Прекратили этот праздник спровоцированной похоти члены студсовета, которых кто-то всё-таки сумел вызвать; деньги нам не вернули, но никто и не просил. Обсуждать увиденное мы рисковали лишь с самыми хорошими приятелями, хотя обсуждать там было особо и нечего. Но с тех пор мы всё-таки старались узнать, что будут показывать, прежде чем покупать билет; впрочем, владельцы салона, хорошенько получив по шапке, и сами осторожничали.
Тут ещё по шапке никому не прилетало, хотя я смутно помнил написанные в будущем статьи про то, как нынешняя милиция вырубала свет во всём доме, чтобы поймать с поличным тех самых негодников, что посмели смотреть одноименные фильмы на запрещенных видеомагнитофонах. Правда, я был уверен, что в тех статьях имелось определенное преувеличение — сознательное или нет, тут определенно сказать было тяжело. Впрочем, в этом времени было возможно всё.
— Так что, сходим? — спросила Алла с надеждой.
Я, наверное, мог встать в позу и заявить, что не хочу никуда ехать, но это было как минимум нечестно по отношению к девушке. Это я был хорошо знаком с зарубежным кинематографом. Ей это знакомство только предстояло.
— Но ты же уже согласилась? — я посмотрел на неё и улыбнулся. Она кивнула: — Вот, тогда чего спрашиваешь?
[1] В те годы на месте Новой Третьяковки располагались Центральный дом художника и Государственная картинная галерея СССР. В 1986 году галерею объединили с Третьяковкой, которая там проводила выставки на время реставрации здания в Лаврушинском переулке.
Глава 3. Черно-белый Конан
Подруга с редким именем Снежана обитала в одном из самых козырных мест номенклатурной Москвы. Через несколько лет я и сам научился вычислять нужные дома в разных районах города — эти «свечки» из светло-желтого кирпича строили при Брежневе, потом — при Андропове и Черненко, да и во времена Горбачева не отставили проект в сторону. Закончилась лафа для партийно-государственных чиновников только с развалом Союза, да и то не для всех. Кое-то спокойно получал свои квадратные метры улучшенной планировки даже в самые тяжелые для страны времена и абсолютно бесплатно.
Про «Царское село» в Новых Черёмушках я узнал от коллег-бомбил тоже где-то в девяностых, и так этот квартал прозвали не зря. Для обитателей этого “села” тот самый коммунизм, про который жужжали в уши простому народу на каждом собрании, а заодно из телевизора и со страниц печатной прессы, уже почти наступил. Да и потом, уже при капитализме, этот подарок от советской власти оказался очень кстати — мне рассказывали, что одна тетка, скромный референт из недр Верховного Совета, сумела обменять полученную от государства трешку почти в сто квадратов на пару неплохих двухкомнатных квартир; кому-то удавались и более выгодные размены.
При этом я понимал, что попасть в число обитателей этого элитного жилья в этом времени мне не светит ни за какие деньги; это у себя в будущем я мог подкопить, взять кредит и занять у знакомых — и въехать в одну из квартирок с высокими потолками. Сейчас это происходило другим, социалистическим путем — надо было устроиться тем самым референтом, а потом с десяток лет отстоять в очереди. Правда, через десять лет никакого СССР уже не будет, так что и затеваться смысла нет.
Снежана — и её родители, конечно, — обитали как раз в трёшке, к которой прилагались большие холлы, консьержка на первом этаже, два лифта с зеркалами, а также пара туалетов на огромную квартиру и очень просторная кухня. Мне показалось, что Алла завистливо вздохнула, когда мы вошли, но сам на эту красоту особого внимания не обратил. В конце концов, моя двушка в Новой Москве тоже была просторной, светлой и удобной, да и квартира на Новоалексеевской меня вполне устраивала — разве что она не была моей, но с этим ничего поделать было нельзя.
***
Снежана встретила нас в коридоре, очень обрадовалась, увидев Аллу, и расцеловала подругу, а на меня посмотрела безо всякого интереса, хотя представилась очень вежливо, протянув ладошку. Я подумал, что Алле нужна именно такая подруга — пухленькая во всех измерениях, активная и шебутная. Они бы хорошо дополняли друг друга, провоцировали бы на различные подвиги, но при этом Алла не комплексовала из-за своей внешности. Рядом с Иркой эти комплексы лезли из неё очень активно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я чуть задержал ладонь Снежаны в своей, и задал вопрос, который меня мучил всю дорогу до этого вертепа.
