Забытая на серванте ещё от какого-то домашнего праздника открывачка подвернулась в руку и пришлась как-то сразу очень ловко и уверенно. Катюша с приспущенными трусами ещё раз выскочила в прихожую, проверила накинут ли крючок и торопливо вернулась на диван. Сжимаемая в пухлом кулачке острая головка открывачки похожая на серп-и-молот покалывалась и холодилась, когда Катенька водила пальчиком смазанным детским кремом по округло-фигурному гладкому древку. Собственно, мысль засунуть себе что-то в пизду, тревожила уже не в первый раз, но раньше как-то всё перевешивал страх; теперь же доставленные Вовкой Лиходеевым «безобразия» настолько свирепо и страстно покусывали уязвлённое девичье целомудрие, что Катюша Винтовкина уже, задрав как можно выше юбку, спустив под ноги трусы и с интересом пытаясь заглянуть себе в лоно, засовывала в узкую дырочку растягиваемой целки толстенький деревянный хвостик открывачки.
Целка сопротивлялась только на самом входе, потом же неожиданно легко поддалась и пропустила нырнувшую внутрь открывачку до самого Катенькиного кулачка. Катенька почувствовала совершенно незнакомое ощущение инородного гладкого тела внутри себя и замерла в лёгкой неге от накатывающего волнами кайфа. Кайф, впрочем, накатывал более от собственной смелости, чем от физических ощущений, и Катя с широко раздвинутыми ногами пробирала пальчиками волосню на пизде, тянула в стороны опушённые губки и с любопытством рассматривала казавшееся просто каким-то невероятным сопряжение своего уходящего внутрь розовыми створками тела и округлого древка спрятавшейся по самый «серп-и-молот» в ней открывачки…
«Атас!», бесспорно, это было довольно немилосердно – прервать её лишь приступающие нежные ощущения внутри дробным стуком во внешнюю дверь. Открывачка почти мгновенно оказалась на столе под кипой прошлогодних газет, трусы взлетели по пухлым ногам и запечатали напрочь разыгравшуюся было пизду, а юбка не снятой школьной формы торопливо оправилась спорыми Катюшиными руками.
– Кто там? – Катя, чувствуя некстати разыгравшийся румянец на щеках, готова была рассердиться без всякого повода на любого оказавшегося за дверью; странным показалось на мгновение лишь то, что она прозевала дежурный скрежет и лязг входной калитки во двор…
Никто не отвечал, но Катя и не собиралась в волненьи своём заниматься выяснением личности через простенок двери. Она дёрнула крючок и потянула ручку. Одуревший от зноя, полусонный Бермудд сидел на бетонных ступеньках крыльца, изредка жалобно мяукал и при почёсывании правой задней за левым передним умудрялся жопой стучаться в дермантиновую обивку двери…
– Бермудд – скотина! Животное!
– Мяу!
– Это ты тут стучишь? Я же чуть не уписалась из-за тебя!!!
– Мяу!!
– Заходи уже! Только сразу: с обедом не угадал! Я уроки учу.
– Мяу…
Вальяжной походкой черно-белый сибирский увалень проследовал в затенённую комнату и развалился на полдивана. Катюша со вздохом вытащила из под его обнаглевшей от достигнутого счастья морды расстёгнутый портфель: всего какие-то несколько несчастных минут сбили напрочь всё настроение и предстоявшие пара-тройка часов домашнего одиночества теперь представлялись совсем не в радужном свете – кроме необходимых к выучиванию уроков в голову действительно больше ничего не лезло. Катя сдвинула газеты на край стола, опустила портфель на стол и обречённо потянула школьный фартук вместе с платьем через голову. Подступающую образовательную депрессию решено было поправить песочным печеньем из вазочки на серванте. Вскоре Катюша в домашнем халатике сидела за экзальтированно причудливыми формулами астрономической алгебры и в тоске просыпа?ла сухомятку печенья в себя и на письменный стол.
Жизнь пошла на поправку после стакана холодного молока из холодильника, которое было честно разделено с взвившимся с дивана Бермуддом в пропорции один к трём. Катюша хорошенько выписялась в туалете и, натягивая трусы, вдруг обнаружила их почти крахмальную твёрдость в промежности. Любовные игры с самой собой не прошли бесследно, и просохшая заскорузлая ткань напомнила о необходимости преждевременной перемены трусов на свежую пару. «А, ладно, потом…», впитывающееся внутри неё в песочное печенье нежное молоко неудержимо тянуло прилечь с любимой книжкой, «У-упс! Пека!» – Катюша ловко скользнула на поверхность дивана прямо перед самой мордой изготовившегося уже к прыжку вверх Бермудда, и тот обижено подул в пушистые щёки, деланно непринуждённо отворачиваясь в попытке лизнуть себя за ухом. Стоит ли говорить о том, что любимой книжкой у Катеньки была вовсе не межзвёздная алгебра…
Когда приключения Тома Сойера дошли до голозадого барахтанья с Гекльбери Финном на острове их Свободы, Бермудд впёрся на незначительную остававшуюся незанятой площадь дивана в ногах и естественно повёл себя так, будто это не он, а Катенька только что к нему вспрыгнула – он же лежал здесь всегда и места ей уступать не собирался. Увлёкшаяся чтением Катюша обнаружила себя непроизвольно поджимающей к животу ноги и рискующей свалиться с дивана под напором мягко вдавливающихся в её ляжки кошачьих лап. «Фу, жарко!», она расстегнула спереди весь халат и отбросила его верхнюю полу назад, восстанавливая паритет и безжалостно вминая раскинувшийся пух и мех позади себя в спинку дивана. Бермудд проснулся, вывернулся из-под её пухлой белой коленки и взобрался на обнажённый Катенькин бок.
