что-то, отдаленно напоминающее ей себя прежнюю или нет.
По ее ощущениям прошло уже часа три, но «родители» все не возвращались. Элизабет хотелось пить и есть, но она не знала, как позвать сестер милосердия. А кричать ей не хотелось, да и боязно как-то было. Потому оставалось лежать и терпеть, ожидая, что кто-нибудь заглянет к ней сам.
Примерно через полчаса ее молитвы были услышаны и в палату к Элизабет зашли родители. Леди сразу растеряла свою уверенность и смелость, глядя на этих малознакомых и таких непонятных ей людей.
— Лизонька, а вот и мы! Столько всего пришлось собрать! — затараторила мать, едва переступила порог. Отец занял свое прежнее место в кресле, не мешая бурной деятельности жены.
— Вот, смотри, что я привезла, — и женщина стала вынимать из своих котомок вещи, сопровождая каждую комментариями. Элизабет была благодарна ее болтливости, ведь таким образом, она могла понять, что для чего, не задавая новых вопросов. Старательно всё запоминая, леди периодически кивала и пыталась улыбнуться «матери».
После того, как все вещи были разложены на тумбочке рядом с кроватью, как выразилась женщина, что бы все было «под рукой», Элизабет наконец-то смогла напомнить о насущной проблеме. Её мучила жажда, да и голод давал о себе знать. Мать всплеснула руками, мол, что же это она тратит время на ерунду, в то время как ребенок голодает, и убежала куда-то, очевидно за едой.
Отец, молча наблюдающий за всем происходящим со стороны, поднялся со своего места и наполнил стакан водой, помогая Элизабет напиться.
— Спасибо, — тихо проговорила леди, уталив жажду.
— Не за что, доченька! — так же тихо ответил ей мужчина. — Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю или расскажу, пока мама носится?
— Да, — ответила леди, тщательно обдумывая свои вопросы, чтобы не показаться слишком странной «отцу». — Какой сегодня день... папа? — выдавила из себя Элизабет, наблюдая, как расцветает мужчина от ее слов.
— Милая, сегодня четверг, 11 марта, — потом он что-то прикинул в уме и добавил, — 2021 год. В аварию ты попала 17 октября и тогда еще шел двадцатый год. Ты пропустила празднование Нового года, — попытался пошутить отец, робко улыбаясь дочери.
Элизабет замерла, пытаясь переварить полученную информацию.
«2021 год?? Господи, что же это выходит? Я попала в будущее?? Не может такого быть!»
Отец по-своему истолковал растерянный взгляд Элизабет и начал ее успокаивать, мысленно ругая себя за то, что обрушил на девочку такую информацию с ходу.
— Дочка, да не переживай ты так! Я понимаю, что почти полгода выпали из твоей жизни, но мы сможем всё наверстать, главное — что ты жива!
В этот момент вернулась в палату мать, неся в руках пиалу с кашей. Одного взгляда на потерянные лица родных ей хватило, чтобы понять — что-то здесь произошло.
— Саша! — накинулась она на супруга, — ты что наговорил девочке? Вон, на ней лица нет! — Элизабет отрезвили гневные тирады «матери» и она решила заступиться за отца, ведь тот не был виноват в ее испуге и растерянности.
— Я просто слегка растерялась от того, сколько времени провела в больнице, — произнесла леди, осторожно подбирая слова.
— Дорогая! Твой отец всегда умел подобрать неподходящий момент для откровений! — женщина хмуро глянула на испуганного мужа, а затем продолжила более мягко, обращаясь к дочери.
— Лизок, смотри — для тебя кашку заварили медсестры. От нее не должен болеть живот. Давай-ка попробуем пару ложечек скушать.
Элизабет послушно съела все, что ей предложили. И действительно, в этот раз ничего не болело, хотя сама каша на вкус показалась гадкой и практически безвкусной. Но ее организм радостно проглотил порцию, умоляя о добавке. Леди помнила слова доктора об умеренности и осторожности, а потому не рискнула попросить еще.
*Бурдалю — женское подкладное судно для мочеиспускания (утка), продолговатой формы с одной ручкой, по форме напоминающее соусник — изящный предмет французского обихода XVII—XVIII веков. Бурдалю обычно изготавливались из фаянса или фарфора. Как правило, изделие украшалась изысканной росписью.
Иногда на донышке бурдалю помещались рисунки и надписи игривого содержания, соответствующие нравам XVIII века. Например, на бурдалю из петергофской коллекции изображён глаз и надпись на французском языке: «Он тебя видит, шалунишка!».
Глава 3
Родители пробыли с Элизабет еще примерно час, болтая обо всем на свете и передавая приветы от незнакомых ей людей.
Из разговора она узнала, что их дочь Елизавета ученица школы, которой осталось доучиться этот год. Но, как выяснилось, впереди ее ждала учеба в университете. Причем, об образовании дочери они говорили, как о чем-то само собой разумеющемся. Леди Крамельтон знала, что в ее 1849 году, среди молодежи становилось модным учиться, и девушки рвались получить образование наравне с мужчинами. Но это всё еще считалось нонсенсом и не приветствовалось в высшем обществе, и потому для Элизабет такое отношение родителей к образованию казалось непонятным.
Конечно, оставались пансионы и школы при духовенстве, но в университетах всё еще невозможно было увидеть юную барышню. А теперь, выходит, что и самой Элизабет придется там обучаться, рядом с мужчинами. Это было и странно, и надо признать, интересно.
Леди задумалась о том, каково это будет — снова пойти учиться, корпеть над книжками и слушать учителей, а потому не заметила, что «мать» обращается к ней с вопросом.
— Лиза, ну ты чего? Замечталась, да? Я спрашивала, почему ты поехала тогда на байке, с этим жутким Максом? Раз ты пришла в сознание, то к тебе скоро наведаются следователи, попросят дать показания, конечно же, в нашем присутствии, тем более, тебе еще нет восемнадцати.
Оба родителя уставились на Элизабет, ожидая какого-то ответа. Все, что могла выдать леди в такой ситуации, это «Я ничего не помню!». Леди Крамельтон вообще плохо понимала, о чем говорит женщина. Что такое байк? Животное такое? И кто такие следователи, с которыми ей придется общаться. И уж точно ничего не знала ни о каком Максе!
—
