Вместо «Напареули» дают кефира…
Кто же это придумал? Какой гений?!
Время по-особому скрипит —
Жил да был писатель Еврипид,
Жил бы он в сегодняшней Европе,
Был бы он писатель Европид.
Строем буквы – аты-баты,
Вдруг одна как даст в тамтамы!
Ведь писалось: депутаты…
Написалось: депутаны.
Я беру нытика,
Говорю: «Ну-те-ка!»,
Из него вытека…
Вот финал жутика.
Здравствуй, дивный новый мир,
Что-то ты не очень дивный…
Оставались бы людьми,
Не пришли бы крокодилы.
Верхи не могут, низы не хотят –
Понять бы, где верх, где низ?
Два людоеда друг дружку едят,
Толкуя про гуманизм.
Привратник, свет небесный избирая,
Прими и тьму.
Когда поэт стучит в ворота рая,
Открой ему.
Автор порван на цитаты,
Штучный, братцы, он продукт:
Боже, как его читают,
Боже, как его крадут!
Я скажу, от кайфа тая,
Как весной сосулька таяла:
«А вот эта запятая
Мне особенно доставила!»
Ширится кипеш и множится,
Мозг не вмещается в брючины –
Глянешь на это убложество
И закипишь, как фэйсвзбученный…
Пускай седы мои виски,
Пускай бессонны ночи –
Люблю я женщин, мужики!
…а мужиков – не очень.
Читатель в тексте не нашел души,
А в остальном, мол, тексты хороши.
Он прав – нет крови, хлещущей из жил…
Ну как отыщешь то, что не вложил?
На смерть поэта
Не стало еще одного поэта —
Заметили, но мимоходом, искоса,
Топча аритмично свою планету,
Бухтя мимо рифмы: "А на-кось, выкуси!"
Хотелось бессмертья – ложись, красивый,
Хотелось признанья – забудем к вечеру,
Хотелось спрятать – добудем силой
Все тайны вплоть до цирроза печени.
Поэтов много, собак нерезаных,
Они плодятся в инцесте с музою,
И вот лежит – молчаливый, трезвый,
Эфира сын, ангелок замурзанный.
Ребро
Бог создал Еву из ребра
Бездельника Адама,
С тех пор прекрасна и добра
Возлюбленная дама,
Они для нас – весенний гром
И шарик голубой…
Ах, что-то ноет под ребром —
Наверное, любовь.
Ах, за речкой-рекою
Ах, за речкой-рекою, за тихой и темной рекой
Все поэты писать научились лишь длинной строкой.
А куда торопиться, душа моя? Здесь, за рекою,
Ни грозы, ни хулы – только вечный и тихий покой.
Ах, за речкой-рекою, глубокой и черной водой,
Навсегда распростились поэты с несчастьем-бедой,
Каждый ходит, душа моя, гоголем, счастлив и признан,
А который не ходит, тот сидя оброс бородой.
Ах, за речкой-рекою навек обрывается нить,
Здесь все можно принять, и нельзя ничего изменить,
Каждый знает про это, душа моя, знает и помнит,
Что умевшим гореть никогда не приходится гнить.
Предчувствие
Копошится бес в ребре —
Хрусть да хрясь,
Ах, неладно в декабре —
Дождь да грязь,
По промозглой по поре,
с голой попой в серебре,
на летучем на ковре
мчится князь.
Что у князя ни кошель —
Сплошь деньга,
Хоть гони его взашей —
Ни фига,
Эй, запойные друзья,
нам дремать-храпеть нельзя,
нам бы с вами взять ферзя
за рога.
Утром князюшка-зима —
Стук в окно,
Эй, морозец, не замай —
Все равно
Будут красные носы,
будут мерзлые усы,
будут полночь бить часы —
с Новым сном!
Касыда истин
Вкуса плова слаще слово, верность – прочная основа,
Много денег у иного, много бога у калек,
Хоть по мыслям, хоть по вере не для всех открыты двери —
В Штатах или Сэсэсэре, Мустафа или Олег.
От Багдада до Чикаго – честь, отвага, плащ и шпага,
А иначе сволочь Яго изведет всех Дездемон;
Брось ворованный платочек, сталкера избавь от точек,
И живи, как карма хочет, а не как велит ОМОН.
Пусть кричат, что в бабках сила, что горит огнем Россия,
Что сторчался наш Мессия, ширкой вены отравив —
Это, брат, благие вести, потому что мы, брат, вместе,
И при шпаге, и при чести, и душа еще кровит.
Мы смешны, да не потешны, мы грешны, а все безгрешны,
Мы попали миру в клешни – слышно, как хрустит клешня.
На зубцах седая крошка, значит, смерти понарошку,
Я хорош и ты хорош, как в небе Божия лыжня.
