Что и говорить, женская логика на рубеже тех давних веков могла бы ошеломить кого угодно. Графиня Толстая (дама замужняя) страстно любит лорда Уитворта (холостого джентльмена), и он при этом человек совершенно бесчестный…
Смысл сей инвективы[5] и вина Уитворта, судя по всему, заключались в том, что он графиню Анну Ивановну просто в упор не видел. Его взоры в это время были устремлены совсем в другом направлении…
Лорд Джордж и по сути своей был человеком светским, и по должности принужден был часто бывать при дворе. Он очень сошелся с Платоном Зубовым и, конечно, не мог не познакомиться с его сестрой.
Устоять перед ней было невозможно, да он и не старался. Впрочем, и Ольга чуть ли не с первого взгляда нашла черные глаза Уитворта неотразимыми. И вот именно тогда-то в обществе и начал гулять анекдот про одного действительного статского советника, который в одно прекрасное утро, собираясь в службу и намереваясь надеть треуголку, обнаружил, что она сделалась ему совсем тесна по причине выросших на его голове рогов.
Ольга Александровна от счастья еще более похорошела. То есть просто невероятно красивой сделалась! О ее красоте ходили легенды по Европе, поэтому у нее не было подруг среди женщин, лишь только такие не знающие соперниц блистательные особы, как императрица Екатерина, любившая брата Ольги, Платона. Уж к его-то собственной сестре она могла не ревновать своего красавчика! Но остальные… какую ревность, какую ненависть чувствовала к прекрасной Ольге графиня Анна Ивановна Толстая! Увы, увещевания подружки Варвары остались втуне, и Анна Ивановна не смогла избавиться от губительной страсти. Она всюду преследовала Уитворта, и страсть ее была настолько явной, что ее при дворе даже дразнили в шутку «Нина, или От любви сумасшедшая» – по названию популярной в то время оперы Паизиелло.
Ольга Александровна могла бы смеяться над ней громче всех. Ведь они с Уитвортом в то время были практически неразлучны. И она не сомневалась, что будь она свободна, то уже в самом скором времени получила бы от возлюбленного предложение сделаться леди Уитворт. Если бы не злокозненный Алексей Алексеевич Жеребцов, который нипочем не желал давать развода!..
Увы, давно известно, что красота в женщине отнюдь не предполагает в ней ума. Поэтому Ольга Александровна в своем любовном упоении изрядно заблуждалась насчет намерений лорда. Ведь женщина любит просто потому, что любит. По прихоти сердечной! Мужчина всегда более конкретен. Он любит не просто так, а за что-то.
Лорд Уитворт был пылко влюблен в Ольгу Александровну, потому что она была красавица, это во-вторых, потому что она была пылкая, восхитительная любовница, это в-третьих. А во-первых, он был влюблен в нее, потому что она была сестра всесильного фаворита.
И здесь пришло время поговорить о том, кто же был этот неотразимый Джордж Уитворт и почему он жил не в Лондоне, а в Петербурге.
* * *
Двор Екатерины Великой в последние годы ее царствования был ареной интриг иностранных политиков. Здесь боролись за усиление влияния партии французская и английская. Джордж Уитворт, в 1788 году назначенный английским королевским двором послом в Петербурге, происходил из семьи известных дипломатов – его предок Чарльз Уитворт был английским посланником еще при Петре Великом. Лорд Джордж приехал в Петербург тридцати восьми лет от роду, но уже успел до этого назначения выказать дипломатические способности. В Петербурге Уитворт еще более упрочил свою известность.
Усердная поддержка всемогущего Платона Зубова, а также Французская революция, очень кстати вспыхнувшая именно в это время и отвратившая сердце русской императрицы от союза с республикой, возникшей на обломках великой монархии, сослужили английскому послу большую службу, и он без особого труда устранил французское влияние на русскую внешнюю политику. Однако привлечь Россию к оборонительному и наступательному союзу с Англией против Франции ему пока не удавалось. Долго колебалась Екатерина, прежде чем был отдан приказ подготовить для подписи соответствующий трактат. И все-таки это случилось! Уитворт уже торжествовал победу, а Ольга Александровна поздравляла своего возлюбленного, как вдруг в ход дипломатических интриг вмешалась некая непредсказуемая и неодолимая сила, именуемая Рок, вмиг уничтожившая плоды всех трудов и усилий.
В первых числах ноября 1796 года императрицу Екатерину поразил удар, и она несколько дней находилась между жизнью и смертью.
Уборная императрицы, расположенная перед спальней, была заполнена людьми, предававшимися сдержанному отчаянию. Князь Платон Зубов в полуобмороке лежал в креслах, с ужасом взирая на обломки былого счастья. В слабо освещенной спальне императрица лежала на матрасе, огороженном ширмами. В ногах ее стояла камер-фрейлина Протасова. Ее рыдания вторили страшному хрипу государыни, и это были единственные звуки, нарушавшие безмолвие.
А цесаревичу Павлу Петровичу в эту ночь приснилось, будто некая неведомая сила возносит его в вышину. Но когда Николай Зубов, брат князя Платона Александровича, приехал в Гатчину, резиденцию Павла, сообщить об ударе императрицы, великий князь сначала безмерно перепугался, отчего-то решив, что Николай Александрович прибыл заключить его под стражу.
Впрочем, он очень скоро понял, что для страхов теперь не время – надо действовать. Надо прибрать к рукам власть, пока умирающая Екатерина не выполнила свою угрозу и не передала трон своему внуку Александру Павловичу!
Павел приехал в столицу к семи вечера 5 ноября и тотчас отправился в покои императрицы. Комната сразу наполнилась людьми, преданными ему. Гатчинцы бегали, расталкивали придворных, и те спрашивали с удивлением, что это за остготы[6] и откуда они взялись?!
Великий князь устроился в кабинете рядом со спальней своей матери, поэтому все, кому он отдавал приказания, направляясь в кабинет и обратно, проходили мимо еще дышавшей императрицы так, словно ее уже не существовало.
Таким образом прошла ночь. Был момент, когда появилась надежда, что врачебные средства окажут воздействие, но вскоре эта надежда была потеряна.
Настали последние минуты великой Екатерины…
В 9 часов 45 минут вечера (на дворе было 6 ноября 1796 года) лейб-медик Роджерсон поднял глаза на стоящего возле одра наследника и сухим английским голосом объявил, что все кончено, государыня преставилась.
Павел стукнул себя по лбу. Только теперь вполне осознал он, что значил тот странный сон. Неведомая сила наконец-то вознесла его на трон! Он будет править!
Резко повернувшись на каблуках, Павел надел на голову огромную шляпу, которую доселе нервно комкал в руках, схватил свою длинную трость, лежавшую на кресле, и, потрясая ею, закричал хриплым голосом:
