— Значит, вы играли в бильярд, — снова заговорил я, внимательно наблюдая за Полом. — А о чем при этом разговаривали?
— Мы не разговаривали.
Я поднял брови.
— Не разговаривали?
Юноша улыбнулся:
— Для Яна игра была настоящим ритуалом. Во время партии ничего не должно было его отвлекать.
— Это занудство, вы не находите?
— Я привык. Кроме того, Ян — единственный, кому здесь нравится играть в бильярд.
— Хасельхофф никогда не рассказывал вам о Джули Бонем?
— Нет, — ответил Пол, помолчав. — Кажется, нет. А кто это?
— Его девушка.
— Не знал, что она у него есть. — Молодой человек был очень удивлен.
— Вы никогда не говорили о женщинах?
На лице Пола появилось странное выражение.
— Ну и?.. — поторопил я.
Он глубоко вздохнул.
— Честно говоря, я всегда считал, что Ян — гей.
Домоправительница явно встревожилась. Они с Полом какое-то время переглядывались. Наверное, она беспокоилась о добром имени дома. Если начнутся сплетни или, хуже того, кто-нибудь из прислуги окажется втянутым в скандал сексуального толка, Торки этого не потерпит и обвинит во всем ее.
— А почему у вас сложилось впечатление, что Ян Хасельхофф — гей?
Теперь Пол казался смущенным.
— Может быть, я ошибся. Никаких доказательств нет. Он никогда не делал и не говорил ничего такого, что могло бы… — Он осекся и посмотрел на носки своих ботинок.
— Но у вас возникло такое впечатление, — настаивал я.
Парень коротко взглянул на меня:
— Видимо, меня сбила с толку его внешность.
Я открыл паспорт и показал ему фотографию Яна Хасельхоффа.
— Вы хотите сказать, в нем есть что-то женственное?
Пол кивнул.
Домоправительница раздраженно поджала губы. Бедняге официанту наверняка предстоит хорошая головомойка, как только уедет полиция.
— А чем занимался Ян в выходные? — спросил я, обращаясь к обоим.
Домоправительница сказала, что не знает, а Пол ответил:
— Мы об этом не говорили, но, полагаю, он ходил в деревню.
— Зачем?
— Понятия не имею, — резко ответил парень, пожав плечами.
Может, он и правда был не в курсе, но звучало все это очень странно. В любом случае пошлю кого-нибудь в деревню с фотографией Яна Хасельхоффа. Если он ходил туда в свободное время, кто-нибудь его наверняка запомнил.
— Хасельхофф — голландец? — продолжал я. — Его семья живет здесь или в Голландии?
— Насколько я знаю, — ответил Пол, — он поддерживал отношения только с братом, который живет в Голландии. Ян часто звонил ему. Ни про каких родственников в Англии он никогда не говорил.
— Мне тоже, — заметила Патрисия Хойл.
— Куда делся мобильник Хасельхоффа?
Среди личных вещей Яна его не оказалось.
Домоправительница вздохнула.
— По условиям контракта на время службы у господина Торки персоналу не положено иметь сотовые телефоны.
Кошмар! Правила, установленные режиссером, смахивали на устав тюрьмы строгого режима.
Чтобы выиграть время, я решил сразу же забрать с собой бумажник и компьютер. Исчезновением Яна Хасельхоффа должна была заниматься полиция Суссекса. Но поскольку дело связано с убийством Бонем, оно автоматически переходило в руки лондонского управления.
Уладив все с местной полицией, я обратился за помощью к криминалистам, попросил их тщательно обыскать комнату Хасельхоффа. Мне не хотелось ничего упускать из виду, потому что я все сильнее убеждался: голландец укокошил свою подружку.
По возвращении в Лондон Ребекка заперлась в своем кабинете с компьютером Хасельхоффа.
А я навел кое-какие справки насчет молодого человека.
Благодаря Интерполу мне удалось многое о нем узнать. Он родился в городе Хертогенбос, называемом иначе Буа-ле-Дюк, в голландской области Брабант — место это знаменито тем, что именно там появился на свет Иероним Босх. Отец и мать Яна погибли в автокатастрофе, когда он был еще совсем маленьким. Его воспитала тетя. У молодого человека был брат, семнадцатью годами его старше, поисками которого теперь занялась голландская полиция.
