Вера Павловна внесла на подносе ужин. Дымилась жареная с луком картошка. На тарелке в зеленом горошке разлеглась ветчина. Легкие пончики! Пироги!
Бледнорозовый, но отчаянный хрен! Что-то еще, но желудочный сок туманил глаза и Вениамин Петрович уже плохо видел.
– Вера Павловна! – ахнул Бунин, смахнув слезу. – Вы собираетесь все это съесть за ночь?
– Нет. Пополам! Теперь у нас все будет пополам, – сказала Вера Павловна, накладывая на тарелку картошку, туда же салат, кусок ветчины, горошка, кучку хрена, который тут же вцепился в глаза и нос Бунькина.
– Но на ночь же! – простонал Вениамин Петрович, густо намазывая масло на свежий хлеб. – Вы не думаете о желудке!
– Что о нем думать! Пусть лучше обо мне кто-нибудь подумает! – Вера Павловна разлила из графинчика водку и зажгла папиросу: – Ну, за знакомство!
– Вера Павловна! В нашем возрасте пить и курить – это уже, простите, ни в какие ворота! – Бунин хотел что-то добавить, но Вера Павловна чокнулась, выпила и так расхрустелась огурчиком, что Вениамин Петрович не выдержал -забытым движением опрокинул рюмочку в рот и накинулся на еду так, что Вера Павловна перестала жевать и, подперев голову, нежно уставилась на него.
– Кушай, Веня, только жуй хорошенько! Ишь как изголодался! Сколько же лет не обедал-то?
Бунин пробурчал что-то, продолжая жевать, испытывая жуткое удовольствие от того, что ест много, ест вкусно, хотя на ночь такие оргии устраивать нельзя!
Нельзя! Но до чего вкусно то, что нельзя!
Наполовину опустошив поднос, Вениамин Петрович пришел в себя и отвалился от стола:
– Вы меня убиваете, Вера! Это ужасно!
– Это прекрасно! – поправила Вера Павловна. – Как ты замечательно ешь!
Много. Быстро. Точь-в-точь первый муж, который был адъютантом!
Бунин покашливанием старался перекрыть икоту, с ненавистью глядя на булочку с кремом, которую нельзя было не съесть, но и есть уже не было сил.
– Веня, а детей у тебя, случайно, никаких нет? – спросила Вера Павловна.
– Нет никаких детей, слава Богу! А то бы тянули из меня последнее! – Бунин злобно проглотил булочку.
– Плохо, Веня, ох плохо! Если бы из меня кто-нибудь что-то тянул, все б отдала! – Вера Павловна глубоко затянулась папиросой, закашлялась. – Пуговки у тебя разными нитками пришиты, Веня. Весь ты аккуратный, но неухоженный. Давай пиджак.
Вениамин Петрович снял пиджак, прижал правую руку к телу, потому что на рубашке под мышкой светилась дыра, но не слишком заметная, поэтому он откладывал зашивать. Без пиджака и от выпитого Бунькин почувствовал себя мужчиной. Да еще на стенах воинственно блестели сабли и пистолеты. Захотелось крикнуть ура и броситься на Веру Павловну. Вместо этого он сказал:
– Вера, нам, очевидно, придется сочиться… счестья законным браком…
– Что значит «очевидно»?! Только законный! Хватит! Я уже не девочка! Было тут два таких ухажера! Поматросили и бросили! Я женщина серьезная, у меня все мужья были не ниже капитана, так что все официальным путем. Без фокусов чтобы!
– Ты меня перебила! Естественно, если браком, то законным! Мне по-другому не подходит! Но если и суждено стать мужем и женой, я бы хотел оговорить некоторые, так сказать, условия совместного проживания.
– Ну-ну! – Вера Павловна откусила нитку, которой пришивала пуговицу.
– Во-первых, Верочка, попрошу у нас не курить!
– Здрасьте! Я начала курить, когда тебя еще на свете не было!
– А теперь потерпи до тех пор, пока меня снова на свете не будет! Пойми, Веруня, – Бунин почувствовал, как опять жует что-то вкусное, – ты не читала, как никотин западает некурящему прямо в душу? А я у тебя некурящий! Чем курить, лучше гулять по воздуху! Я покажу тебе упражнения йоговской гимнастики и ты похудеешь в два дня! В два дня ты себя не узнаешь!
– Нет, Венечка, это ты себя не узнаешь, если вздумаешь тут казарму устраивать!
Поверь, у меня было четверо мужей, это хорошая школа. Я знаю теперь, как жить.
Я все поняла. Не надо лезть друг другу в душу!
– Но если не лезть, зачем жениться, объясни тогда?! – Бунин отхлебнул компот.
– Зачем? Какой это союз двух любящих сердец, когда столько сахара в компот кладете!
– Ну хорошо, Веня. Ты мне нравишься, у тебя незлые глаза, хороший аппетит! На тебя приятно готовить. Ты мне напоминаешь одного моего мужа, но неважно… Я знаю, у тебя приличная пенсия, так что в сумме ты как мужчина имеешь право требовать.
