Умоляющий взгляд темно-карих глаз вызывает еще большее недоумение. У меня столько вопросов вертится на языке, столько не слишком приятных слов. Хочется прямо сейчас схватить этого бабника за воротник и хорошенько встряхнуть, прочитав лекцию о том, зачем женятся люди и как себя стоит вести, надев девушке на палец кольцо.
И я обязательно проведу этот разговор, но сначала узнаю, что случилось с Эллой. Это сейчас важнее. Сжимаю зубы и закрываю дверь перед носом Демида, бросаясь к еще неразобранной сумке. Достаю первое, что попадается под руку. Сарафан? Подойдет. Меняю образ и впрыгиваю в сланцы, вновь распахивая дверь.
— Веди! — грозно произношу я.
Демид серьезно кивает и шагает по коридору. Его спина и плечи напряжены. Нервничает? Еще бы… Так вчера облажаться. Я была абсолютно права на его счет. Красивые мужчины не умеют быть верными. Такое ощущение, что их ген привлекательности глушит чувства совести и порядочности.
Но я не позволю ему испортить жизнь Ариэлле. Такое лучше узнать сразу, а не через десять лет, когда на пороге появится женщина с ребенком на руках и заявит, что твой муж на самом деле не только твой.
Злость клокочет в груди, мысли о спокойном отдыхе и приятных днях растворяются, будто в кислоте.
Когда я захожу в номер сестры и вижу, как она сидит согнувшись на краю постели, уткнувшись лицом в ладони, желание вмазать ее жениху увеличивается во сто крат. Бросаю на него презрительный взгляд, с трудом сдерживаясь, чтобы не сделать этого прямо сейчас и произношу:
— Оставь нас.
Демид покорно кивает, но в его мимике и жестах нет даже капли раскаяния, только лишь паника и легкое недовольство.
— Буду за дверью, — говорит он и выходит из номера.
Направляюсь к сестре. Обхожу огромную кровать и сажусь перед ней на корточки, как делала в детстве, застав ее в слезах из-за разбитой коленки или школьных задир. Кладу ладони ей на колени, ласково поглаживая гладкую кожу пальцами.
— Милая, что бы не случилось, это не конец света…
— Нет, — всхлипывает Элла и напрягает кисти рук, сильнее прижимая их к лицу и мотая головой. — Это конец! Конец!
— Совсем нет, малышка. Он не последний мужчина на этой планете. И если он упустил такую девушку, как ты, то это ему сейчас нужно рыдать в три ручья.
Ариэлла опускает руки, глядя на меня удивленными, красными от слез глазами. И не только ее глаза покраснели. Кожа вокруг бровей выглядит так, будто ее несколько дней методично и безжалостно терли жесткой щеткой.
— О чем ты говоришь? — спрашивает сестра.
Открываю рот, слова застревают в горле. Медленно, но начинаю понимать — я что-то упустила. Была так зла на Демида из-за вчерашнего, что даже не спросила — из-за чего, собственно, весь сыр-бор?
— Элла, что случилось?
— А ты не видишь?! — в истерике вскрикивает она. — Я теперь похожа на идиотку, которая нырнула вниз головой и воткнулась в каменное дно! Лучше бы я была вообще без бровей, чем с такими!
— Как?..
— А вот так! Мастер, которая приехала, забыла краску. Мы сделали процедуру хной, и вот! — она указывает пальцами на свой лоб. — Вот что получилось!
— Тише-тише. Успокойся.
— Успокоиться? Успокоиться?!
— Нет. Прости. Я не подумала… — машу перед собой руками, жалея о сказанном.
Слово «успокойся» никогда не работает, а бесит и выводит из себя еще больше. Поднимаюсь и сажусь на кровать рядом с сестрой, обнимая ее за плечи.
— Мы что-нибудь придумает, Эл. Это аллергия. Она проходит в течении трех дней при должном уходе.
— Но свадьба завтра! Все заказано! Банкет, яхта, фотограф! Гости приедут уже сегодня вечером!
— Я разберусь, ладно? Уверена, что выход есть.
Ни черта я не уверена, но стресс только ухудшит ее состояние. Успокаивающе глажу ее по волосам, Элла склоняет голову мне на плечо. Рыдания постепенно затихают.
— Какая же я тупая… — тихо произносит она дрожащим голосом.
