В назначенный день зоологи попросили Михаила Панкратьевича — хозяина дома одной полузаброшенной вологодской деревни, в котором они остановились, принять московского гостя, а сами, как всегда, ушли на маршрут.
Когда они вернулись, оказалось, что Саша не приехал. Евгений Николаевич и Олег решили, что какие-то обстоятельства не позволили ему вырваться в тайгу.
На следующий день зоологи на рассвете снова отправились в лес. В нескольких километрах от деревни они наткнулись на стоящую прямо у лыжни припорошенную снегом палатку.
Около нее виднелись воткнутые в сугроб широкие лыжи, кострище и поленница дров. Рядом с ней лежал сломанный топор. Топорище было целое, а обух лопнул.
Но исследователей привлек внимание не сломанный топор, а голые ступни, выглядывающие из полотняного жилища. Олег по ним узнал человека. Это был Саша.
Олег постучал лыжной палкой по крыше палатки.
— Живой? — спросил он.
— Живой, — ответил ему изнутри брезентового домика скрипучий голос. — Я слышал, как вы подъехали. Не спится под утро. Прохладно.
— Это заметно по твоим синим конечностям, — сказал Олег.
— Вечером тепло было, даже жарко, — произнес невидимый Саша. — Я даже из спальника вылез.
Палатка заходила — вероятно, Саша там одевался.
— Ну, ты и проводник! — продолжал разглагольствовать Саша, — так дорогу описал, почище Ивана Сусанина.
С этими словами он, наконец, вылез наружу.
— Чай кипятите — вон дров сколько. А я пока рюкзак соберу.
Евгений Николаевич быстро развел костер и поставил на огонь котелок.
— А это что? — показал Евгений Николаевич на сломанный топор.
— Некачественное изделие. На обухе с перекалом. Топорище я сам делал. Оно и не подвело. А сталь плохая. В следующий раз буду выбирать. Хорошо, что я дрова успел нарубить. А то холодновато все-таки.
— Почему же ты деревню не нашел? — спросил, морщась от дыма, Олег, — до нее всего три километра.
— А это ты так объяснял, как ее найти. Написал — иди, мол, по нашей лыжне, больше на широких лыжах здесь не ходят. И придешь. А вы, я вижу, тут так волков гоняли, что весь лес в тропах. Поди разберись, какая к деревне выведет. Я поискал-поискал, а потом смотрю — смеркается, лучше я в своей палаточке, да в своем родном спальничке переночую. Развел костер, поужинал и на боковую. Только вот топор сломал.
— Не холодно было? — спросил, разливая горячий чай по кружкам, Евгений Николаевич.
— А у меня спальник зимний. Из верблюжьей шерсти. Тяжеловат, зато спать везде тепло.
Зоологи тем временем попили чаю, Саша взвалил себе на спину свой огромный рюкзак.
— Иди по нашей свежей лыжне. Дойдешь к деревне. Крайний дом. Спросишь Михаила Панкратьевича. Он тебя приютит.
— Нет, я лучше с вами похожу. Разомнусь, тайгу посмотрю.
— Ну, как знаешь, — и Евгений Николаевич, а за ним Олег пошли по лосиным и волчьим следам. Шествие замыкал Саша.
Шли они недолго: через километр Олег нашел растерзанную волками лосиху.
Олег и Михайлин встали в стороне, а более опытный Евгений Николаевич стал внимательно обходить место трагедии, для того чтобы понять, какую тактику в этом случае применяли волки и как защищался лось.
Потом он позвал своих молодых коллег, доложил им результаты исследований и предъявил все четыре конечности лосихи, на которых оставалось еще порядочно мяса.
Саша посмотрел на них, достал нож и стал обрезать то, что оставили им волки.
— Ты что делаешь? — забеспокоился Евгений Николаевич.
— Мясо обрезаю. Вечером суп сварим.
— А волки? — продолжал волноваться Евгений Николаевич. — Они ночью придут доедать, а им есть нечего.
— Другого лося задавят, — равнодушно отвечал Саша.
— Но это уже не чистый эксперимент, — возразил Евгений Николаевич, — это уже артефакт. Антропогенный фактор.
— А вот и им есть что поесть, — сказал Саша, показывая на не замеченную Евгением Николаевичем и Олегом еще одну ногу лося. Пятую.
Пристыженные следопыты оставили Сашу за мясницким занятием, раскопали снег на месте трагедии и обнаружили остатки еще одного лося, поменьше.
Евгений Николаевич с Олегом пошли дальше, а Саша погрузил мясо в свой рюкзак и отправился в деревню, к Михаилу Панкратьевичу. Варить суп.
* * *
Олег думал, что бездонный бидон наконец-то опорожнился. Но оказалось, что он ошибся. Саша вытащил из алюминиевой емкости аккуратную тугую связку тросиков.
— Вот, — сказал он Олегу. Для по́тасков. На весь путик хватит.
Олег, в отличие от старшины Сочавского, не стал задавать нелепых вопросов, что такое по́таски и что такое путики. Олег знал это хорошо. Потому что они вместе с Сашей оканчивали один и тот же институт. Заочный. Пушно-меховой. Который в Балашихе.
Олег помнил, как вместе с ними сдавал вступительный экзамен директор какого-то заповедника — солидный дядька, которого начальство, очевидно, насильно отправило получать высшее образование. Директор был в зеленой форме с алюминиевыми дубовыми листьями на лацканах и в галунах.
Его только спросили какая птица живет в Арктике.
— Пи́нгвин, — не задумываясь, ответил директор.
— У вас есть тяга к знаниям, — вздохнул экзаменатор. — Ставлю вам «хорошо».
* * *
Из бидона тем временем появился новый сверток.
— Шкурки, — пояснил Саша.
— Какие шкурки?
— Зверюшек разных. Две норки, ондатра, горностай, хорек. Всего понемногу. Да еще три зайчика, да еще одна собачка. Ты их развесь, чтобы отвиселись. Да смотри, чтобы моль не съела.
— Когда же ты успел?
— Да этой зимой и успел.
— А где? В самоволку бегал?
— Никуда не бегал. Всё на территории части. Это же особо охраняемый объект. Как заповедник. А значит — и зверей много.
— А чем добывал?
— Да капканами. Пяток через каптерщика раздобыл. А зайчиков — петлями. Сначала, правда, не получалось. Проволоку никак не мог подобрать. Они у меня через одного петли откручивали. Правда, потом в другие попадались. С обрывками проволоки на шее. Я таких называл Юлиусами Фучиками.
— Да откуда у тебя на это всё время? Ведь армия, служба все-таки.
— А времени много и не надо. Помнишь мужика из нашего института?
Олег и это не забыл.
* * *
Больше всего Олегу запомнились сессии в Балашихе, когда со всего Союза туда съезжались охотоведы, егеря и работники заповедников.
Вернее, даже не сами сессии, а вечерние посиделки в общежитии. Водка была московская, то есть хотя и качественная, но самая ординарная, а вот такой закуской (которая, кстати, исчезала за два первых вечера) не мог похвастаться не один стол, даже кремлевский. Икра красная с Камчатки, икра черная с Каспия (качеством, естественно, гораздо лучше, чем магазинная, потому что приготовлена была самими добытчиками), копченая изюбрятина, лосятина и медвежатина, жареные и консервированные в собственном соку рябчики, всевозможная соленая рыба — осетры, сиги, лососи, палтусы, и множество банок с моченой брусникой, морошкой, клоповником и еще какими-то совершенно непонятными дарами лесов, морей и рек нашей необъятной Родины.
