– Какая гадость!
И выпил весь флакон. Действительно, эликсир действовал – он стал добрее. Потребовал «по второй» и стал чокаться «на брудершафт». Оказывается, он совсем другой, и к приезжим всей душой. Но больше его влекло к Кате.
– Выпей тоже, Екатерина! Для тебя я все сделаю. Давай, потанцуем.
Не пившая «Виты» Катя, хотя и рекламировала ее на здешнем рынке, откровенно отстранялась от мэра. Павел тоже не пил эликсир, словно боялся за себя.
Они уходили уверенные, что здесь действительно другие люди, чище и проще, чем в центре.
Столичных мягко взяли в оборот люди главы области, показали принадлежащий его родственникам винно-водочный завод. Итальянское оборудование из нержавеющей стали, везде чисто, компьютеры, немного людей в белых халатах. Купили на Кавказе склон горы и засадили своим виноградом – сырьем для вина.
В коридоре, на стене доска почета с фотографиями зачинателей их дела, правила-скрижали для сотрудников, где главным был призыв к радости увеличения прибыли и корпоративной солидарности.
Делегацию одели в космические полиэтиленовые халаты и шапочки, проводили в зал розлива. Молодой, одетый с иголочки директор – зять хозяина области, с непроницаемым лицом олигарха, очень четкий и корректный, снисходительно показывал свое образцовое хозяйство. Внутри в нем ощущалась постоянная взволнованность нувориша неожиданным обладанием огромным предприятием. Былой страх нищенства застыл в горделивом чувстве собственника. Ровно шипел конвейер с мириадами движущихся бутылок, в месте переворачивания бутылок был пункт контроля – две женщины вглядывались в поиске посторонних частиц. Сочетание рабского ручного труда с измочаливающей равнодушно-механической силой техники. Как они тут работают? Это же конвейер, изобретенный Фордом и осмеянный человечком Чарли Чаплина, все время убыстрявшим движения рук, до бешеного мелькания.
– Это у нас единственный немеханизированный узел, – заметил директор. – Работают по четыре часа в день.
В зале дегустации оказался выпивший Печенев, он все время куда-то исчезал. Павла слегка задевало, что тот, сотрудник Фонда, делал что-то, чего шеф не знал. Оказывается, он был знаком с директором завода.
В дегустационной комнате директор поднял тост за союз центра и региона, за поддержку благого дела – борьбы за чистое производство и чистоту продукции.
– Когда построил завод, думал – все, – вдруг беспомощно улыбнулся он. – Но оказалась, это только начало. Предстоит долгая раскрутка нашей высокочистой продукции. Надеюсь, вы нам поможете.
Павел вдруг понял, как тому было трудно.
Все время столичных снимали на телекамеру какие-то лохматые двое. Павел подумал – для заводского архива, но на всякий случай делегация держалась в другом измерении, обнажая только те качества, что годились для показа.
А вечером встречу показали по местному телевидению. Молодой директор принимал общественность из центра. Он говорил о чистых отношениях, о своем чистом производстве и продукции. Столичные были фоном. Явная реклама. Весь механизм договоренностей и оплаты телевидению, естественно, был за кадром.
Вставили только кадры с профессоршами, приехавшими вместе с Сократом рассказывать о препарате «Вита». Сократ был взбешен: они, со своим столичным лоском, больше говорили о недостаточно исследованных свойствах препарата.
– Если вы приехали рекламировать препарат таким образом, то зачем вы здесь?
– Вырезали нужную часть! – обиделась они. – Мы сделали, что могли. Кстати, сделали рекламу. А нам даже за лекцию платят по тысяче долларов.
Осторожно доверительные люди из местной «оппозиции», принявшей на вооружение программу Фонда по оздоровлению населения региона, пригласили на свое собрание. Руководил ими Олег. С ним пришел и Печенев.
Олег, депутат-демократ, худой, с веселым взглядом и звонким голосом сквозь хрипотцу, уверенный в своей бессменности в ближайшем будущем, развесил какие-то графики.
– Вот здесь, друзья, план взятия демократией власти в городе.
Он рассказывал, как надо завоевывать большинство – сначала в местных органах самоуправления, потом в блоках самой власти, обозначенных в графиках. Он гордился своей гениальной идеей поступательного и неизбежного захвата, открывающего неопределенно волнующие новые просторы.
