жёлтой краской металлический пол клети. Потом он своей огромной ладонью убрал со лба прилипшие к нему мокрые волосы, открыв взгляду – Луиза даже ахнула, хотя в шуме и бряканье работающего подъёмника вряд ли кто её услышал, – огромный надбровный валик над глазами, словно сплюснутый логотип «Макдоналдса».
Наконец клеть дёрнулась и остановилась. Пол, Луиза, доктор Монтего и раненый незнакомец вышли из неё, миновав небольшую группу озадаченных и сердитых шахтёров, ожидающих спуска. Вчетвером они поднялись по пандусу в обширное помещение, где шахтёры каждый день оставляют свою городскую одежду и переодеваются в рабочие комбинезоны. Двое санитаров уже ждали их.
– Я Рубен Монтего, – сказал им доктор, – врач предприятия. Этот человек едва не утонул и получил травму черепа… – Он продолжил объяснять двум санитарам состояние пациента, выводя его из здания шахты на свет горячего летнего дня.
Пол и Луиза последовали за ними; доктор, раненый и санитары погрузились в «Скорую» и умчались прочь по засыпанной гравием дороге.
– И что теперь? – спросил Пол.
Луиза нахмурилась.
– Нужно позвонить доктору Ма, – сказала она. Бонни Джин Ма была директором Нейтринной обсерватории Садбери. Её офис находился в Карлтонском университете в Оттаве, почти в 500 километрах отсюда. В обсерватории её видели редко; всё оперативное управление было переложено на плечи постдоков и аспирантов, таких как Луиза и Пол.
– И что мы ей скажем? – спросил Пол.
Луиза посмотрела в направлении, куда «Скорая» увезла своего невозможного пассажира.
– Je ne sais pas[11], – ответила она, медленно качая головой.
Глава 3
Началось всё гораздо более спокойно.
– Здравый день, – тихо сказал Понтер Боддет, подпирая голову согнутой рукой и оглядывая Адекора Халда, стоящего перед раковиной умывальника.
– Привет, засоня, – отозвался Адекор, поворачиваясь и прислоняя мускулистую спину к чесательному столбу. Он задвигался влево-вправо. – Здравый день.
Понтер улыбнулся Адекору. Ему нравилось смотреть, как Адекор двигается, как перекатываются его грудные мышцы. Понтер даже не представлял себе, как бы он пережил утрату своей партнёрши Класт без поддержки Адекора, хоть иногда он всё равно чувствовал себя одиноко. Когда Двое становились Одним – последний такой период закончился только что, – Адекор уходил к своей партнёрше и ребёнку. А дочери Понтера взрослели, и он в этот раз их почти не увидел. Конечно, есть много женщин постарше, чьи мужья умерли, но женщины, настолько умудрённые опытом – настолько, что имеют право голосовать! – вряд ли заинтересуются мужчиной возраста Понтера, видевшего всего 447 лун.
Но несмотря на то что у дочерей нашлось для него не слишком много времени, Понтер всё равно был рад с ними повидаться, хотя…
Это зависело от того, как падал свет. Иногда, когда солнце светило у неё из-за спины, Жасмель казалась точной копией своей матери. И у Понтера перехватывало дыхание: он тосковал по Класт больше, чем мог сказать словами.
На другом краю комнаты Адекор наполнял бассейн. Он перегнулся через край, откручивая вентили, спиной к Понтеру. Понтер опустил голову на дискообразную подушку и просто смотрел на него.
Кое-кто предостерегал Понтера от партнёрства с Адекором, и Понтер был уверен, что некоторые из друзей Адекора и ему высказывали подобные опасения. Это никак не было связано с тем, что случилось в Академии; просто совместная работа, с точки зрения многих, плохо сочеталась с совместной жизнью. Однако, хотя Салдак и был крупным городом (суммарное население его Окраины и Центра превышало двадцать пять тысяч), здесь жило всего шестеро физиков, и трое из них – женщины. Понтеру и Адекору доставляло удовольствие говорить о своей работе и обсуждать новые теории, и каждому из них нравилось иметь рядом с собой того, кто по-настоящему понимает то, что говорит другой.
Кроме того, и в других аспектах они были прекрасной парой. Адекор был жаворонком; утро было пиком его активности, и он обожал наполнять ванну. Понтер разгонялся ближе к середине дня и всегда предвкушал удовольствие от приготовления ужина.
Вода продолжала литься из кранов; Понтер любил этот звук, беспорядочный белый шум. Он испустил довольный вздох и выбрался из постели; росший на полу мох защекотал его пятки. Он шагнул к окну, ухватил ручку, прикреплённую к металлической ставне, и оттянул её от намагниченного оконного переплёта. Потом он поднял руки над головой и укрепил ставень в его дневном положении – прилепленным к магнитной металлической панели на потолке.
Сквозь деревья светило восходящее солнце; оно кололо Понтеру глаза, и он наклонил голову вперёд, уперев нижнюю челюсть в грудь и отгородив глаза от солнца надбровным валиком. На улице олень пил из родника в сотне шагов от дома. Понтер иногда охотился, но не в жилых районах; этот олень знал, что ему ничего не угрожает – не здесь, не от рук людей. Вдалеке Понтер мог различить поблескивание солнечных панелей, установленных вокруг соседнего дома.
– Хак, – произнёс Понтер в пустоту, обращаясь к своему импланту-компаньону, – какой на сегодня прогноз?
– Хороший, – ответил компаньон. – Максимум днём – шестнадцать градусов; минимум ночью – девять. – Его компаньон разговаривал женским голосом. Понтер недавно перепрограммировал его на использование голоса и манеры речи Класт, позаимствованных в её архиве алиби, и теперь жалел об этом. Он думал, что её голос притупит чувство одиночества, но вместо этого у него начинало болеть сердце каждый раз, когда имплант заговаривал с ним.
– Дождя не ожидается, – продолжал компаньон, – ветер двадцать процентов посолонь, восемнадцать тысяч шагов в децидень.
Понтер кивнул; сканеры импланта фиксировали такие жесты с лёгкостью.
– Ванна готова, – сказал Адекор у него из-за спины. Понтер повернулся и увидел, как Адекор скользнул в круглый бассейн, утопленный в пол. Он включил перемешиватели, и вода вокруг него вспучилась волнами. Понтер – голый, как и Адекор – подошёл к бассейну и тоже залез в него. Адекору нравилась вода немного теплее, чем находил комфортным Понтер, так что в конце концов они сошлись на компромиссном значении в тридцать семь градусов – температура человеческого тела.
Понтер воспользовался голбасовой щёткой и собственными руками, чтобы отскоблить те места, до которых Адекор не мог дотянуться сам. Потом они поменялись ролями, и Адекор помог очиститься Понтеру.
Воздух был пропитан влагой; Понтер глубоко дышал, увлажняя носовые синусы. В комнату вошла Пабо, здоровенная коричнево-рыжая собака Понтера. Она не любила воду, так что остановилась за несколько шагов от бассейна. Однако она совершенно очевидно хотела, чтобы её покормили.
Понтер кинул на Адекора выразительный взгляд – «ну что ж тут поделаешь?» – и вылез из бассейна, капая на покрывающий пол мох.
– Сейчас-сейчас, малышка, – сказал он собаке. – Дай мне только одеться.
Удовлетворённая
