– Привет!
– Привет, – ответила она и, отвернувшись, снова уставилась на огонь.
Я бросил только один мимолетный взгляд на ее лицо, отметил тонкие, плотно сжатые губы, острый, упрямый подбородок, беспокойные глаза, но этого было достаточно. Внезапно у меня перехватило дух. Такое чувство появляется, когда, добравшись до вершины горы, внезапно посмотришь вниз, в пропасть под ногами. Я хорошо знал, что обозначает это чувство. Незнакомку нельзя было назвать хорошенькой. Лицо ее было довольно простым, но присутствовал в нем какой-то магнетизм, который вызывал во мне необъяснимое волнение. Может быть, магнетизм не то слово. Инстинкт говорил мне, что за ее маской было что-то примитивное, порочное, животное, и вместе с тем достаточно было одного взгляда на нее, чтобы по телу прошел электрический ток. Я решил, что вечер может неожиданно оказаться удачным. Скорее всего, он будет чрезвычайно интересным.
– Не хотите ли вы выпить? – спросил я, надеясь, что женщина снова посмотрит на меня. Но этого не случилось. Она нагнулась к ковру и села, поджав под себя ноги.
– Спасибо, мне уже налили, – она махнула рукой в сторону стоящего на камине стакана.
Подошел Бероу.
– Это – Ева. Ева… – он смутился, лицо его покраснело.
– Марлоу, – подсказала женщина, опустив на колени сжатые в кулаки руки.
– Именно так, – проговорил Бероу. – Я совсем не запоминаю фамилий.
Он посмотрел на меня, и я понял, что и мое имя он уже успел позабыть. У меня не было ни малейшего желания вторично представляться ему. Если этот подонок не помнит имени своей любовницы, пусть он идет ко всем чертям.
– Значит, вы промокли? – обратился я к гостье и рассмеялся.
Она посмотрела на меня. Я не верю первым впечатлениям, но на этот раз я не сомневался в их правильности. Я определил, что по натуре Ева – мятежница и что у нее отвратительный характер: вспыльчивый, бешеный, своенравный. Несмотря на то, что она была изящной и хрупкой, выражение ее глаз, манера держать себя создавали впечатление силы. На переносице у женщины были две глубокие морщинки. Они-то и придавали характерное выражение ее лицу, свидетельствуя о том, что их появление – результат перенесенных жизненных невзгод и неприятностей. У меня появилось огромное желание разузнать о ней как можно больше.
– Я действительно промокла, – сказала она и тоже засмеялась.
Ее смех поразил меня. Он был мелодичным и заразительным. Когда она засмеялась и посмотрела на меня, выражение ее лица совершенно переменилось. Женщина сразу помолодела. Жесткие линии ее лица смягчились. Трудно было определить ее возраст: около тридцати, возможно, 28, возможно, 33. Но когда она смеялась, ей можно было дать 25 лет.
Бероу занервничал и подозрительно посмотрел на нас. У него была причина на это. Если бы он слушал внимательно и имел способность наблюдать, то понял бы, что Ева волнует меня.
– Я тоже промок, – сказал я и, придвинув к ней кресло, сел. – Если бы я знал, что разразится торнадо, я бы провел ночь в Сан-Бернардино. Теперь я рад, что вернулся сюда.
Они оба посмотрели на меня: мужчина с нарастающей тревогой, женщина, как мне показалось, – оценивающе.
– Вы издалека приехали? – спросил я на правах хозяина и с целью втянуть в разговор гостью.
Наступило молчание. Ева смотрела на огонь. Бероу вертел стакан толстыми пальцами, и я почувствовал, что у Херви нет желания отвечать на мой вопрос.
– Из Лос-Анджелеса, – наконец выдавил он.
– Я довольно часто бываю в Лос-Анджелесе, – сказал я Еве. – Почему же я никогда не встречал вас раньше?
Она холодно и безучастно посмотрела на меня и тут же отвернулась, ответив с недовольством:
– Не знаю.
Обычно, когда я имею дело с женщинами, я нахожу в их глазах немедленный отклик. На этот раз все было иначе. Но это меня не остановило. Я решил продолжать расспросы, отметив про себя, что, если бы женщина узнала, кто я такой, она, наверное, отнеслась бы ко мне с большим интересом. Я подумал, что следует назвать себя, что настало время представиться, чтоб увеличить свои шансы в начавшемся поединке по завоеванию расположения женщины. Но на этот раз меня совсем непредвиденно опередил Бероу. Он, видно, почувствовал или разгадал мои намерения, потому что в следующий момент Херви уже осушал свой стакан и очень решительно и откровенно заявлял свои права на Еву, похлопывая ее по плечу.
– Ложитесь спать, – повелительным тоном сказал он женщине.
«Если я правильно разгадал ее характер, – подумал я, – она пошлет его к черту». Но Ева против ожидания этого не сделала.