– Конечно, имею, как мужчина! – Вениамин Петрович выпятил грудь.
– Я буду курить на лестнице и меньше, – согласилась Вера Павловна. -Действительно, живем один раз и тот заканчивается. Может, ты прав. Но мой второй муж, полковник в отставке, никогда не попрекал папиросой!
– Учти, Вера, я твой последний муж, подумай хорошенько!
– А третий муж, майор бронетанковых войск, мыл полы!
– Но я, как известно, не майор! Тем более бронетанковых войск! Так что, извини, но пол по твоей части!
Вера Павловна схватила со стены саблю, рубанула воздух и закричала:
– Будешь мыть пол, будешь! А я о тебе заботиться стану! Заштопаю всего, вымою, отутюжу, откормлю – ты у меня станешь майором! – она грохнула саблю на стол, между вилкой и ложкой. – Давай, Веня, прикинем по-хорошему на что будем жить.
Сложим пенсии в кучку.
Сначала Бунин обиженно молчал, косясь на саблю, но когда будущая супруга начала бездарно складывать, вычитать, делить, он вмешался. Они разгорячились, то соприкасаясь головами, то вскакивая и кружа по комнате. Бунин кричал, что не потерпит у себя в доме этот старый шкаф, эту развалюху, хоть она и служила Кутузову. Надо купить стенку, сейчас в каждом приличном доме есть стенка…
Вера Павловна усаживала его на место, совала в рот кусок пирога с капустой и говорила, что шкаф вместительный, а стенка – это молодым. Лучше купить цветной телевизор, чтобы на старости лет увидеть все в цвете…
Незаметно стемнело. Вениамин Петрович спохватился лишь в первом часу.
– До завтра, дорогая, – он направился к вешалке за шляпой.
– Куда?! – Вера Павловна ловким маневром перекрыла дорогу. – Останься!
– Нет, нет, нет! – Бунин покраснел и надел шляпу задом наперед, отчего стал похож на ковбоя, сидящего на лошади задом. – Не в моих правилах оставаться у женщины в первый же вечер! Руку поцеловать могу!
– Руку целуй себе сам! Уже не вечер, а ночь. И дождь идет. Оставайся, – Вера Павловна сняла с него шляпу, потом пиджак. – Да не бойся, не трону! Я лягу там, а ты на диване. Иди, почисть зубы перед сном, помойся и бай-бай! Полотенце твое висит. Ну, не ломайся!
Идти с полным желудком в дождь не хотелось. Поэтому поломавшись для приличия, Бунин остался. Пошел в туалет, почистил зубы, ополоснул лицо. Когда вернулся в комнату, ему было постелено. Вера Павловна уже лежала на кушетке, небрежно прикрывшись одеялом.
– А мой капитан третьего ранга перед сном раздевал меня собственноручно, -вздохнула Вера Павловна. – Спокойной ночи, Веня. Будем спать.
Вениамин Петрович погасил свет, сам себя раздел и лег на хрустящую простыню.
Утром он проснулся свежим и отдохнувшим, желудок не беспокоил. Вера уже хлопотала на кухне. Вениамин Петрович подкрался к ней сзади, долго выбирал место, по которому бы ее шлепнуть и решил, что уместно коснуться плеча.
– Ап! Вот и я, товарищ генерал! Как спалось?
– А вот хамить не надо! – зло ответила Вера Павловна. – Я думала, ты честный человек! Чего ж не предупредил, что храпишь?!
Бунин побледнел:
– Возможно, я и храплю, но будучи в поездах дальнего следования, домах отдыха и в санаториях, я спал с разными людьми – никогда жалоб не было! Тем более многие мужчины, особенно богатыри, испокон веков храпели по-богатырски! Неужели твой майор бронетанковых войск…
– Ты Василия не трогай! – Вера Павловна двинулась на Бунина с кухонным ножом.
– Василий никогда себе такого не позволял в присутствии женщин! Так что, если желаете вступить со мной в брак, будем менять мою квартиру и вашу на двухкомнатную, чтобы вы храпели отдельно!
– Вряд ли мне подойдет ваш вариант! – рассердился Вениамин Петрович. – Вы тут курите, пьете, наедаетесь на ночь, меня скармливаете и еще «не храпи», «не ходи»! Нет! За ужин большое спасибо, но на всю оставшуюся жизнь я себя связывать с вами не намерен! Неизвестно, сколько осталось!
– Такому как вы осталось немного! Тоже мне, подарочек! Да вы, наверное, и в армии-то не служили! Сачок! – Вера Павловна ножом рубанула репчатый лук.
– Я не привык скандалить с женщинами, Вера Павловна, я выше этого! Прощайте!
Ухожу, кухонная вы баба!
– Дуй, дуй! – Вера Павловна двинулась в прихожую, не выпуская из рук ножа.
Вениамин Петрович нахлобучил шляпу, хотел презрительно оглянуться, но не успел и вылетел из квартиры…
Получив боевое крещение, Бунин стремительно шел по улице и думал: "На кой черт это надо! Зарежут на старости лет и вся любовь! Да пошли они к черту! Один не проживу, что ли?..
