Ближе к концу сессии обычно был перерыв, во время которого клиентов просили пойти выпить чашечку кофе, а терапевт присоединялся к группе для согласования стратегии дальнейшей терапии. В результате рождалось новое видение проблемы, что обычно требовало изменения подхода к возможному вмешательству. Когда клиент возвращался, терапевт давал им домашнее зада ние и закрывал сессию.
Нижеприведенный случай взят из самого первого нашего тренингового семинара. Терапевт-психиатр в психиатрической клинике для душевнобольных получил указание предложить клиентам метафорическую задачу — процедуру, первоначально описанную Милтоном Эриксоном (Boyd, I987). Рассказ ведется от имени Тапани, который был главным супервизором на той сессии.
Когда ломается лед
Терапевт привел супружескую пару. Жена была недавно госпитализирована по поводу тяжелой депрессии. Улучшение наступило быстро, и ко времени консультации уже шел разговор о выписке. Предполагалось, что после выписки она продолжит лечение у этого же терапевта амбулаторно. Я по интеркому дал указание терапевту сконцентрироваться на вопросах, связанных с отношениями супругов между собой и с их родственниками. Во время интервью выяснилось, что, несмотря на солидный стаж брака, вопрос о рождении ребенка не возникал. Когда супругов спросили об этом, оказалось, что оба партнера очень хотят завести ребенка, но объяснили, что сначала должна выздороветь жена. Ситуация этой пары напомнила мне образ реки весной, перед самым ледоходом. Во время перерыва я предложил терапевту рассмотреть проблему этой пары как бы сквозь призму этого образа. Я спросил коллегу, приходилось ли ему видеть реку, когда ломается лед и большие белые льдины плывут вниз по течению. Он ответил, что много лет прожил у реки и точно знает, о чем я говорю. Я предложил не только поделиться с этой парой возникшей метафорой, но попросить их вместе поехать и найти место у реки, где они могли бы наблюдать великолепное зрелище ледохода. Один из психологов добавил, что было бы хорошо, если муж провез свою жену по берегу реки, чтобы она сама выбрала место, где они будут наблюдать, как ломаются льдины. Терапевт принял эти предложения без колебаний и любезно передал их супружеской паре. Позже мы узнали, что эта пара действительно выполнила задание и жена постепенно преодолела депрессию.
Обычно наши предложения и коррективы терапевтического процесса не вызывали протеста у участников группы, но были и исключения. Сначала мы думали, что это происходит по причине того, что нетрадиционность методов наших коллег просто-напросто эпотирует. Однако постепенно мы осознали, что причина неприятия заключается не в нетрадиционности установок, а в различном понимании причин возникновения той или иной проблемы. Поэтому мы стали предлагать обучающимся открыто высказывать свои предположения во время перерывов, посвященных планированию вмешательства. Не критикуя их объяснений, мы просто заносили все на флип-чарт. Такая процедура показала, что у каждой конкретной проблемы всегда есть множество правдоподобных толкований причин. Разбор различных объяснений оказался волнующим и забавным занятием. Мы не останавливались на том, что обучающиеся говорили, а продолжали повторять вопрос «почему?», вроде маленьких детей, пока даваемые объяснения не начинали граничить с абсурдными:
— Почему он так ведет себя?
— Он слишком привязан к своим родителям.
— Почему?
— Потому что его мать не желает его отпустить.
— Почему?
— Потому что он нужен ей. — Почему?
— Потому что брак не удовлетворяет ее.
— Почему?
— Потому что она чувствует отчужденность со стороны мужа.
— Почему?
— Потому что он не может быть близок с женой.
— Почему?
— Потому что он так привязан к своей матери…
Обсуждения вариантов толкований были нужны для того, чтобы поставить под вопрос традиционные способы объяснения человеческих проблем, а также для того, чтобы разбудить в терапевтах желание придумывать альтернативные объяснения, лишенные попыток найти виновного.
Этот «анализ объяснений» проводился сначала в отсутствие клиентов. Однажды одна из обучающихся сказала, что если бы клиентом была она, то ей бы захотелось послушать дискуссию в группе о причинах своих затруднений. Это показалось нам интересным, и в дальнейшем клиенты стали присутствовать на обсуждении. Вскоре обнаружилось, что они не только интересуются тем, что мы говорим, но и с энтузиазмом участвуют в диалоге. Особенно их радовали ситуации, когда пугающие мысли, получив «озвучание», из мучительных навязчивостей превращались всего лишь в точку зрения.
