Через неделю ему позвонили и сказали: есть человек. Сначала он наотрез отказался, но когда услышал, что это бывшая санитарка и двадцать пять лет отработала в популярной больнице, он согласился взглянуть. Тем более у нее двухкомнатная.
– Ты же ничего не теряешь, – сказали ему, – не понравится, ушел и все!
– Не понравится, все и ушел! – бормотал он, направляясь по указанному адресу.
– Будет выпендриваться, тут же уйду! Надо еще проверить, что она за санитар такой, небось, шприц в руках не держала. …Дом был кирпичный, очевидно, кооперативный, недалеко от универсама, через дорогу парк.
Дверь открыла худющая женщина с лицом, вызвавшим у Вениамина Петровича неприятные ассоциации, но с чем – непонятно.
– Здравствуйте, – сказал Бунин, сняв шляпу, – вы по поводу замужества?
– Я, – прошептала хозяйка. – Проходите, пожалуйста!
Глазки у нее были незначительные, а под стеклами очков терялись вовсе. С лица свисал увесистый нос, узкая прорезь рта. Вот и все. «Кого она напоминает?» -мучился Вениамин Петрович, одновременно оглядывая прихожую, коридор, комнату.
Чистота была стерильная да и пахло по-больничному тревожно, как перед уколом.
Осмотрев обе комнаты, Бунин вышел на балкон, который лежал на ветках березы, остался доволен и вернулся в большую комнату.
Женщина назвалась Ириной Сергеевной и села на стул, положив узкие руки на такие же узкие колени. Помолчали.
«То, что балкон, это хорошо, – подумал Вениамин Петрович. – Зимой можно одеться потеплей: и воздухом дышишь и никуда ходить не надо. Комнаты две, так что каждый храпит, как хочет! Лекарствами пахнет, заболел – не надо по аптекам мотаться. А то, что не очень красивая, так мы уже не в том возрасте, чтоб смотреть друг на друга. Но чего ж она все молчит да молчит? Пошла бы ужин сготовила, надо проверить, как у нее получается.» Бунин уставился на бородавку неподалеку от носа хозяйки. Он понимал, что неприлично вот так в упор смотреть на физический недостаток, но почему-то не было сил отвести глаза и посмотреть на что-либо другое.
– Пенсия моя вам известна? – брякнул он ни с того ни с сего.
– Да, я слышала, большое спасибо, – отозвалась Ирина Сергеевна.
– Ну раз известна, тогда, может, чай попьем с чем-нибудь?
– С удовольствием, – ответила Ирина Сергеевна и вышла на кухню.
«М-да, однако, болтушка! Тишина, как в морге. Но потолки высокие, солнечная сторона и хамства с ее стороны не будет, никаких бронетанковых войск. Но страшна! На кого же похожа, ведь похожа на кого-то! С такой выйдешь под руку в парк, подумают, Бабу Ягу подцепил! Даже не знаю, как быть… А с другой стороны, персональная медсестра. Если что, воды подаст и уколом обеспечит, лекарства на любой вкус! А то, что не очень интересная внешне…» Тут Ирина Сергеевна внесла поднос с чаем, и опять Бунина пронзило страшное ощущение: на кого похожа, Господи!
К чаю были сухари ванильные и бутерброды с измученным загнутым сыром.
«Так, – отметил Бунин, – готовить не умеем. Не то что Вера Павловна!» В тишине хрустели сухарями, пили чай. Еда застревала в горле Вениамина Петровича.
– Чего ж это мы все молчим да молчим, нам что – поговорить не о чем?
– Я молчаливая. Знаете, такая работа, всякого насмотришься за день, говорить неохота!
– О мужьях бы рассказали, – Вениамин Петрович кивнул на шесть фотографий под стеклом, где Ирина Сергеевна была снята в обнимку с веселыми мужчинами.
– Это не мужья, – Ирина Сергеевна отломила сухарик, – это больные, которых я выходила. Вот они со мной и снялись. На память.
Вениамин Петрович посмотрел на бывшую медсестру с уважением:
– Ну, как жить будем? Какие мысли, пожелания, предложения?
– Мне все равно, как скажете, так и будем.
– Нет, так дело не пойдет, – обиделся Бунькин. – Мне нужна жена говорящая, а то я не знаю даже! Что же вы делать-то умеете? Готовите не по первому разряду, если честно. А это не плюс.
– Извините. Я больше банки, уколы, перевязки. Хотите, горчичники поставлю?
– Сейчас?!
– Знаете, как я ставлю горчичники, банки? Ко мне все больные просились! Хоть на спину, можно?
– Нельзя! – рассердился Бунин, нервно вытер рот салфеткой и почувствовал жжение. – Ирина Сергеевна, вместо салфеток вы горчичник подсунули! Склероз?!
– Извините, – Ирина Сергеевна вскочила и заметалась по комнате.
– А лекарства напутаете? Введете в спешке что-то не то?! Вы ж убить меня можете! Вы понимаете, чем это пахнет!
Ирина Сергеевна дрожащими руками положила стопку бумажных салфеток.
