Вторая стратегическая проблема — власть, хоть и по объективным, внешним причинам, но не смогла сохранить социальные гарантии, к которым привыкли люди. Это больно ударило и по кошелькам, и по душам людей; многие небольшие бизнесы просто закрылись, — а задуматься о том, что государству надо создать им перспективу и прямо указать на нее, власть пока не смогла.
Третья проблема — привычка к социальным гарантиям. Все забыли начало 90-х, воспринимают их как данность и, как мы в конце 80-х, готовы ими жертвовать. Люди не понимают, что такое этническая преступность, наркомания, тотальная коррупция, платные и некачественные медицина и здравоохранение, что такое последовательное уничтожение социальной сферы, — а власть слишком порядочна, чтобы показывать документальные фильмы о том, как живет Россия. В результате мы видим четкую градацию: люди за 50 лет почти поголовно за Лукашенко, 40-50 лет — пограничная зона, среди тех, кто моложе 40, преобладает критическое отношение.
Сгладить эти социально-психологические проблемы помогает национальный белорусский характер: очень тихий, спокойный и очень твердый. Но проблемы есть, и они не решаются, а значит — будут нарастать.
Стратегическая проблема в области экономики — на какие рынки будет работать белорусское машиностроение в условиях глобального кризиса, больнее всего бьющего именно по этой отрасли. Рынок Европы, на который экспортируется половина продукции, будет закрываться на глазах: немецкое машиностроение будет бить Белоруссию по качеству, а китайское — по цене. Рассчитывать, что вся Белоруссия станет сборочным цехом Китая, не стоит: масштаб сотрудничества будет иным.
А в России никакой модернизации в ближайшие 5 лет не будет, — не будет и значимого роста спроса на белорусскую технику.
Единственный стратегический выход Белоруссии — становиться огромным технопарком на базе "закрывающих" технологий советского ВПК. В России они не нужны из-за бюрократии и коррупции, в мире — из-за глобальных монополий: их надо искать, выделять из них эффективные, перетаскивать к себе их создателей, давая им все условия, и коммерционализировать эти технологии. С одной стороны, это позволит резко снизить издержки экономики, с другой — заработать огромные деньги на торговле технологиями, с третьей — распахнуть перед молодежью качественно новые, сказочные, захватывающие дух перспективы, которых нет нигде не то что в СНГ — нигде во всем мире!
В конце концов, для Белоруссии в этом нет ничего нового: в послевоенном СССР благодаря усилиям "партизанской элиты" она до самого его конца использовалась как общесоюзный полигон для отработки новых технологий — и не только производственных, но и социальных, вплоть до тех же агрогородков! Не случайно проектирование нового Минска началось в феврале 1942 года, когда немцы стояли еще совсем недалеко от Москвы.
Но о необходимости и перспективности технологического рывка белорусскому руководству говорят, если мне память не изменяет, с 2005 года. Получая типичную реакцию управленческой системы советского типа: мол, мы тут утвердили государственную программу научно-технического прогресса на 15 лет вперед, повесили табличку "технопарк", и теперь всё в этой области у нас хорошо.
Это главная беда советской цивилизации: системность в ущерб эффективности. Люди, стоя по колено в золотых самородках, тратят время и силы на организацию геологических исследований, когда надо просто наклониться. С советскими технологическими наработками ситуация именно такова: их надо просто взять и рассортировать. Самостоятельные исследования, конечно, надо вести, но и пренебрегать почти готовыми технологиями просто нелепо.
И здесь мы подошли к главной, стержневой, одновременно и тактической, и стратегической, проблеме современной Белоруссии — к проблеме управленческой. Те люди, которые в 1994-1996 годах отчаянно вытаскивали Белоруссию из либеральной помойки, в большинстве уже ушли из государства: кто преподавать, кто на отдых, кто в бизнес. За минувшие годы их заменили исполнители — прекрасные исполнители, система даже в кризис работает, как часы, — но этого мало.
Описанные выше задачи, как и в целом кризисные условия, объективно требуют массовой инициативы системы управления, а значит, требуют делегирования полномочий. Без этого система недееспособна и небоеспособна.
