не видел.
… доносящийся от твёрдой стены перед ним.
Он поплыл в противоположном направлении; шум усилился, от него заболели уши.
Где он? Где он?
Шум становился всё громче. Он продолжал плыть от него, и…
Ай! Как больно!
Он врезался в ещё одну твёрдую гладкую стену. Это определённо не была стена вычислительной камеры – её стены были покрыты мягким звукопоглощающим материалом.
Ш-ш-шух-х-х-х!
Внезапно вода вокруг Понтера начала двигаться, завертелась, заревела, она подхватила его, словно горная река. Понтер сделал глубокий вдох, заглотив вместе с воздухом немного воды, а потом…
А потом ощутил, как что-то твёрдое ударило его по виску, и впервые за всё время этого безумия он увидел свет – искры из глаз.
И после этого – снова тьма, и тишина, и…
И больше ничего.
* * *
Адекор Халд вернулся в пультовую, тряся головой от удивления и не веря собственным глазам.
Они с Понтером были друзьями целую вечность. Они оба были из 145-го и познакомились, будучи студентами Научной Академии. Но за всё это время он ни разу не замечал за Понтером склонности к розыгрышам. Правила пожарной безопасности требовали, чтобы из любого помещения было несколько выходов, но здесь, под землёй, соблюсти это правило было невозможно. Единственный путь из вычислительной камеры проходил через пультовую. Кабели иногда прячут за фальшивыми дверями, но здесь все кабели и трубопроводы были проложены на виду, а полом служил гладко отполированный древний гранит.
Адекор следил за приборами; он не смотрел в окно на вычислительную камеру. Тем не менее там не было никаких световых вспышек – он бы заметил их боковым зрением. Если бы Понтер – что? Испарился? Если бы Понтер испарился, то наверняка остался бы запах дыма или, скажем, озона. Но ничего такого не было. Он просто исчез.
Адекор бессильно упал в кресло – Понтерово кресло.
Он не знал, что делать дальше; не имел ни малейшего представления. Ему потребовалось несколько тактов, чтобы собраться с мыслями. Он должен сообщить городской администрации, что Понтер пропал; они организуют поиски. Может быть – хотя и трудно в это поверить, – что земля разверзлась и Понтер куда-то провалился, возможно, в шахту уровнем ниже. В этом случае он, возможно, ранен.
Адекор поднялся на ноги.
* * *
Доктор Рубен Монтего, двое санитаров «Скорой» и раненый человек вошли через раздвижную стеклянную дверь в приёмный покой Медицинского центра Сент-Джозеф – подразделения Регионального госпиталя Садбери.
Принимающий врач оказался сикхом за пятьдесят в нефритово-зелёном тюрбане.
– Что заболело? – спросил он.
Рубен взглянул на его бейджик, на котором значилось «Н. Сингх, врач».
– Доктор Сингх, – проговорил он, – я Рубен Монтего, медик с шахты «Крейгтон». Этот человек едва не утонул в ёмкости с тяжёлой водой и, как вы видите, получил травму черепа.
– С тяжёлой водой? – удивился Сингх. – Где он нашёл…
– В нейтринной обсерватории, – ответил Рубен.
– Ах да, – сказал Сингх. Он отвернулся и вызвал кресло-каталку, потом осмотрел пострадавшего и стал делать пометки в блокноте. – Необычная форма тела, – сказал он. – Ярко выраженные надбровные дуги. Очень мускулист, очень широкоплеч. Короткие конечности. И… эй! Это ещё что такое?
Рубен покачал головой.
– Я не знаю. Оно, похоже, вживлено ему в кожу.
– Очень странно. – Сингх посмотрел пациенту прямо в глаза. – Как вы себя чувствуете?
– Он не говорит по-английски, – пояснил Рубен.
– Ах, – сказал Сингх. – Ладно, его кости расскажут нам всё сами. Давайте его на рентген.
* * *
Рубен Монтего ходил взад-вперёд по приёмному покою, иногда заговаривая с проходящими мимо знакомыми врачами. Наконец Сингху сообщили, что рентгенограммы готовы. Рубен надеялся, что его пригласят, хотя бы из профессиональной вежливости, и Сингх действительно сделал знак следовать за ним.
Пострадавший всё ещё находился в рентген-кабинете, предположительно на случай, если Сингх решит, что нужны дополнительные снимки. Сейчас он сидел в кресле-каталке и выглядел, по мнению Рубена, более напуганным, чем маленький ребёнок, впервые попавший в больницу. Рентгенолог развешивал снимки – вид спереди и сбоку – на световой панели, к которой и подошли Сингх с Рубеном.
– Взгляните на это, – тихо сказал Рубен.
– Весьма необычно, – ответил Сингх. – Весьма.
Череп оказался удлинён – в гораздо большей степени, чем это свойственно человеческим черепам, и сзади имел округлую выпуклость, напоминающую шиньон. Надбровные дуги выступали далеко вперёд под низким лбом. Носовая полость была гигантских размеров со странными треугольными выступами с обеих сторон. Огромная челюстная кость, видимая на нижней границе снимка, открыла то, что скрывала борода, – полное отсутствие подбородка. Также бросалась в глаза прореха между последним коренным зубом и краем челюсти.
– Никогда не видел ничего подобного, – признал Рубен.
Карие глаза Сингха были удивлённо расширены.
– Я видел, – сказал он. – Видел. – Он повернулся и посмотрел на пациента, который по-прежнему сидел в кресле-каталке, бормоча что-то непонятное. Потом Сингх снова изучил рентгеновские снимки. – Это невозможно, – заявил сикх. – Попросту невозможно.
– Что?
– Этого не может быть…
– Чего? Доктор Сингх, ради бога…
Сингх поднял руку.
– Понятия не имею, как это может быть…
– Что? Что?
– Этот ваш пациент, – сказал Сингх с неподдельным изумлением, – похоже, он неандерталец.
Глава 6
– До свидания, профессор Воган.
– До свидания, Дария. Увидимся завтра. – Мэри Воган взглянула на часы, которые показывали 20:55. – Будьте осторожны.
Молодая аспирантка улыбнулась.
– Обязательно. – И она двинулась к выходу из лаборатории.
Мэри смотрела, как она уходит, и с лёгкой завистью вспоминала время, когда у неё была фигура, как у Дарии. Мэри было тридцать восемь, у неё не было детей, и с мужем она давно рассталась.
Она вернулась к просмотру плёнки радиоавтограммы, считывая нуклеотид за нуклеотидом. ДНК, которую она изучала, была получена из чучела странствующего голубя[12], выставленного в Музее естественной истории Филда; её специально прислали сюда, в Йоркский университет в Торонто, чтобы посмотреть, возможно ли её секвенировать. Такие попытки делались и раньше, но ДНК оказывалась слишком повреждённой. Однако лаборатория Мэри достигла беспрецедентных успехов в реконструкции ДНК, которую никому не удавалось прочитать.
К сожалению, последовательность обрывалась; было невозможно определить, какой набор нуклеотидов здесь присутствовал изначально. Мэри потёрла переносицу. Нужно извлечь из образца ещё немного ДНК, но она слишком устала, чтобы заниматься этим сегодня. Она взглянула на настенные часы. 21:25.
Не слишком поздно – летом многие вечерние занятия заканчиваются в девять вечера, так что должно быть ещё довольно людно. Если она уходила после десяти, то обычно звонила в университетскую службу сопровождения и просила проводить её до машины. Но так рано в этом вряд ли была необходимость. Мэри сняла бледно-зелёный лабораторный
