.
Принявший его первый замминистра Н, П. Надпалый, ведающий строительством, категорически отказал в оплате за мост:
— Правительство, выпуская постановления, никогда не взвешивает возможности их выполнения. Постановлений много, денег мало!
Вконец расстроенный Ковальчук, изрядно подвыпив с горя вечером с соседом по гостиничному номеру, на следующее утро, сунув 25 рублей кассирше во Внуковском аэропорту, вылетел в Зеленодар.
А на еще следующее утро, как только Ковальчук пришел на работу, его секретарша ему доложила, чтобы он срочно позвонил по прямому телефону товарищу Поддъяконову.
Тогдашний зеленодарский царь и бог — первый секретарь горкома КПСС Николай Иванович Поддъяконов, имея прямые телефоны с каждым из своих основных подчиненных в горкоме и горисполкоме, ввиду своей постоянной крайней занятости сам никогда этими телефонами не пользовался. Вместо того, чтобы просто снять трубку, ведь телефон‑то прямой, он нажимал на кнопку звонка, вызывал секретаршу и просил ее, чтобы такой‑то работник ему позвонил.