– Хорошо, – ответила она безразлично и встала на колени.
– Не уходите, – попросил я. – Вы, наверное, оба проголодались. У меня кое-что есть в холодильнике. Может быть, поужинаем?
– Мы пообедали в Глендоре, по пути сюда. Пусть идет спать, она устала.
Я посмотрел на Херви и рассмеялся, но он промолчал, тупо уставясь на свой пустой стакан. Только на лбу у него вздулись вены, что выдавало сдерживаемое напряжение Бероу. Ева встала. Она была меньше ростом и изящнее, чем я предположил вначале. Ее голова не доставала мне до плеча.
– Где я буду спать? – спросила женщина, гладя куда-то поверх моего плеча.
– Вы можете занять спальню, а я устроюсь в комнате для гостей. Но если все же не хотите спать, буду рад продолжить с вами разговор.
– Я хочу спать, – сказала Ева, направляясь к двери.
Когда женщина ушла, я сказал:
– Пойду взгляну, есть ли у нее все необходимое. – Я вышел вслед за ней прежде, чем Бероу сделал хотя бы шаг.
Ева стояла в спальне у камина, заложив руки за голову. Потянулась, зевнула, не замечая меня, но когда увидела стоящего в дверях, ее губы сжались и в глазах появилось уже однажды отмеченное мною оценивающее выражение.
– Есть ли у вас все необходимое? – улыбнувшись, спросил я. – Вы уверены, что не хотите есть?
Она рассмеялась. Я решил, что она издевается надо мной, так как прекрасно понимает, чем продиктована моя забота о ее комфорте. Такое понимание женщины меня устраивало: не надо было тратить лишнее время на предварительное ухаживание.
– Мне ничего не нужно… Благодарю вас.
– Если вы так уверены… Я хочу, чтобы вы чувствовали себя как дома. У меня сегодня праздник: впервые в мой дом вошла женщина.
Как только я произнес эти слова, я сразу понял, что совершил ошибку. Улыбка в глазах женщины тут же сменилась холодным недоверием.
– Да? – спросила она и, подойдя к кровати, вынула из сумки розовый шелковый пеньюар и небрежно бросила его на стул.
Ева знала, что я соврал, и изменившееся выражение ее лица не скрывало того, что она считает меня лжецом. Я разозлился.
– Этому трудно поверить? – спросил я, делая шаг вперед.
Она собрала разбросанное по кровати белье, засунула его в сумку и поставила ее на пол.
– Чему трудно поверить? – спросила Ева, подойдя к трюмо.
– А тому, что у меня не бывает женщин.
– А мне-то какое дело до того, бывают они здесь или нет?
Она, безусловно, была права, но меня задело ее безразличие.
– Да, безусловно, это должно быть вам безразлично, – сказал я, чувствуя себя униженным.
Женщина сосредоточенно занялась собой: она стала причесывать волосы, внимательно глядя на себя в зеркало. Уход в себя произошел у Евы мгновенно. Я почувствовал, что она забыла о моем присутствии в комнате.
– Дайте мне вашу промокшую одежду, – предложил я, напомнив о себе, – ее следует повесить в кухне просушить.
– Я сама могу позаботиться об этом, – слова прозвучали резко и даже надменно. При этом Ева повернулась ко мне и плотнее запахнула халат. Две морщинки на переносице обозначились отчетливее и придали лицу хмурое выражение, которое совершенно опростило женщину. Но, несмотря на такое невыгодное для нее преображение – а женщина выглядела совсем простушкой, когда на ее лице появлялась зачастую странная, делающая лицо деревянным, маска – гостья по-прежнему продолжала меня интересовать. Ева посмотрела на дверь, потом на меня, еще раз повторила это движение глаз, и я понял, что мне отдается приказ уходить. Для меня это было в новинку и пришлось мне не по вкусу.
– Я хочу лечь спать… если вы не возражаете, – сказала женщина и отвернулась от меня.
Ни благодарности, ни единого доброго слова, ни извинения, что она выгнала меня из моей собственной комнаты, только холодность и упрямое желание остаться одной.
– Доброй ночи! – сказал я, удивляясь тому, что чувствую себя как-то смущенно и неуверенно. Я колебался, не зная, уходить мне или подождать, но Ева снова ушла в себя и забыла обо мне, как и прежде. Ее больше волновало, как уложить волосы для сна, чем я. Мне оставалось только одно: выйти из комнаты.
Когда я вернулся в гостиную, Бероу приготавливал себе виски с содовой. Он, шатаясь, подошел к креслу, сел и уставился на меня тяжелым взглядом. Словно для того, чтобы лучше разглядеть, протер глаза, не спуская их с меня. А начатый им разговор выдал те мысли, что не давали мужчине покоя в мое отсутствие.
