- Где письмо адвоката? - вскричал комиссар.
- Письмо? Должно быть, выбросил. Или вы думаете, что я буду хранить подобные письма? Для чего оно мне? Выбрасываю все письма. Даже те, что мне писала синьора Джулия каждую неделю, я выбросил.
Допрос продолжался в течение нескольких часов, и Сканкалепре пришел к убеждению, что Барзанти говорит правду. Из осторожности он потребовал от него сообщать в полицию о всех возможных сменах места проживания, чтобы всегда иметь его под рукой, так как еще может возникнуть потребность в нем. Он тщательно переписал его показания и снабженный этими несколькими листками уныло отправился обратно по пути, который проделал сюда с такими надеждами.
"Теперь, - говорил он себе, между тем как поезд пересекал Аппенины, синьора Джулия окончательно превратилась в призрак. Если она не ушла с Барзанти, она не ушла ни с кем. Наверное, она бросилась в озеро. Но она оставила бы письмо. И потом для этого не нужно было брать с собой два чемодана".
"В дальнейшем, - думал он, - я вычеркну из досье слово "побег" и поставлю "исчезновение".
Утром следующего дня он отправился к адвокату Эзенгрини.
- Ложная тропа, дорогой метр. Никакого намека на след синьоры Джулии. Он был, конечно, там, этот Бразанти, но с другой. Вообразите только - жена депутата.
Комиссар вкратце рассказал о своей римской экспедиции и, дойдя до истории с письмом, спросил адвоката:
- Вы в самом деле никогда не слышали имя Барзанти до того, как я сам говорил вам о нем?
- Никогда.
- Однако, - продолжал комиссар, - вы написали письмо этому Барзанти. Он сам рассказал об этом. Не мог же он придумать это!
- Я? Что вы! Это ложь!
После разговора, закончившегося довольно прохладно, комиссар Сканкалепре понял, что поиски и расследование исчезновения синьоры Джулии ему необходимо направить в другое русло и что адвокат больше не может сотрудничать с ним, находясь в таком состоянии духа.
Он начал с того, что пересмотрел результаты предыдущих поисков. Затем вызвал садовника Деметрио Фолетти. Сначала он убедился, что тому ничего не известно о маленьких почтовых услугах, которые оказывала его жена синьоре Джулии, затем заставил его долго говорить.
Но не услышал ничего нового, кроме того, что ему было уже известно.
Фолетти, мужчина лет сорока с лишним, был искренне предан дому Эзенгрини. Он оставался садовником на вилле со времени, когда были живы родители синьоры Джулии. После их смерти, вот уже десять лет тому назад, он начал часто заходить в кабинет адвоката в свои свободные часы. Заинтересовавшись вопросами юриспруденции, он стал до некоторой степени помощником адвоката. Он выполнял различные поручения, отвечал иногда на телефонные звонки, принимал клиентов и даже, случалось, давал советы по существу закона тем, кто видел в нем, поглощенном разбором и упорядочением пронумерованных дел и гербовых бумаг, воплощение юридической науки или, по меньшей мере, законопроизводства. Он переходил из сада в кабинет, все больше и больше запуская парк, и погружался, с наилучшими намерениями, в почетные обязанности помощника и доверенного лица. Таким образом, после своей жены Терезы, служившей в качестве кухарки и гувернантки, он был более всего в курсе семейных отношений адвоката.
Согласно утверждению Фолетти, синьора Джулия была святой женщиной, а адвокат великим человеком. Однако их супружеские отношения казались ему прохладными и натянутыми. Адвокат был едва ли не медведем, не умевшим говорить любезности, в то время как синьора Джулия имела характер романтический, требующий понимания и любви. Впрочем между супругами никогда не было сцен, а только продолжительные размолвки.
Комиссар также узнал от Фолетти, что дом Дзаккани-Ламберти был старинной фамильной собственностью синьоры Джулии и что ее отец, после своей смерти, завещал дом и парк внучке Эмилии.
Дело Эзенгрини, о котором долгое время писали все газеты, затягивалось. Сканкалепре надеялся, что статьи, иллюстрированные фотографиями старинной улицы Ламберти и парка, прекрасным портретом синьоры Джулии и синьорины Эмилии, в конечном счете попадутся на глаза беглянке, при условии, конечно, что они все еще в состоянии воспринимать свет этого мира. Но Сканкалепре начинал уже сомневаться в этом, и каждый раз, когда получал фотографии неопознанных женских трупов, со всей скрупулезностью изучал лицо, страшась сделать жуткое открытие. По истечении еще одного месяца он вновь изменил свою точку зрения относительно поисков и решил поставить на следствии точку, составив обстоятельный отчет о нем. Затем он отправил пакет в прокуратуру, предоставив заботу о заключении по делу судебным властям.
