Но была и еще одна причина - мое чисто женское воспитание. Из-за него я с детства искал себе подруг более, нежели друзей, и так получалось, что в девичьей компании всегда слишком сходил за "своего", чтобы сверстницам моим можно было воспринимать всерьез мои попытки ухаживания, все мои цветы и подарки, и нежные слова. Слишком свой - это почти никогда муж или любовник, скорее, хороший знакомый, с которым приятно провести время и которого несложно будет снова забыть до следующего неприятного часа или нового периода скуки. Я слишком часто был советчиком и утешителем, чтобы играть иную, более естественную для мужчины роль.
Хотя бы ту, которую исполнял по жизни мой отец; я не знал ее, и потому не понимал, стоит ли завидовать ей. Как не понимал и многого, написанного отцом в дневнике, и оттого чувствовал себя, если можно так выразиться, подглядывающим сквозь мутное стекло за чужой комнатой и видящей лишь неясные размытые образы и тени, мельтешащие в кажущемся беспорядке.
Итак, мой отец встретил девушку и полюбил ее, сразу, и как он писал, навсегда; я, сторонний наблюдатель могу лишь передать его слова. Девушку звали Лидия, она жила где-то неподалеку - отец не уточнил адреса, - и была года на три моложе его. Описание Лидии в дневнике не дало мне возможности составить точный ее портрет, за отсутствием фотографических снимков, сознательно убранных из квартиры отцом. Создавая мысленный ее образ, мне приходилось полагаться на пышные метафоры и эффектные гиперболы, вовсю расточаемые отцом в адрес возлюбленной.
По всей видимости, Лидия была высока ростом, стройна, пожалуй, худощава, обладала пышной копной крашеных волос цвета блонда и бронзовой кожей от природы. Умна, начитана, за словом в карман не лезла, отец даже отметил в дневнике несколько фраз, произнесенных ею в разговоре. К вышеперечисленному следует добавить легкий характер, необыкновенную живость и изобретательность, а так же неутомимость во время физической близости, качество, восхитившее моего отца особенно. Дневник, заполняемый в то время ежедневно, пестрел подобными замечаниями, едва не с первого дня их знакомства; я могу предположить, что близки они стали уже на второй-третий день.
Все свои дни отец старался проводить с Лидией, иной раз в ущерб работе. Она неохотно отпускала его от себя, видимо, желая занять его мысли и время максимально полно. Примерно через неделю после знакомства, Лидия уже окончательно переселилась к нему домой: это был незабываемый для него день. Мне пришлось перелистнуть, досадуя, две или даже три страницы, наполненные эротическими откровениями и фантазмами отца. Я же все ждал иного действия, которое просто обязано было последовать за переездом Лидии. Я искал его на страницах и нашел, почти между строк. Двумя неделями позже отец обмолвился о том, что получил "строгача" на работе за частые опоздания и прогулы. Он не придал выговору особого значения, отметив его как незаслуженное недовольство начальства своей персоной.
Я отвлекся от чтения вновь: надо было готовить обед, о котором я совсем позабыл, а заодно вынести мусор. Возвращаясь с пустым ведром, у самого подъезда я встретил соседку, так же откуда-то возвращавшуюся; не воспользоваться ситуацией и не задать ей еще несколько мучивших меня вопросов было просто невозможным.
В ответ женщина обрадовано закивала, точно ожидая от меня именно этого.
- Да, Павел Андреевич давно здесь жил, - и обратив внимание на выражение моего лица, уточнила, - почти двадцать лет. - От меня не укрылось то, что она ни разу не сказала "ваш отец", говоря о своем бывшем соседе. Вселился он как-то незаметно, почти как вы. Знаете, до него в вашей квартире свекровь моя жила, Катерина Семеновна, царствие ей небесное, так я узнала, что опустевшая после ее смерти квартирка вновь ожила, лишь когда увидела, как Павел Андреевич вещи вносит. А перед этим, почитай, десяток дней без малого прошел.
- Что же он, без всего приехал?
- Почти так. Мебели раз два и обчелся, все сумки да мешки. И при том, я бы не сказала, что он бедным человеком был, напротив. Да вы сами, должно быть, это знали, уж вам-то он... - и осеклась. Я не стал ее разочаровывать, кивнув в ответ.
- Вот видите, - продолжала она. - Что я и говорю. Он, видать, где-то высоко работал и при той власти, и при нонешней. И на совесть работал, скажу я вам: уходил-то он около семи утра, а возвращался никак не раньше восьми вечера. Субботу отдыхал, а в воскресенье хозяйничал.
- Не знаете, где работал?
- Я не спрашивала, а он сам мне не рассказывал, ни намеками, никак еще. Получал прилично, я говорила уже: шутка ли, за полгода в квартире всю обстановку переменил, и видели, на какую. А у свекрови моей мебелишка была грязь грязью, прости Господи, ей, как молодой партийке при установлении Советской власти от наркомата какие-то последки царских времен достались. От прежних хозяев, словом. Так с тех пор у нее в квартире ничего и не менялось. А Павел Андреевич все на помойке пожег. После все коробки фирменные, огромадные из-под новых приобретений на улицу выносил, пока я не попросила мне отдавать, для парника на балконе.
- Он один жил?
- Да, - резко кивнув, ответила она. - Всегда один. Никого к себе не водил, точно как в общежитии. Уж не знаю даже, были ли у него знакомства какие на стороне. Только я никого не видела. И еще говорила ему по этому поводу, мол, все один живете, Павел Андреевич, никак вы никого себе не найдете. А он не любил этих тем, похоже на то, что в молодые годы здорово на этом деле обжегся. И всегда, как я ни заговорю о хозяйке в доме, непременно он на что другое разговор-то наш переводил, а то и вовсе к себе уйти спешил, будто не по себе ему разом становилось. Я буквально чувствовала, как от этого у него внутри будто щелкало что - тотчас менялся.
- Значит, никого.
Отец, когда переехал в эту квартиру, был почти на десять лет старше меня. Но эти долгие годы разницы в возрасте не разделяли, а, как мне казалось, сближали нас.
Соседка кивнула, подтвердив.
- Никого. Что за душой у него лежало, не скажу, не знаю, но тяжелое что-то. Видный мужчина был, ну, не то, чтобы красавец, а вот сила в нем была какая-то: глянет он на тебя, - и чувствуешь эту силу. Я, скажем, как с ним случаем встречалась взглядами - так всегда первой и отводила, не могла выдержать. Что раньше, как переехал только, что в последние годы.... А и не скажешь, внешне он совсем не такой был. Да я говорила вам: тихий, скромный, спокойный, слова лишнего не скажет. Все больше "здрасьте" и "до свидания", частенько вот так общение наше и заканчивалось.
Последние слова она произнесла тихо, несколько смешавшись, словно не решаясь договаривать до конца. Вспомнила своего прежнего соседа. Или сравнивала его с нынешним, сравнивала явно не в пользу последнего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
