собранная еще с вечера, тяжелый Стечкин – в кобуре, сам Гуров для нас их пробивал вместо Макаровых. Понятное дело – по ночам в Москве уже из автоматов стреляют. Кстати, сколько же времени я не ночевал дома до сего дня? Четыре дня? Пять?
Топчан в дежурке – для нас это еще роскошь…
Выхожу, и только прилаживаю маленький кусочек бумаги в дверь – телефонный звонок, длинный, настойчивый.
А это еще что…
– Да.
Никто из нас – никогда не представляется, потом поймете почему.
– Добрый день. Вам следует подъехать в основное здание.
– Тридцать три.
Тридцать три – это «понял». У нас – свой язык.
После возвращения из Афганистана – меня лично принял Пуго11. Он же выделял квартиру – надо сказать, отличный был мужик, хотя и знал я его мало. Добрый. Спросил, где я хочу работать. Я ответил – на войне.
Следом – была оперативная группа по Нагорному Карабаху, ранение – и предложение от легендарного генерала Александра Гурова перейти в шестое управление. В нем я работаю и доселе, хотя звонок не оттуда – с Житной 1612.
И ехать туда мне совсем не хочется. Да видимо, не уйдет это от меня…
На улицах Москвы – машин почти нет, рано еще. Старые, рогатые троллейбусы – уныло плетутся вдоль тротуаров. Сыро, лето совсем не чувствуется…
И палатки. Палатки, палатки, палатки…
С тех пор, как объявили свободу торговли, как спекуляция стала из уголовно наказуемого деяния деянием нормальным, и даже поощряемым – торговать бросились все. И всем. Кто-то продает вынесенное с завода, кто-то – выращенное на своем или колхозном поле. Последние – мешочники, каких не было со времен Гражданской войны – они сильно поднялись в эту несытую зиму. Тот, у кого на продажу есть еда – делал два, три конца. Потом, на них, конечно, насел рэкет. Вон, стоят, раскрылились. Приметы современного рекетира – кожаная турецкая куртка или джинсовка по жаре, цепура из золота (типа денег девать некуда), у некоторых – уже мобильные телефоны, но это скорее примета больших боссов. И тачка, у кого попроще девятка или Волга, а кто побогаче – тот покупает или владивостокскую Тойоту, или пригнанную из ФРГ доблестными воинами ГСВГ подержанную бэху – БМВ. Из Японии – все советские суда, да и не советские тоже – приходят по Владивосток заставленные иномарками по самую надстройку, чтобы больше влезло – их ставят «на попа». Потом их перегоняют в Центральную Россию… а по пути на Сибирском тракте – поджидают разбойники. Сколько могил безымянных вдоль дороги – не счесть. Ну а немецкий канал открылся после того, как всем солдатам и офицерам выводимой из Германии Западной группы войск разрешили бесплатно, беспошлинно ввезти для себя по одной иномарке. Вот и начали лихие люди ввозить – у кого связи в минобороны – договариваются, записывают на солдатиков, берут справки – и гонят. Есть тут и дикари – те, кто едет в Германию сам, покупает машину и гонит в Союз. Растаможить ведь можно не только по военному каналу, есть и афганский, есть и церковный каналы льготной растаможки13.
Вот и гонят. Для директоров заводов, для отцов спекуляции и обнала, для кооператоров, для братвы. Страна стремительно перерождается в буржуазном смысле – все то, чего мы так долго боялись. Все то, о чем мы так долго мечтали…
Правильно ли это? Я не знаю. Я мент, я имею дело с самыми темными сторонами человеческой натуры. На выборах – голосовал за Ельцина. Почему? А потому, что хватит, наверное, уже врать самим себе, кто мы есть и что из себя представляем. Угробили органы требованием девяностопроцентной раскрываемости – у не в пример лучше оснащенных полицейских ФРГ, США, Великобритании раскрываемость по квартирным кражам, например, процентов тридцать, сорок – никак не больше. А с нас требуют минимум девяносто! Ну и что в итоге – а в итоге массовое укрывательство заявлений от регистрации – не можем просто принять заявление от потерпевшего и все. И в конечном итоге это оборачивается обратной стороной – вора берут, он называет даты, имена, соучастников – а его не привлекают! Почему – а потому что укрыли заявление от регистрации и если привлечь по этим эпизодам, то заодно попадет и тем, кто укрыл. Раньше укрывали кражи, грабежи малозначительные – шапку сшибли. Теперь укрывают изнасилования, разбои – даже убийства. Как? А так – внаглую пишут «некриминальный труп» – и всё. Непрошибаемо.
И в жизни… если мы строим коммунизм, то х… ли так торговать то рьяно кинулись? А если кинулись – так может, признаем, что никакие мы не коммунисты, и никакой коммунизм мы не строим. Ельцин, по крайней мере, честно признал, бросил партбилет. Вышел из партии и я (принимали перед Афганистаном, всех чохом) – хватит уже вранья.
Но все-таки… не знаю, так ли это было надо делать? Ну, да, вожжи надо было ослаблять. Но потихоньку, а не совсем отпускать. А тут – совсем отпустили. Вот и творится – не пойми, что.
Да и я, если честно… вот как, например, это нормально, что я работаю в союзной структуре, а голосовал за Ельцина? Хотя сейчас сам черт разберет.
…
Машину удается оставить на Крымском валу, недалеко от министерства – ездят то сейчас мало, потому что бензина нет, а вот припарковаться негде, потому что все машины стоят. Здесь тоже торгуют. Как только я выхожу из своей Тойоты – цыганки подхватываются и оперативно сваливают, а цыганенок – наоборот бежит ко мне.
– Дядь, девочку будешь?
– Ша.
– Дядь, совсем молодые есть, чистые.
Пытаюсь прихватить – но цыганенок выворачивается
– Тьфу!
Кого только в Москве нет…
…
Куратор – на сей раз его помощник – ждет меня внизу, потому что пропуска на Житную у меня нет. Одухотворенное лицо то ли комсомольца, то ли мошенника на доверии. Строгий костюм фабрики «Большевик».
– Подполковник Дедков?
– Он самый
Помощник оглядывает меня с головы до ног. Понятно, что увиденное ему не нравится – джинсовый верх и джинсовый низ, цепура и гайка.
– Как вы… одеты?
– Нормально одет. В самый раз.
Помощник фыркает, не в силах выразить возмущение
– Шестой отдел, юноша, живет красиво.
– Вас вызывали… к министру!
– Переодеться времени не было. Вам же срочно.
Помощник снова пышет гневом как перекипающий на плите чайник.
– Я могу съездить домой и переодеться.
У помощника выкатываются глаза – заставлять ждать министра! На нас уже оглядываются. Здесь вообще –
