Беннет казался шокированным.
— Он ведь владеет едва ли не лучшим в стране стадом гернзейского скота!
Кэллен заговорил, сердито посмотрев на Пратта:
— Поймите, Пратт, мне ваш бык не нужен. У моего лучшего производителя Махуа Галанта Мастерсона сорок три чистопородные тёлки. Ещё три молодых производителя сейчас проходят отбор. Я покупаю Цезаря исключительно в интересах нашего животноводства и лиги по разведению гернзейского скота!
— Мистеру Кэллену действительно ни к чему ваш бык, — подхватил Беннет. — Им движут самые благородные побуждения, но он не согласен платить за Цезаря всю ту сумму, что вы уплатили Мак-Миллану. Конечно, бык теперь ваш, но согласитесь: сорок пять тысяч долларов — это сумма несуразная. Сам Голдуотер Гранде был продан за тридцать три тысячи, а Цезарю далеко до Гранде. Гранде — отец ста двадцати семи племенных тёлок и пятнадцати первоклассных бычков. Так что наши условия таковы: мистер Кэллен платит вам тридцать три тысячи, а Мак-Миллан возвращает двенадцать тысяч из суммы, которую вы ему заплатили. Так что вы ничего не теряете. Мистер Кэллен тут же выпишет чек и вечером пришлёт за Цезарем людей и фургон. Если бык не утратил формы, то мистер Кэллен выставит его в четверг на ярмарке. Надеюсь, он в порядке. Насколько мне известно, вы держите его на выгоне?
Пратт напустился на Мак-Миллана:
— Ещё сегодня вы клялись, что с этим делом покончено и вы не станете участвовать в любых попытках сорвать нашу сделку!
— Вы правы. — Мак-Миллан слегка дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол. — Но они пристали ко мне с ножом к горлу… Они так давили… А ведь я старый гернзеец, мистер Пратт.
— Вы опорочили честь гернзейца! — взорвался Кэллен. — Я бы вообще исключил вас из лиги гернзейцев! Пратту ещё простительно — он в этом ни черта не смыслит. Но вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станется с быком после продажи!
— Конечно, — уныло кивнул Мак-Миллан. — Вам легко говорить, мистер Кэллен. У вас денег куры не клюют. А у меня после кризиса за душой осталось одно стадо, и больше ничего. А тут ещё сибирская язва месяц назад… Из всего стада уцелели четыре телёнка, шесть коров, молодой телок да Цезарь. Что мне прикажете делать? Даже породистую тёлку купить было не на что! Как я мог содержать Цезаря в таком положении? Вот я и разослал телеграммы дюжине крупнейших скотопромышленников, включая и вас, сэр. И что я получил в ответ? Все знали, что я на мели, вот никто и не предложил больше девяти тысяч. Девять тысяч долларов за Цезаря Гикори Гриндона! И тут появился мистер Пратт. Он не скрывал, для чего ему понадобился Цезарь. Затея была неслыханная, но соблазн велик… Особенно когда у тебя за душой ни гроша. Вот я и решил от него отделаться и заломил несусветную сумму — сорок пять тысяч! — Мак-Миллан взял свой стакан, заглянул в него и отставил в сторону. — Мистер Пратт, не моргнув глазом, вытащил чековую книжку и, не сходя с места, выписал мне чек. А ведь вы мне и девяти тысяч долларов не предложили, мистер Кэллен. Насколько помню, ваша цена была семь пятьсот…
Кэллен пожал плечами.
— Я в нём не нуждался. Впрочем, теперь вы получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их из денег, уплаченных Праттом. Считайте ещё, что вам чертовски повезло. Во мне вдруг проснулся филантроп. Я говорил по телефону с управляющим и даже не уверен, нужна ли мне линия Цезаря в стаде. Бык как бык, бывают и получше…
— Но только не ваши, чёрт побери! — голос Мак-Миллана дрожал от ярости. — Дилетант паршивый! — Внезапно он умолк, обвёл глазами присутствующих и провёл ладонью по губам. Потом нагнулся к Кэллену и горячо заговорил: — Да кто вы вообще такой, чтобы судить о быках и коровах — даже самых завалящих! Не говоря уж о Гикори Цезаре Гриндоне! Цезарь был лучшим из племенных быков! — Он снова провёл по губам ладонью. — Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он ещё и не ваш, мистер Кэллен. И ведь он внук самого Бэрли Великого. Он зачал пятьдесят одну чистопородную тёлку и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. — Мак-Миллан показал свои руки, которые едва заметно дрожали. — Вот эти пальцы он сосал, будучи шести часов от роду. Он получил девять главных призов на выставках. Последний — на национальной, в Индианаполисе, год назад. Двенадцать его дочерей дают по тринадцати с лишком тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов молочного жира. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, чёрт вас побери, он вам и не достанется! Мои руки теперь развязаны. Я и пальцем не шевельну, чтобы помочь вам!