– Бермуша, не лезь, без тебя жарко… – Катеньку начинало умаривать сном, она несколько раз несильно потолкала развалившегося на ней кота, и тот, наконец, опрокинулся вниз, к ней под голый живот, и так и заснул в каком-то полувывернутом состоянии с запрокинутыми кверху всеми четырьмя лапами.
Катенька ощутила внезапно невероятный прикол от мягкого шерстистого меха Бермудда легко щекочущего её по животу и сама смежила вежды над поплывшими перед глазами буквами. Картины острова Свободы из книги стали перебираться в её сознание дымкой сновидений, и Катя почему-то представила себя третьей и отнюдь не лишней среди двух малолетних шалопаев удравших от всех на свете. Но нежную завесу прекрасной мечты внезапно резко и ярко пересёк вновь вспыхнувший пред Катенькой образ распустившейся алой розой пизды с нацеленным на неё мужским языком… Катюша очнулась от того, что Бермудд с приглушённым мурлыканьем настойчиво тыкался куда-то ей под живот своим усатым носом.
– Куда ты, Бермуш? Ты чего? Фу! – Катя попыталась слегка потянуть явно заблудившегося и что-то перепутавшего со своим кошачьим чутьём любимца за мягкий загривок.
Но Бермудду, похоже, очень чем-то приглянулись Катюшины домашние трусики, и вместо того, чтобы податься назад, он ещё сильнее толкнулся вперёд всем корпусом и в результате пронырливая кошачья морда вместе с усами оказалась прямо между чуть разъехавшихся от неожиданности Катенькиных ног.
– Да?? – Катюша с возникшим вдруг любопытством взглянула вниз, чуть приподнялась на локте и немного пошире развела коленки.
Очевидно и невероятно счастливый Бермудд упоённо лизал просоленную чуть заметную желтоватую полосочку прямо в промежности Катенькиных трусов. «Ого!», в животе что-то тихо-весело заиграло, и Катеньке показалось, что она видит, как надуваются через тонкую ткань трусов её половые уже не детские губки. «А если так?», Катюша осторожно просунула указательный пальчик под шеей урлычащего кота и потянула набок резинку трусов. Открывшаяся скользкая щель чуть не свела бедного любимца с ума: Бермудд в своём ритмичном нализывании замурлыкал так, будто перед ним распахнулось озеро валерьянки, и вдобавок вовсе прикрыл глаза…
От невероятного и очень быстрого кайфа прикрыла глаза и Катюша. Словно легчайший розовый дым пеленою окутал всю её с ног до головы. Она будто бы куталась в нём, вертясь на диване всем телом и лишь едва не отрывая щекотно-безумствующей пизды от морды упивающегося счастьем Бермудда. Резинка трусов чуть не рвалась и сильно врезалась в нечувствующие её пальцы, когда Катеньку будто слегка подкинуло жопой вверх, Бермудд остался где-то внизу, а она вся от кончиков пальцев на ногах до пронизываемых нежным током волос на голове затряслась в охвативших её спазмах оргазмо-конвульсий… «А-ах!», воскликнула Катенька, кончая всё разом, и рухнула со своего прогнутого мостика на диван и Бермудда. «Мяу…», Бермудд, чуть протрезвев, выбарахтался из-под неё и покинул диван.
– Ах-ах-ах! – раздалось сочувственным затихающим эхом ей в ответ.
Катенька едва перевела взгляд из океана своей эйфории по направлению этого постороннего, но почему-то не вызвавшего никакого опасения в ней звука-голоса. На столе среди газет сидел какой-то сказочно-мультипликационный персонаж напоминавший всех петрушек и буратин из детски весёлых картинок одновременно. Нос у него, правда, был вполне нормальный, но по всему периметру одеяний были разбросаны самые психоделически разнообразные цветы. Вся же телесная конструкция явно указывала на руки национальных умельцев: живая игрушка всеми своими потешными шарнирами вызывала одно лишь ассоциациативное определение – «по пояс деревянный».