После прокурорского расследования, которое не могло быть ничем иным, как повторением основных допросов, прокуратура в конце концов отправила дело, касающееся исчезновения Дзаккани-Ламберти Джулии, в замужестве Эзенгрини, в архив.
Глава 4
После окончания колледжа урсулинок, синьорина Эмилия была принята в университет и с осени начала посещать занятия, для чего каждый день отправлялась в Милан.
В добропорядочных домах города М.., все еще поговаривали о синьоре Джулии. Она в каком-то смысле стала призраком, являвшимся на все собрания друзей и знакомых. Разговоры о ней продолжались до весны, потом смятение, вызванное ее отсутствием, улеглось. Адвокат, после нескольких появлений в обществе, не посещал больше никаких собраний. Таким образом, он стал мало-помалу держаться в стороне и даже заметно сократил свою профессиональную деятельность. Если прежде его считалипросто слегка нелюдимым, то теперь он приобрел репутацию отшельника и мизантропа. Никто не мог сказать, что жена опозорила его, кроме, разумеется, комиссара, которому известна была история с Барзанти, но тот избегал произнести и слово о ней; и тем не менее другая тень, еще более темная и мрачная, тень необъяснимого преступления, давала достаточный повод, чтобы навлечь на адвоката страшное подозрение.
Его дочь, скрытная и внешне безучастная, начинала понемногу приобретать манеры и привычки молодежи ее возраста. Не вынося людей старшего возраста, она сократила круг своих друзей до нескольких университетских товарищей, которые были попутчиками в ее поездках из М.., в Милан.
Когда перед летними каникулами она в последний раз совершала путь из Милана в М..., она оказалась сидящей напротив молодого человека, примерно двадцати восьми лет, который объявил, что знает ее. Она не узнавала его, однако молодой человек напомнил, что два года назад он был на приеме у нее дома и что потом он встречал ее в других домах города М... В конце концов он представился: Карло Фумагалли.
Он показался ей симпатичным мужчиной, совсем не таким, как постоянные товарищи по университету. В меру властный, с мышлением скорее свободным, однако привлекательным.
Они увиделись вновь за игрой в теннис спустя пятнадцать дней. Инженер Фумагалли обосновался в М.., на все лето. Парусный клуб начинал строительство небольшого порта, и инженер, будучи экспертом в делах такого рода, принял руководство работами.
На протяжении всего лета, в долгие послеобеденные часы, Эмилия продолжала видеться с инженером; и однажды, в предвечернее время, в компании с другими юношами и девушками она отправилась на продолжительную прогулку с ним на яхте.
Когда парусник уже возвращался в порт, подгоняемый последними дуновениями ветра, Эмилия, сидевшая позади, положила голову на румпель руля, который держал Карло. Другие были или впереди, или любовались закатом. Эмилия почувствовала прикосновение к своим волосам чего-то, что не могло быть ветром, уже почти стихшим. Это были пальцы Карло, которые слегка ласкали ее волосы. Она переменила положение и посмотрела на Карло улыбнувшись. На судне произвели потешный залп, и вслед за этим оно опустило паруса в маленьком порту.
За все лето в их отношениях не произошло никаких изменений. Как-то однажды они Повстречались на улице, и инженер сказал Эмилии, что вскоре должен будет вернуться в Милан, где они, может быть, смогли бы как-нибудь после занятий встретиться в кафе на Монтенаполеоне. Эмилия не сказала "нет" и даже назначила ему день.
Два раза в неделю они встречались теперь в этом кафе. Эмилия понемногу отстранилась от компании студентов и стала, как и ее отец, малообщительной и замкнутой.
Наступила следующая весна, почти сразу же сменившаяся летней жарой. Маленький порт парусного клуба уже был закончен, но инженер Фумагалли вернулся в М.., в отпуск. Дни он проводил с Эмилией за теннисом или на яхте, а по вечерам танцевал с ней на террасе отеля "Европа".
Никто в городе не был в столь близких отношениях с адвокатом Эзенгрини, чтобы иметь возможность сказать ему, что его дочь слишком уж часто посещает молодого инженера из Милана. Однако она сама объявила ему об этом осенью, в начале третьего университетского года.
