Йен улыбнулся Полли, она покраснела и засуетилась. Такова власть улыбки Эверси. Он на них не скупился. Никогда не надоедает видеть, как женщины улыбаются в ответ и краснеют.
– Еще три темных, Полли, пожалуйста.
– Конечно, капитан Эверси.
– Мадемуазель кто? – тут же спросил Чейз, едва Полли отошла.
– Ля Рок. Ах, Моник. – Он вспомнил, как выбирался из постели, а ее ноготки легонько царапали ему спину, пока она пыталась убедить его остаться. Он никогда не оставался. Ни с одной из них. Это одно из его правил. Имелось и другое правило, насчет подарков – он их просто не дарил. Хотел, чтобы женщину привлекал он как мужчина, а не чувствовала себя купленной.
– В тебе нет ни единой капли романтичности, – надула губки Моник, когда он начал одеваться. – Только копье страсти.
Ее английский был весьма скудным, но она все же сумела довольно точно его охарактеризовать. Он не чувствовал себя оскорбленным. Она все еще его вожделела, потому что он умел дать женщине именно то, чего она хочет.
– Моник ля Рок. Актриса? – поинтересовался Чейз.
– Впечатляющее, или мне следует сказать – неподобающее? – знание лондонских сплетен, Чейз. Да. Актриса.
– Я о ней слышал. Моя жена однажды видела ее игру.
Вроде бы небрежное замечание, однако в словах «моя жена» послышались собственнические нотки, а произнес их Чейз так, словно это благословение.
Однако для Йена они прозвучали укором. Колин, черт бы его побрал, делал с этими проклятыми словами ровно то же самое. Когда не говорил о коровах. Йен раздраженно поерзал на стуле, словно пытался увернуться от опускающейся на него сети.
– У нее уникальный талант, у мадемуазель ля Рок, – произнес он. Довольно многозначительным тоном, чтобы заставить обоих недавно женатых мужчин задуматься.
Наступила благодатная тишина.
Колин в душе всегда был развратником, и Йену доставляло несказанное удовольствие тыкать в него палочкой, проверяя, умер ли уже в брате этот развратник, убит женитьбой или просто впал в спячку. Опять же, спасение от виселицы любого может заставить искать убежища в институте брака. А может быть, он чересчур привык к Ньюгейту за время своего печального там пребывания и больше не в состоянии полностью свыкнуться со свободой?
Наконец Колин с надеждой спросил, понизив голос:
– Насколько уникальный?
Йен просто улыбнулся, загадочно и цинично.
Моник обладала талантом, но отнюдь не уникальным. Заманивание ее в постель превратилось в игру, включающую в себя неимоверное обаяние, тончайшие намеки и умение перефлиртовать других мужчин. Но не подарки. Никаких подарков. Результат был, конечно, предрешен заранее, но они оба получили удовольствие от этой игры с самого начала и до момента, когда Моник капитулировала. Она была искусной, ловкой, с нежной кожей и просто восхитительной и… начинала проявлять огорчительные признаки излишней привязанности.
Вот почему Йен с облегчением уцепился за повод вернуться в Пеннироял-Грин – он пообещал своему кузену Адаму, викарию, что возглавит бригаду мужчин (разношерстных по характеру, хотя и стойких духом) во время совершенно необходимого ремонта древнего дома священника. А останься он в Лондоне слишком надолго, мамаши непременно бы вспомнили, какой подходящий жених этот Йен Эверси. Но если слишком долго пробыть в Пеннироял-Грин, его матушка может вспомнить, что он вполне подходящий жених, вместо того чтобы посвятить все свое внимание сестре Оливии. Которая, наконец, согласилась принять некое подобие ухаживания со стороны лорда Лэнсдауна и вроде бы даже получает от этого удовольствие.
Вроде бы. С Оливией никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Все Эверси затаили дыхание. А цветы от исполненного надежды – или мазохиста – все продолжали приносить.
Законодатели мод, высказавшиеся против нее в книге пари клуба «Уайтс» начинали беспокоиться. Никто не думал, что Оливия Эверси когда-нибудь выйдет замуж после того, как Лайон Редмонд исчез, унеся с собой, как говорили, ее сердце.
Забавно, но, вернувшись накануне вечером из Лондона, он ни разу не вспомнил про Моник. Что по меньшей мере невежливо, учитывая, что много недель до этого он думал только о ней. Если задержаться в Пеннироял-Грин надолго, Моник, скорее всего, о нем просто забудет. Уж не испытывает ли он при этой мысли облегчение?
Ну, то есть пока он не вернется в Лондон. А там игра начнется снова.
Если ему захочется.
И эта мысль тоже вызывала беспокойство.