Посмотрите: против Белоруссии вполне открыто проводятся спецоперации, — а КГБ, насколько можно судить, вполне по-позднесоветски "не ловит мышей".
Против Белоруссии ведется жесточайшая информационная война, а система управления, состоящая из прекрасных исполнителей, ее не то что проигрывает, она в ней вообще не участвует!
Несоответствие потребностям кризисных условий объективно ведет к деградации — и мы видим эту деградацию в самых разных секторах! 22 июня и 3 июля мы видели откровенное хамство многих представителей ОМОНа, — не вынужденную или неловкую жесткость, а откровенное хамство с получением от него удовольствия: мы вдруг почувствовали себя в нашей стране.
При разгоне акций протеста ОМОН кидается на тех, кто ближе, а бригадиры, стоящие в трех шагах и руководящие действиями, прекрасно заметные даже на оппозиционных видеороликах, остаются для него невидимками.
Оперативников КГБ, руководящих действиями ОМОНа, снимают в упор, в анфас и профиль и выкладывают эти записи в Интернет, — а они, как дети малые, не понимают, что это значит.
Официальные СМИ за употребление слова "кризис" получают "по шапке"! Как же можно вообще говорить с народом в критической для него ситуации, не упоминая очевидную для него реальность?
С другой стороны, в сфере экономической политики мы видим разрешение платить валютой на заправках, в гостиницах и в некоторых других местах. Это откровенная глупость: заплаченная таким образом валюта никогда не попадет в резервы нуждающегося в ней государства, — она пойдет на черный рынок и будет работать на нем против государства и против народа, причем не только экономически, но и политически.
Но эта система сохраняется, — значит, политическое влияние черного рынка и оргпреступности, которая на нем работает, таково, что оно уже сейчас доминирует над естественной логикой экономической политики, над интересами государства и общества!
Подводя итог: судьба Белоруссии определяется тем, сможет ли ее власть привить инициативу созданной исполнительской системе, разумно делегировав полномочия как в тактических, так и в стратегических вопросах.
Для России эта судьба важна принципиально: Белоруссия показывает, что государство может служить даже небольшому народу, а не перерабатывать его в личные богатства глобальных монополистов и компрадоров-коррупционеров. Убийство Белоруссии, планомерно осуществляемое сейчас либералами всех мастей, означает для России убийство надежды на справедливость.
Владимир Овчинский.
Потенциальная ставка Белоруссии на Китай возможна только при согласии России. Если такого согласия не будет — а его не будет, потому что в этом не заинтересованы ни наши "державники", ни наши "либералы", то есть никто в Кремле в этом не заинтересован, — то от такой ставки Белоруссию попытаются заставить отказаться в два-три месяца. И все это прекрасно понимают.
Нужно искать другие пути, другие идеологические схемы. В первую очередь в отношении собственного народа и общественного мнения. В этом ключе, по моему мнению, стоит совместить идеи патриотизма, духовности и единения, в том числе славянского, с постулатами свободы, "НОВОЙ ДЕМОКРАТИИ", информатизации и социальной мобильности. Такое смысловое поле скорее принесет свои плоды. Лукашенко нужно взять инициативу в развитии идей о свободе, демократизации и модернизации. Ему нужно идти как минимум на шаг впереди своих врагов. Никто родную землю целовать уже не будет только за то, что она — родная земля.
Белоруссия сегодня — не сельская, не аграрная страна, не "бульбаши", как многие почему-то еще считают. Это самая урбанизированная страны в Европе, и тянуть её обратно — бесперспективное и бессмысленное занятие. Надо двигаться дальше, вперед, и если Александр Григорьевич сможет перешагнуть через инерцию "прошлого" и выйти на более глобальный уровень с глобальными проблемами и их решением, то он станет по-настоящему великим политическим деятелем современности, и всё у него получится. Я понимаю, что это трудно, причем настолько трудно, что кажется невозможным, — но без этого не будет ничего.
Владимир Винников, культуролог.
Совершенно согласен с этим утверждением Владимира Семеновича.