— Снежана, а что будем смотреть сегодня?
— Что? — она попыталась вырваться, но я держал крепко.
— Смотреть, говорю, что будем?
— А… это… «Конана», папе на неделю кассету дали, и он разрешил мне собрать друзей. Слышали?
Про «Конана» я, разумеется, слышал, но сами фильмы смотрел лишь по разу, ещё в общаге, и жанр меня не впечатлил. Впрочем, Железного Арни мы любили не только и не столько за эти фэнтезийные фильмы, сколько за боевики и комедии того периода, когда он наконец взялся за ум. Пока же он поражал зрителей лишь своими мышцами, по которым фанатели и в качалках девяностых. Любоваться ещё раз на громилу с большим мечом мне не хотелось, но в этом времени даже до первой части «Терминатора» дело ещё не дошло.
— Это тот, где огромный голый мужик с мечом бегает? — я всё-таки выпустил ладонь Снежаны, но она не обратила на это никакого внимания, зачарованная моим описанием «Конана-варвара».
— Эм… — наконец собралась она с мыслями. — Папа говорил, что это геройская фантастика… но да, он что-то упоминал про мечи. И как, хороший?
— Я ещё не смотрел, Ал, ты как? — я повернулся к своей девушке, которая смотрела на эту сцену с легким недоверием.
Я действительно «ещё не смотрел», поскольку проделал это в будущем, которое тут пока не наступило.
— Что? А, нет, я точно не смотрела, — она помотала головой.
— Вот, так что вместе причастимся, — радостно объявил я — и поймал на себе очень задумчивый взгляд Снежаны.
Наверное, про «причастие» упоминать не стоило, как и про молитву в присутствии Казаха. Вдруг тут обитает семья воинствующих атеистов, выгонят ещё, и Алла меня поездом съест, придется в темпе решать проблему собственного видеомагнитофона и искать по Москве кассету с этим фильмом.
— Проходите, — Снежана не стала нас выгонять и указала рукой в нужном направлении. — Минут через пятнадцать начнем, Лена и Света чуть задержались, но уже отзвонились, что вышли, скоро будут.
***
Жила эта семья на широкую ногу. Квартира была неплохо обставлена, но, на мой вкус, выглядела слегка захламленной — из-за обилия ковров и мебели, которая, скорее всего, вся была импортной-импортной. Родителям и дочери досталось по комнате, а большой зал они использовали в качестве чего-то вроде гостиной или столовой. Сейчас в ней было достаточно свободно, а перед большим телевизором «Рубин» стояло несколько стульев — получился импровизированный зрительный зал. О том, что на просмотре будем не только мы, Алла меня предупредила, но я особо не волновался — у меня только брюки вызывали сомнение, а в остальном я был одет очень прилично.
Нарисованные хозяйкой картинки — что-то абстрактное в духе, насколько я понял, товарища Малевича и прочих авангардистов — меня не слишком впечатлили, но она просила за них всего по два рубля за штуку, чисто за материалы, и они вполне годились, чтобы закрывать дыры в обоях. Так что мы стали на десятку беднее, зато обзавелись пятью небольшими холстами на подрамках, которые нам аккуратно завернули в оберточную бумагу и трогательно обвязали какой-то белой тесёмкой. Рамы предлагалось покупать самим; насколько я помнил, сделать это можно было чуть ли не в любом книжном.
Остальных зрителей нам никто не представлял, как и их нам, и за это я был благодарен хозяйке. Знакомство с людьми, которых я вижу первый и, скорее всего, последний раз в жизни — уж точно не то, чем я хотел сейчас заниматься. Мне было достаточно совершенно излишней информации о том, что рядом с нами будут сидеть какие-то Света и Лена.
Рядом с «Рубином» виднелся японский видеомагнитофон марки JVC с угловатыми кнопками. Уже к концу десятилетия японцы перейдут на закругленный дизайн, а потом и вовсе все кнопки вытеснят сенсоры, но пока до такого прогресса было далеко.