Вениамин Петрович еще немного подулся и спросил:
– Лекарства дефицитные, с печатями, без, достанем?
– Сколько вам надо, ради Бога! Вы у меня без лекарств не останетесь! Я вас вылечу!
– Я, тьфу-тьфу, здоров!
– Заболеете, – тихо, но с уверенностью произнесла Ирина Сергеевна.
– Ну вот еще, – Бунин вздрогнул, – делать мне больше нечего! – И закашлялся.
– Давайте погляжу горлышко, – Ирина Сергеевна достала ложечку, – скажите "а".
– Почему это я должен говорить "а"?
– Скажите, пожалуйста, "а".
Вениамин Петрович открыл рот и рявкнул «А-а-аррр!» – Какое у вас красивое горло! – восхитилась Ирина Сергеевна. – Я ни у кого не видела такого красивого горла! Зев чистый! Миндалинки прелесть!
Бунькин смутился. Еще никогда не делали комплимент его горлу:
– Так что у меня там?
– Ничего! У вас замечательное горло! Но кашель есть. Банки я бы поставила.
– Но после банок на улицу нельзя выходить!
– Нельзя, – тихо сказала Ирина Сергеевна, опустив глаза.
– Нет, не пойдет! – Вениамин Петрович направился к выходу.
«Хочет, чтоб ночевать с ней остался, – подумал он. – Вот женщины пошли! Не выйдет, дорогая! Я стреляный воробей!» Он надел ковбойскую шляпу и протянул Ирине Сергеевне руку.
– Всего доброго. Очень приятно было познакомиться!
– Да, но как…
Ему стало жаль ее, страшненькую, худую, брошенную даже больными.
– Не расстраивайтесь! Адрес ваш у меня есть. Я окончательно не решил. Может быть, остановлюсь на вас. До свидания. …Проходя мимо кинотеатра, Бунин наконец вспомнил, кого напоминало ему лицо Ирины Сергеевны – барона Мюнхаузена из мультфильма! Такой же нацеленный в землю нос, узкие губы! Барон Мюнхаузен! Можно жить с бароном Мюнхаузеном? Но с другой стороны: дома тишина, заболеешь – уход! Не заболеешь – опять же уход, для профилактики. Вера Павловна скорее зарежет и бросит в тылу врага, а эта санитарка вытащит на себе с того света!.. Но готовит, конечно, не так как Вера!
Булочки с кремом!.. Тьфу! Перед сном такая обжираловка!.. А дома, кроме пельменей, ничего…
Ну как быть?
Дома Бунин взял чистый лист бумаги, разделил его на две части, слева написал «Вера Павловна», справа – «Ирина Сергеевна» и столбиком выписал достоинства и недостатки каждой. Потом начал складывать столбиком. Тут позвонил телефон:
– Это 245-54-62?
– Да.
– Это вы хотите жениться, но храпите при этом?
– Ну я.
– Записывайте адрес: Разъезжая, 25, квартира 16. Лидия Михайловна.
Двухкомнатная квартира в центре, все удобства, дача в Луге. Она недавно развелась, так что торопитесь, охотников полно. Завтра у нее день рождения, приходите обязательно с цветами. Будут спрашивать, кто вы такой, скажите от Григория Алексеевича. Ни пуха, ни пера!
– К черту! – машинально ответил Бунин и положил трубку.
«Надо посмотреть! Вдруг подойдет? И дача в Луге. Это вариант… Поглядим, поглядим, а то загремишь за первую встречную, потом мучайся. А не понравится -уйду.» Направляясь на смотрины, Бунин хотел купить гвоздики, уж больно хороши были. Но дорого. Чего тратиться, а вдруг впустую?! Для начала достаточно хризантем. И недорого, и цвет сиреневый, а это что-то означает.
Дверь открыла роскошная женщина, на вид значительно моложе Вениамина Петровича.
– Вы к кому, папаша?
Вениамин Петрович смутился от такого великолепия и решил, что не туда попал, вряд ли эта интересная дама ищет мужей.
– Извините, я, наверное, ошибся! Мне к Лидии Михайловне.
– Это я. Вы от Григория Алексеевича?
– Да. Бунин Вениамин Петрович. Холост.
– Ах, какие прелестные цветы! – Лидия Михайловна прижала букетик к груди. -Мой любимый цвет – вечерних сумерек! Проходите! – хозяйка пропустила его в прихожую, коснувшись грудью плеча.
Бунин отметил: «Грудь великовата! Ставим минус.» Он повесил ковбойскую шляпу, снял туфли, надел тапочки, чтобы не пачкать паркет, и вошел в гостиную.
Да, обстановочка была будь здоров! Не то что у генеральши. И пахло приятней, чем у санитарки. Тут были настоящие вещи. Вениамин Петрович не понимал в антиквариате, но почувствовал: кругом большие деньги. На стене висели две картины, сколько стоило нарисованное он понятия не имел, но судя по золоченым рамам, в такую оправу ерунду не вставят.
Книг было без счета! В новеньких незапятнанных переплетах, они стояли ровными рядами, как на параде. Стол ломился от вкусных вещей, непонятно где купленных.