Раскрытие клиентам различных взглядов на их проблему вскоре стало неотъемлемой частью нашей работы. Мы регулярно поступали так не только с клиентами, пришедшими в центр, но также и с теми, чьи проблемы Обсуждались группой в их отсутствие. Когда терапевт хотел обсудить случай, не приводя клиента на консультацию, мы часто записывали наш разговор на видео, и посылали кассету клиенту. В нескольких случаях, когда мы проводили интервью с семьей, один из членов которой в данный момент находился на лечении в стационаре, мы записывали разговор на видео и давали кассету семье, чтобы показать ее персоналу больницы. Практика раскрытия перед клиентом различных толкований его проблемы послужила следующим шагом на пути к большей открытости. Мы решили отказаться от системы смежных комнат и стали и терапевта, и его клиентов размещать в одной комнате с группой на протяжении всей сессии. Мы также отказались от того, чтобы терапевт заранее представлял случай группе. Вместо этого, в начале сессии терапевт и клиент представляли проблему вместе.
В следующем примере терапия проводилась с домохозяйкой средних лет, приглашенной в группу ее гинекологом, который проходил у нас тренинг.
Терапевтический секрет
Однажды Лилиан расплакалась в приемной врача. Когда доктор спросил ее, что случилось, она объяснила, что ее муж ревнив настолько, что в гневе несколько раз применял к ней физическую силу. Лилиан сказала, что муж постоянно подозревает, что у нее есть другой мужчина и она не в силах убедить его в обратном. Когда она пыталась объясниться, он злился еще больше и обвинял ее во лжи. Эта проблема возникла несколько лет назад, усугубляясь со временем. Доктор встречалась с Лилиан для обсуждения этой проблемы дважды, но поскольку улучшения не было, доктор решила просить Лилиан прийти к нам на консультативную сессию.
Когда мы узнали все вышеизложенное, то начали обсуждение.
— Лилиан, знает ли ваш муж, что вы здесь? — спросил Тапани.
— Господи, нет. Я бы никогда не смогла ему сказать. Понимаете, я не могу говорить с ним об этом. Если я пытаюсь, становится только хуже, — ответила Лилиан.
— Хорошо, но предположим, он здесь, и мы бы его спросили, в чем причина проблемы. Как вы думаете, что бы он ответил?
— Он сказал бы, что я вру. В этом нет сомнения.
— А вы? Какое у вас объяснение?
— Я думаю, это должно быть какая-то болезнь.
— Понимаю, а что ваш доктор? Как, по-вашему, что она считает причиной?
— Я думаю, что она согласна, что это психические нарушение, — сказала Лилиан. Доктор кивнула в знак согласия.
— Итак, вы говорите, что ваш муж нуждается в лечении. Могли бы вы попросить его пойти с вами куда-то поговорить об этом?
— Не выйдет. Это невозможно.
— Что если доктор позвонит вашему мужу и попросит его придти с вами на сессию. Это возможно?
— Нет. Это было бы еще хуже. Он узнает, что я разговаривала об этом и разверзнется ад — сказала Лилиан. Она, по-видимому, знала, о чем говорит. Доктор добавила:
— Он нуждается в лечении, но его никак нельзя заставить понять это.
— Хорошо. Итак, есть объяснение, что это болезнь, — сказал Тапани и пояснил: — мы тоже много думали о ревности и старались докопаться до смысла. Например, мы обнаружили, что, когда человек начинает подозревать своего партнера в неверности без причины, в действительности, есть кто-то другой — не сексуальный партнер, как думает ревнующий, — но такой человек, как например, мать, друг (подруга), ребенок или даже врач, с которым подозреваемое лицо разговаривает конфиденциально обо всем, так что ревнивец (ревнивица) чувствует себя исключенным, отодвинутым на второй план.
Когда Тапани закончил излагать эту теорию, Лилиан задумалась и сказала, что, в самом деле, у нее есть близкая подруга, с которой она предельно откровенна.
Затем Бен выдвинул еще одно объяснение причины неоправданной ревности. Согласно его мнению, ревнивый человек осознает, что его поведение выглядит как болезнь и чувствует себя оскорбленным. Чувствуя себя униженным, он приходит в ярость и удваивает усилия, чтобы найти доказательства неверности — ведь это единственный доступный ему способ опровергнуть обвинение, что он болен. В этом порочном круге у обеих сторон есть веская причина чувствовать себя оскорбленными — у подозреваемого — из-за несправедливого обвинения в неверности, а у подозревающего — из-за несправедливого обвинения в том, что он психически болен.