Слушали сдержанно. Павел всегда подозревал в людях глубины, которых не видел в них, внешне обычных. Сильно выпивший после работы представитель оппозиции – взлохмаченный абориген из малочисленных народов, вылезал вперед и косноязычно требовал немедленно пойти крушить коммунистов.
– Садитесь! – опешил Олег. – Помолчите, если напились.
Только в местном музее стало отрадно. Екатерина привела делегацию на выставку. Такую же однотипную, как и по всей провинции. Но экспонаты подлинные, из истории выживания аборигенов. Много экспонатов малочисленных народов всего северо-восточного региона, вплоть до Байкала, – трогательные юрты, расшитые вручную халаты с древними орнаментами-заклинаниями, глубоких тихих расцветок, выражающих вековечные впечатления от местной природы и жизни, ковры из золотистой шкуры нерпы, как скупое местное солнце, напоминающее драму одиночества маленького народа на планете.
Только там Павел увидел по-настоящему этот край, восток. Его зажимы исчезли, стал самим собой.
Эти залы уводят в дикие синивечных далей степных и низеньких гор.Там, в народе ином – первозданные силы,и начала его неведом простор.Как безмерна она, эта нация малая,в гулком, свежем утре вечных равнин,между гор в загадочном блеске Байкала,в дивном свете холодном Гэсэра страны.В грубошерстных, темных ее гобеленахскачут кони цельной, суровой страны,в керамических формах простых обожженных —островерхие шапки эстетик иных.
Рядом ощущал молчаливую Катю.
Поразил большой раздел фотографий о наркомании, обуявшей город: изможденные лица девочек-старух, лежки в нирване наколовшихся групп молодежи, и как искусственные вставки – массовые спортивные и культурные акции, призванные отвлекать от наркомании.
Вот бы сюда эликсир «Вита»! Этот мир изменился бы очень быстро.
И только на отдыхе, в стороне от города, в тихом заливе, куда впадает чистейшая быстрая речка Кабарга с всплесками лососей, с густой таежной чащей по берегу, стало ненужным все обязывающее.
Море отвлекало, хотя не снимало тревоги и нехорошего напряжения. Павел старался заменить душевную муть тишиной, покоем сияющего залива, таким далеким от всего, и она постепенно уходила куда-то вглубь. Почему нельзя жить этим чувством в суетящемся чреве города?
Катя полезла в холодную воду, как сказали, всего пятнадцать градусов. Ее стройная фигура в купальнике, что-то новое в печальном лице странно сочетались с этим покоем. Даже неопрятно спутанные волосы были к месту.
Павел тоже смело влез в воду, уверенный, что закален утренними обливаниями, но опасливо плавал близко к берегу, и скоро вылез – кожа долго не отходила. А она уплыла далеко, в одиночество иной страны.
Переодеваясь в кустах, он трогал березку, белую, с поперечными черными бородавчатыми полосами. В ней есть что-то благоприятное нам. Сам этот процесс был приятным. Где-то там еще плавала Катя, и было боязно за нее. Природа – исторически самая близкая, но забытая часть бытия.
– Шашлык готов! – прервали философские изыскания Павла.
За длинным столом сидело сопровождающее областное и местное начальство и работницы рыборазделочной фабрики – простодушные провинциальные тетки, почти все незамужние. Пили из бочонков вино, присланное тем молодым директором винно-водочного завода, и приготовленный в бутылочках эликсир «Вита».
Павел украдкой смотрел на озябшую молчаливую, со спутанными волосами, Катю. Изредка и она взглядывала на него малахитовыми глазами. Аркадий суетился возле нее, был слышен его уверенно-резкий доминирующий голос, – принес ей «особый» тающий во рту шашлык с жирком и подливал вино.
Все косели, и в Павле открылись шлюзы в неведомую свободу, рискованную для окружающих.
– Предлагаю устроить конкурс «Мисс Чистота». Имеется медаль для победительницы.
И открыл коробочку с золотой медалью и изображением птицы на ладони, внушенным библейской легендой о рае, где люди и звери жили в полном доверии.
Все зааплодировали. Катя отвернулась, дрожа от холода.
– Давайте наградим медалью… девственницу, – вдруг своей скороговоркой сказал Сократ, с добродушным смешком.
Загоготали, кто-то предложил кандидатуру – толстую аборигенку с огромной грудью. Та застыдилась, сопротивляясь подталкиваниям вперед.
– Кто за? – продолжал Сократ. Все подняли руки.