Истина в борще с наваром, в рюмке водки, в друге старом,
Истина звенит гитарой, истина горит в ночи;
Сдохни, циник, сдохни, мистик, в окруженьи голых истин,
Над могилой ветер свистнет, под могилой – червь смолчит.
У слезы четыре грани, дождь некстати землю ранит,
В Тегеране много дряни, так не меньше и в Москве,
Оглянись, прозрей, напейся, отрасти хоть чуб, хоть пейсы,
Обласкай красотке перси и засни, как жук, в траве.
Трагедия
Вдрызг промокло полотенце,
Слезы льются по лицу —
Я узнал, что кровь младенцев
Перестали класть в мацу.
В ней же вкуса половина,
В ней полезный витамин!
Самый цимес для раввина!
Отчего ж я не раввин?
Я давлюсь мацой бескровной,
Заедаю ветчиной…
Вот как портят мне здоровье
За моею же спиной!
Хотенье
Хотят меня веселого,
Хотят меня красивого,
Хотят меня хорошего
(Плохого не хотят),
Хотят, как суши с семгою,
Хотят принудить силою,
Иначе всех, каков я есть,
Утопят, как котят.
Хотят меня удачного,
Хотят голубоглазого,
Хотят широкоплечего
(и чтоб кругом – мышца!),
В груди – турбина адова,
Во лбу – четыре лазера,
Иначе делать нечего,
Иначе жди конца.
Навстречу пожеланиям
Бегу, аж спотыкаюся,
Такой я замечательный,
Что сам себя боюсь,
Осанкой схожий с ланью я,
На вкус – с икрою паюсной,
И с каждою минутою
Все лучше становлюсь.
А жить-то, братцы, хочется,
А жить, сестрицы, хочется,
Когда ж все это кончится,
Когда ж все это кончится…
Павшему ангелу
Паденье нравов, конец эпохи,
Смешенье стилей.
Да-да, вы правы, мы очень плохи,
Вы нас простили?
Куда нам, грешным, куда нам, тучным,
Куда нам, плоским?
Да-да, конечно, вам с нами скучно,
Утрите слезки.
Мы просто бяки, мы просто звери,
Все очень скверно…
Не надо плакать, снимайте перья,
Я буду первым.
Врагам
Пожелайте мне чего-нибудь, враги —
Чтоб не видеть мне и в ясный день ни зги,
Чтоб скитаться от столба и до столба,
Чтоб была ко мне неласкова судьба.
Пожелайте мне немереных долгов,
Пожелайте мне себя, моих врагов:
Нас, мол, тьма, нас – легион, а ты один,
Мы тебя без хлеба с солью доедим!
Ах ты, доля, моя доля с ноты «до»,
С неподстриженной седою бородой,
Что смеешься, моя доля, невпопад,
Что не хочешь ни печалиться, ни спать?
У врагов – гляди-ка! – с маком пироги,
У врагов мешки изюма-кураги,
Ах, жуют враги, аж слюни прочь летят,
Ничего враги желать нам не хотят.
"Вам, – кричат, – поди попробуй, пожелай,
Вон, одна желала – дня не прожила,
Шли б вы мимо, да от нашей кураги…"
Вот какие благородные враги!
«Убегают, как воды в горсти …»
Убегают, как воды в горсти,
Мои годы в январьскую заметь,
Все длиннее становится память,
Все короче становится стих.
Изменяйся, надейся, прости,
Жизнь – гостиничный номер с клопами…
Все длиннее становится память,
Все короче становится стих.
Этот ветер давно уже стих,
Этот гимн музыканты проспали –
Все короче становится стих.
Все длиннее становится память.
Ах, как вверх мы умели расти,
Ах, как бойко мы песни кропали!
Все длиннее становится память,
Все короче становится стих.
О, спасибо, рассветы и ночи,
За надежду оставшихся дней,
За ту память, что века длинней
За тот стих, что мгновенья короче.
«Бэтмен улетает на закат …»
Бэтмен улетает на закат,
Зорро уезжает на закат,
Четверо неуловимых мстителей
Скачут вместе с ними на закат.
Зрителей волнует этот кадр,
Всех, от депутата до зека,
Ночью снится утомленным зрителям:
На закат – за МКАД, за МКАД, за МКАД…
«Опять скрипит артритное бедро …»
Опять скрипит артритное бедро,
И ветер в кошельке танцует вальсы,
Живот растет, на улице мороз —
Бери, месье, планшет, и не сдавайся!
Пора-пора-порадуемся, лежа на боку,
Красавице и кубку, клинку и турнику,
Пока-пока-покалипсис стучится в наши двери –
Merci beaucoup, чувак, merci beaucoup!