Вернулась Полли с элем и со стуком поставила кружки на стол.
– Платит Чейз, – сказал ей Йен, с выражением «и не вздумай возражать» поведя бровью в сторону Чейза.
Брат послушно выложил несколько монет.
– За большие побрякушки и безотказных актрис! – весело произнес Йен, глядя на братьев.
Те подняли свои кружки.
– За большие побря…
Улыбки их застыли. Оба смотрели в одну точку за его плечом.
– Что? – Йен обернулся.
– За большие побрякушки! – непринужденно воскликнул герцог Фальконбридж.
Черт. Побери.
Как он-то сюда попал? Удивительно, что весь паб не замолк, как затихают птицы, когда в саду появляется бродячий кот. Но нет: все как обычно, пьют, громко разговаривают и, подогретые элем, размашисто жестикулируют, Калпеппер и Кук сидят за шахматной доской, а Джонатан Редмонд бросает дротики в доску с обычной пугающей точностью. Никто не заметил, что пакостный герцог вошел в «Свинью и свисток».
Йен по собственному опыту знал, что этот человек умеет быть незаметным.
Их сестра Женевьева любит Фальконбриджа, это, во всяком случае, очевидно. Она вышла за него замуж, бросив при этом лорда Гарри. А Йен любит Женевьеву.
Но чертовски неловко быть свояком человеку, когда-то под дулом пистолета приказавшему тебе вылезти из окна комнаты его прежней невесты.
В полночь.
Голым.
То, что он сумел добраться до дома в одном башмаке (второй герцог вышвырнул из окна вместе с одеждой), в манишке (единственной одежде, которую он сумел найти в темноте) и при остатках достоинства, явилось свидетельством крепости его духа и любви к риску. Этот вираж на поле боя подготовил его к стоическому противостоянию любым бесчисленным случайностям.
Опять же, Фальконбридж должен поблагодарить его за то, что он влез в окно к его невесте, поскольку это помешало ему жениться не на той женщине и привело к Женевьеве.
Йен был совершенно уверен, что герцог так и не понял, в чем заключалось его счастье.
Он не считался человеком великодушным – никто его не любил, за исключением, пожалуй, Женевьевы, зато его знали как человека, надолго запоминающего любое причиненное ему (с его точки зрения) зло и стремящегося сравнять счет, причем неважно, сколько на это потребуется времени. Женевьева пламенно убеждала Йена, что герцог не убивал свою первую жену, как утверждала популярная сплетня, и хотя ради Женевьевы тот сдержался и не вызвал Йена на дуэль, никогда ничего нельзя знать точно.
Тем случаем Йен не гордился. Знай он, что окажется связанным родственными отношениями с этим человеком, ни за что бы не полез на то дерево у окна леди Абигайль.
Все трое братьев Эверси встали и поклонились своему зятю, приветствуя его вежливо и весело, а когда все снова расселись, Колин приглашающим жестом подтолкнул к герцогу стоявший возле Чейза стул.
Йен метнул на него уничтожающий взгляд.
Колин с трудом подавил ухмылку.
Колин. Единственный (кроме Женевьевы), кто знал о том полуночном бегстве через окно спальни под дулом пистолета.
Герцог опустился на стул, и его плечи оказались в каком-то дюйме от Йена, едва не задев его.
Йен весь сжался.
Как по волшебству, рядом со столиком появилась Полли.
– Попробуйте темное, Фальконбридж, – посоветовал Чейз.
Чейз утверждал, что ему по-настоящему нравится этот человек. Но Чейзу нравилось многое, что Йен находил сомнительным, в частности, гусиная печенка, а от марионеток у него и вовсе мурашки по коже бегали. Может, он и герой войны, но вряд ли стоит считать его суждения неоспоримыми.
Полли пошла выполнять заказ его светлости.
– Что привело вас в наш скромный паб? – спросил Колин.
– Вышел прогуляться, заметил «Свинью и свисток» и воспользовался случаем увидеть своих шуринов в их среде обитания.
Все вежливо посмеялись, как бы соглашаясь с тем, что это была шутка.
– Чейза повысили, – сообщил герцогу Йен.
– Мои поздравления, капитан Эверси, – отозвался герцог. – Поднимаемся по служебной лестнице, вот как? Целимся на губернаторство?
– Не думаю, что моей жене понравится жить в Индии, но это не исключено.
– Сомневаюсь, что в Индии есть марионетки, так что это совершенно безопасно, – заметил Йен, и Чейз пнул его под столом ногой.
Герцог то ли не услышал этого заключения, то ли предпочел его проигнорировать.
– Йену тоже предложили повышение, – сказал Чейз. – Вы знаете, что он в звании капитана, Фальконбридж?