— Это болезнь всех невест, — подшучиваю я. — Помнишь, как мы смотрели трешевые фотки со свадеб, когда еще учились в старших классах? Невеста-рак, после неудачного похода в солярий. Невеста-пудель, после химической завивки. Невеста-джокер, отказавшаяся от пробного макияжа и фиксатора косметики в сорокоградусную жару. О-о-о… Вот это настоящий кошмар.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Элла сдавленно хихикает, и я понимаю, что на правильном пути.
— Тебе еще далеко до них. Мы все исправим, не переживай.
— Я так рада, что ты приехала, Рори.
— И я тоже, малышка. Кто-то же должен все проконтролировать, — отвечаю я с улыбкой, а сама напряженно размышляю.
Каким образом человек, не сумевший наладить свою жизнь, сможет помочь это сделать другим? Но я должна. Мы становимся героями не ради себя, а ради тех, кто нам дорог.
— Так, — произношу я родительским тоном. — Ты сейчас ложишься в постель и релаксируешь. Лицо не трогать ни при каких обстоятельствах. Я позвоню Катьке, попрошу ее узнать рекомендации косметолога для нашего случая. А потом, — челюсть сводит от следующей фразы, — мы с твоим женихом попытаемся решить проблемы, касающиеся торжества и всего остального. Пара дней не сыграет большой роли, это отель его семьи. Ты сама говорила — места хватит всем. Возможно, получится перенести свадьбу, чтобы все было так, как ты мечтала. И ты будешь самой прекрасной невестой…
Если я не прибью твоего жениха и не отправлю кормить рыб, — заканчиваю про себя.
Ариэлла поворачивает голову и поднимает на меня сияющие облегчением глаза:
— Я люблю тебя.
— А я тебя. Теперь — отдыхай.
Поднимаюсь и направляюсь на выход. Открываю дверь и выхожу в коридор, где понурый Демид, стоит облокотившись к стене. Он ловит мой взгляд. В его глазах немой вопрос — «ну как?».
— Надо поговорить, — понижаю голос. — Очень серьезно.
Демид сдержанно кивает, и меня вдруг начинает не по-детски напрягать его поведение. Неужели он думает, что все сойдет ему с рук? Почему ведет себя так, словно ничего особенного не произошло? И куда делась вся его наглость и самоуверенность?
Слишком много вопросов, лучше спросить напрямую.
Шагаю к выходу, прислушиваясь к шагам за спиной. Выходим с Демидом из отеля на небольшую площадку со спортивным инвентарем. Боже мой, да здесь есть все, что только можно. У этого мужчины есть все, что только можно! Но это не значит, что ему разрешено вытворять все, что вздумается.
— Значит так! — произношу я, поворачиваясь к нему лицом и тыча указательным пальцем ему в грудь. — По рассказам моей сестры ты, конечно, сущий ангел, только у меня к тебе есть парочка вопросов, от которых будет зависеть, достоин ты ее или нет.
— Ладно, — удивленно отвечает он, поднимая ладони вверх. — Спрашивай.
— Ты действительно любишь мою сестру?
— Что?..
— Отвечай!
— Слушай…
— Такой трудный вопрос?! — завожусь я.
— Нет. Конечно, я люблю ее. Очень люблю, — говорит Демид, глядя на меня с непониманием.
— Отлично, — ехидно усмехаюсь я. — А как ты относишься к изменам?
— Что-о-о?
— Отвечай на вопрос!
— Никак. Я никак к ним не отношусь.
— Да? То есть звать девушку на ужин и напрашиваться к ней в номер, когда у тебя есть невеста… Это для тебя в порядке вещей?
— О чем ты говоришь?! — Демид повышает голос, злобно хмуря брови.
— О том, что случилось вчера вечером на смотровой площадке. Ты наверняка не знал, к кому подкатываешь свои…
— Я не был вечером на смотровой площадке! — перебивает меня Демид, и вдруг я вижу в нем не изменника, а нервного жениха, замученного подготовкой к свадьбе и личными проблемами.
Что за бред?! Он там был. У меня все в порядке, и с глазами, и с головой.
— Тебе меня не надурить, — прищуриваюсь я. — Сбрил бороду и решил, что никто тебя не узнает?
— Аврора, — вздыхает он, едва себя контролируя. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Вчера вечером я был в ресторане, разговаривал со своим отцом, а потом ушел оттуда вместе с Ариэллой в наш номер. И я не ношу бороду, — произносит он, а в глазах мелькает искорка понимания, которое мне еще не доступно.