Оп повернулся к Беннету:
— Мне самому пригодятся эти двенадцать тысяч, Лу. И из вашей игры я выхожу.
Что тут началось! Беннет, Дарт и Кэллен — все втроём обрушились на Мак-Миллана. Если отбросить в сторону ненужные детали, то смысл сводился к тому, что Мак-Миллан нарушил слово, чего не имел права делать, что на карту поставлен престиж национальной гернзейской лиги и всего американского скотоводства, что случившееся подорвёт престиж ярмарки, что тридцати трёх тысяч Мак-Миллану хватит с лихвой и так далее. Мак-Миллан, мрачный и злой, сидел, упрямо не раскрывая рта.
От внезапного, как взрыв бомбы, возгласа Пратта все замолкли.
— Оставьте его в покое! Он здесь ни при чём. Я не возьму никаких отступных! Мне нужен только бык, и он уже мой, и у меня в сейфе хранится купчая. И баста!
Все воззрились на Пратта.
— Но… это невозможно, — невразумительно залопотал Беннет. — Подождите… Я же объяснил…
— Я не отступлюсь, — упрямо процедил Пратт. — Сделка есть сделка. Приготовления уже идут полным ходом. Я позвал сотню гостей…
— Проклятье! Да после всего, что мы… — Беннет вскочил, так яростно размахивая руками, что я решил на всякий случай проверить, легко ли вынимается пистолет. — Вы не смеете! — вопил Беннет. — Мы не допустим! Вы просто сумасшедший, если надеетесь, что вам это сойдёт с рук! В Кроуфилде меня ждёт дюжина членов лиги. Мы такое придумаем, что вы горько пожалеете…
Остальные тоже поднялись с мест.
— Вы мерзкий маньяк, Пратт! — выкрикнул Даниэль Кэллен.
— Здесь же дамы, мистер Кэллен.
Кэллен развернулся к выходу.
— Беннет, Дарт, пошли, — сказал он. — Я должен успеть на поезд. — Он решительно двинулся прочь. Беннет и Дарт отправились следом, и вскоре вся троица скрылась за углом дома.
После некоторого молчания морщины на лбу Пратта разгладились, и он посмотрел на Мак-Миллана.
— Знаете, Мак-Миллан, — сказал он, — мне не нравится этот субъект, Беннет. И слова его тоже. Ему ничего не стоит пробраться на пастбище, а мой сторож — полный растяпа. Я понимаю, что за сорок пять тысяч вы мне ничем не обязаны, но, учитывая…
— Конечно. — Мак-Миллан встал, неуклюжий и долговязый. — Пойду взгляну. Мне… мне и так хотелось поглядеть на него.
— Вы можете задержаться немного?
— Вполне.
Скотовод ушёл.
Мы остались сидеть. Племянник с племянницей казались озабоченными, Лили Роуэн зевала, а Пратт хмурился. Вульф глубоко вздохнул и осушил стакан.
— Ну и кутерьма, — пробурчал Пратт.
Вульф кивнул.
— Поразительно. Из-за какого-то быка. Словно вы хотите его поджарить и съесть.
— В том-то и дело, — кивнул в ответ Пратт. — Из-за того они и бесятся.
Глава 3
Так вот где собака зарыта, как говорил один китайский мандарин! Никто из молодёжи и глазом не моргнул, а я вытаращился на нашего хозяина в немом изумлении. По тому, как дёрнулась голова Ниро Вульфа, я понял, что и он полностью огорошен, что с ним случается крайне редко. Он выдал своё состояние ещё и тем, что переспросил, а подобное наблюдалось не чаще.
— Вы хотите съесть быка, мистер Пратт?
Пратт снова кивнул.
— Да. Вы, должно быть, заметили яму, которую роют возле дорожки. Это для барбекю. Быка изжарят на вертеле. Пир состоится через три дня, в четверг. Племянница с племянником и мисс Роуэн прибыли на это торжество. Я пригласил около сотни гостей, главным образом из Нью-Йорка. Быка забьют завтра. Пришлось вызвать мясника из Олбани — местные отказались.
— Потрясающе! — сказал Вульф. — Полагаю, в таком гиганте чистого мяса фунтов семьсот, а то и восемьсот. Сорок пять тысяч поделить… выйдет долларов шестьдесят за фунт. К тому же вы используете только самые лакомые куски, а многое пропадёт… Можно посчитать и по-другому: если у вас сто гостей, то каждая порция обойдётся в четыреста пятьдесят долларов.
— Если так рассуждать, это и впрямь выглядит дико. — Пратт потянулся за стаканом, увидел, что он пуст, и громко позвал Бёрта. — Но согласитесь — истратив те же сорок пять тысяч на рекламу в газете или ещё где, что вы получите? А на радио ваши деньги вообще проглотят в мгновение ока. И что? Плакали ваши денежки. А вот моя затея оправдает все расходы. Вы разбираетесь в психологии?
