Горячая жижа стекала к ногам. Теплая. Быстро остывавшая. Холодная. На землю соскользнули какие-то розоватые трубки. Она отступила на шаг от куска мяса в форме лоханки, которую и двумя руками не сумела бы поднять.
Аш перестала плакать.
Что-то изменилось в ней. Не впервые. Первый раз она испытала такое, когда пристрелила насильника и стояла над его телом с тяжелым арбалетом в руках.
Она провела ладонью по подбородку. Засохшая кровь стянула кожу. Она сглотнула застрявший в горле ком и отогнала стоявшие в глазах слезы. И гневно уставилась на Гильома и мясника, державшего пустое деревянное ведро.
— Глупо! — отрезала Аш. — Кровь нечиста!
— Встань сюда, — Гильом указал на землю перед собой.
Канонир стоял перед станком для распяливания туш. На массивной деревянной раме, брусья которой сошли бы и для осадной машины, висели тяжелые цепи с крюками. Под ними темнела яма для крови и потрохов. Аш, оскальзываясь на свиной требухе, подошла к Гильому. Одежда липла к телу, но запах бойни уже притупился.
— Бери меч, — приказал канонир.
Перчаток у нее не было, и обвитая кожей рукоять кинжала скользила в ладони.
— Режь, — спокойно сказал Гильом, указывая на корову, которую уже вздернули на крючьях вверх — живую, с растопыренными копытами. — Распори ей брюхо.
Аш не бывала в церкви, но знала достаточно, чтобы не одобрить этого предложения.
— Делай, — повторил он.
Длинный кинжал вдруг показался ей очень тяжелым, он прямо оттягивал руку.
Корова жалобно закатила большие печальные глаза в длинных ресницах. Она дергалась, и тело, подвешенное на крюке, поворачивалось из стороны в сторону. Струйки навоза стекали по теплому дышащему боку.
— Я не могу, — воскликнула Аш. — То есть я могу, я знаю, как, но просто не могу! Она же мне ничего не сделала!
— Режь.
Аш неуклюже взмахнула клинком и ткнула наугад перед собой. Она вложила весь свой вес в удар, как ее учили, и острие проткнуло бело-рыжую шкуру. Корова открыла рот и завопила.
Брызнула кровь. Рукоять вывернулась из вспотевшей ладони девочки, и кинжал соскользнул, оставив неглубокую царапину. Аш уставилась на животное, в восемь раз больше нее, перехватила меч двумя руками и нажала. Клинок скользнул вбок.
— Ты уже покойница, — ядовито заметил Гильом.
Из глаз Аш сами собой брызнули слезы. Она шагнула поближе к горячей туше, подняла клинок над головой и двумя руками рубанула сверху вниз.
На этот раз острие пробило жесткую шкуру и слой мышц, нырнув в пустоту брюха. Аш извернулась и потянула вниз. Словно рубишь мешок с тряпьем. Из разреза вывалился клубок спутанных розоватых кишок, плюхнулся к ее ногам. В холодном утреннем воздухе от них поднимался пар. Аш упорно налегала на рукоять. Клинок наткнулся на кость, застрял. Ребро. Она дернула, потянула. Клинок не шел.
— Поворачивай. Если надо, нажми ногой! — голос Гильома прорвался сквозь натужное дыхание, свистящее в ее ушах.
Аш налегла коленом на влажную коровью шею, откинулась назад всем весом хрупкого тельца и резко вывернула кисть вправо. Клинок повернулся, вакуум, всасывавший его в рану, наполнился, и кинжал выскочил наружу. Крик животного заглушил все иные звуки.
— Хааааа! — зажав рукоять обеими ладонями, Аш рубанула по натянувшейся коже на горле коровы. Должно быть, клинок выщербился о ребро. Она почувствовала, как металл цепляет плоть. На шкуре открылась широкая щель. Спустя миг слои кожи, мышечных волокон, переплетение артерий скрылись под захлестнувшей все волной крови. Горячие брызги ударили ей в лицо.
Горячие, как кровь, — мелькнула мысль. Девочка захихикала.
— А теперь, плачь! — Гильом развернул ее лицом к себе и отвесил пощечину, рассчитанную на взрослого. Аш мгновенно и бурно разрыдалась. Только через минуту ей удалось выговорить:
— Я еще слишком мала, чтобы сражаться в строю!
— В этом году еще маловата.
— Я маленькая!
— Надо же, крокодиловы слезы, — Гильом вздохнул. — Спасибо, — серьезно добавил он. — Теперь можно добить скотину. — Аш подняла глаза и увидела, как он протягивает мяснику монету. — Пошли, мисси. Нам в лагерь.
— У меня меч грязный, — сказала она. Потом села на землю, прямо в лужу крови и навоза, и завыла, кашляя и задыхаясь. Потом судорожно вздохнула, так что заболело в груди. Слипшиеся волосы облепили ей щеки поверх шрамов. Из носа текло.
— А! — рука Гильома уцепила ее за шиворот и вздернула на ноги. — Так-то. Хватит. Давай туда.
Он показал на желоб с водой на дальнем конце двора.
Аш рывком распустила шнуровку на груди и стянула камзол вместе со штанами, не подумав расстегнуть крючки на поясе, которые связывали их вместе. Она обмакнула кровавый ком шерстяных тряпок в холодную воду и обтерла им тело. Утреннее солнце уже обжигало холодную кожу. Гильом стоял рядом, скрестив руки, и смотрел на нее. Она ни на минуту не убрала ноги с лежавшего на земле пояса с мечом и прямо смотрела на работников живодерни. Напоследок, тщательно оттерев клинок, она попросила сала, смазать металл, чтобы не заржавел. Одежда к тому времени почти просохла. Волосы висели светлыми крысиными хвостиками.
— Пошли в лагерь, — бросил канонир.
Аш дошла до ворот деревушки рядом с Гильомом. Мысль попросить приюта в одном из крестьянских домов ни на миг не закралась ей в голову.
Гильом посмотрел на нее сверху вниз. Аш заметила, что глаза у него ярко блестят, а белки покраснели. На ярком солнце отчетливо выделялась грязь, въевшаяся в морщины кожи. Он сказал:
— Если это оказалось легко, подумай вот о чем. Это была скотина, не человек. Она не угрожала, не просила пощады. И не пыталась убить тебя.
— Знаю, — сказала Аш. — Я раз убила человека, который пытался.
Когда ей было десять лет, она чуть не рассталась с жизнью, но не на поле боя.
4
Светало. Аш перегнулась через парапет колокольни. Земля, в пятидесяти футах под ней, еще скрывалась во мраке. Где-то заржала лошадь, по всей линии фронта ей ответили сотни других коней. Под сводом неба звенел жаворонок. Из темноты медленно проступала плоская долина реки.
Предрассветная прохлада неохотно уступала место дневному жару. На Аш всей одежды только и было что краденая рубаха. Она перепоясала ее поясом с мечом. Полотно защищало загривок, закрывало руки и ноги почти до земли, но кожа под тонкой тканью покрылась мурашками. Ничего, скоро станет жарко.
С востока подкрадывался рассвет. К западу протянулись тени. В двух милях от колокольни блеснули яркие точки.
Один… пятьдесят… тысяча? Солнце отражалось от стальных шлемов и кирас, алебард и боевых молотов, горело на наконечниках длинных стрел.
— Они вооружились и двигаются! Солнце светит им в спину! — Аш нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — Когда же капитан пустит нас в бой?
— Не хочу я драться! — черноволосый Ричард, ее новый дружок, жалобно заскулил.
Аш в полном недоумении взглянула на него.
— Ты что, боишься?! — она метнулась на другую сторону площадки, перегнулась вниз, чтобы увидеть свой отряд за тележным редутом. Прачки, шлюхи и кухарки натягивали цепи между составленными вплотную телегами. Почти все женщины вооружились двенадцатифутовыми пиками или острыми как бритва алебардами. Аш высунулась еще дальше, рискуя свалиться. Где же Гильом?
Светало на глазах. Аш вытянула шею, разглядывая отлогий берег реки. Там скакали несколько конных в ярких плащах. Флаг отряда, дальше пехотинцы с оружием в руках.
— Ну что ж они так медленно, — дергался Ричард. — Не успеют же, те вот-вот будут здесь.
Аш в последние полгода поднабрала силы, стала вынослива, как бывают выносливы терьеры или горные пони, но все еще выглядела восьмилетней. Плохая кормежка не способствует быстрому росту.
Она обняла парнишку.
— В том-то и беда. Нашим не прорваться. Смотри!
В лучах показавшегося над горизонтом солнца вся долина вспыхнула красным. Пшеничные поля так заросли маками, что не видно было колосьев. Тугие стебли злаков, переплетенные побегами сорняков, задерживали, цепляли за ноги тяжело вооруженных наемников. Кавалеристы под знаменем далеко обогнали их.
Ричард прижался к девочке, красное родимое пятно на побледневшем лице горело ярче отрядного флага.
— Их всех убьют?
— Нет. Не всех. Может, кто-то из тех пробьется сюда, когда начнется схватка. Капитан постарается вытащить их. Ой! — Аш скрутило, в животе прокатилась тугая судорога.
Она сунула ладошку между ног и вытащила обратно. Пальцы оказались перепачканы кровью.
— Зеленого Христа в душу! — Аш вытерла пальцы о рубаху и оглянулась на площадку под колоколами, чтобы убедиться, что никто не слыхал богохульства. Дети были одни.
Ричард с ужасом смотрел на нее.
— Тебя ранило?
— Да нет! — Аш напустила на себя самый невозмутимый вид. — Просто я теперь женщина. Мне говорили, что так будет.