Ян уехал из Голландии пятью годами раньше и перебрался в Лондон. Он учился гостиничному делу, устроился в «Симпсонз», работал официантом в доме одного богатого адвоката. Оставил это место, чтобы отправиться в услужение к Торки. В Лондоне Ян жил вместе с другим молодым человеком, тоже сотрудником «Симпсонз».
Пока я записывал адрес, вошла Ребекка. По ее виду было сразу понятно: она что-то нашла.
— Посмотрите, сэр.
От волнения даже ее голос стал мягче. В нем не было того металлического звона, который всегда появлялся, когда Ребекка обращалась ко мне.
Я взял протянутые напарницей бумаги, стараясь не слишком пялиться на ее тело, в тот день меньше обыкновенного скрытое под одеждой.
На работе Ребекка носила широкие брюки и кардиганы до середины бедра. Я ни разу не видел ее в юбке, в чем-нибудь облегающем, изящном, с декольте. Так, наверное, одеваются женщины-военнослужащие в увольнении. Или лесбиянки. Да, мелькало у меня такое подозрение. И не только потому, что Ребекка не носила юбок и пренебрегала своей женственностью. Иногда в словах и поведении моего сержанта проскальзывала такая ненависть к мужскому полу, что у меня мурашки бежали по коже.
Конечно, я такой, какой я есть. Воинствующие феминистки отправили бы меня на костер. Однако презрение Ребекки распространялось не только на меня. Оно носило более общий характер, словно было направлено на всех мужчин без исключения. Поэтому я подозревал, что Ребекка — лесбиянка, и каждый раз, думая об этом, фантазировал. Она представлялась мне голой, в постели с другой женщиной, а потом я видел себя рядом с ними.
— Так что? — пробудил меня от задумчивости голос напарницы.
Я снова взглянул на ее тело. Ребекка сняла кардиган и осталась в одной рубашке. Мне были видны округлые бедра, тонкая талия, соски, которые вырисовывались под грубым хлопком.
— Там есть электронные письма от Хасельхоффа, — продолжала она. — Часть из них — шифрованные.
Действительно, это наверняка был код, потому что на первый взгляд текст не имел смысла.
— С вашего разрешения я бы хотела забрать компьютер домой. Уверена, мне удастся расшифровать их. Даже если для этого придется работать всю ночь.
У меня вырвался невольный вздох. Как грустно, что Ребекка сидит по ночам за дурацким компьютером! А ведь она могла бы проводить это время куда приятнее…
Моя ночь, напротив, обещала быть весьма увлекательной. У меня было назначено свидание с Брендой, парикмахершей. Я уже два дня не занимался сексом и просто сгорал от нетерпения.
Я вернулся домой в отличном настроении. Душ, стаканчик виски — а потом побегу к Бренде.
В квартире стоял сильный затхлый дух. В последнее время я мало там бывал. Уборщица болела, и я, чтобы не разводить бардак, ходил в ресторан.
Я вошел в каморку, где переодеваюсь, и тут же встретился взглядом с Амандой. Да, покупать ее было не лучшей идеей. Тогда я бушевал от ярости, а теперь уже раскаивался в своем поступке, вот и отправил бедняжку в ссылку.
Аманда — это моя кукла. Я знаю, эти слова произвели на вас неприятное впечатление, но она — не обычная надувная кукла. Это — почти произведение искусства. Ручная работа, сотворенная в полном соответствии со вкусами клиента, то есть моими. Я сам выбрал рост и все пропорции фигуры, цвет кожи и глаз, тип макияжа, длину ногтей и волос и даже размер треугольника волос на лобке.
Аманда весит столько же, сколько настоящая женщина, у нее душистая кожа и мягкие как шелк волосы. Таких красоток покупают художники и коллекционеры произведений искусства. В Голливуде эти девушки даже играют в эпизодических ролях. Заказать это чудо можно только по Интернету в одной калифорнийской фирме. Базовая цена — больше пяти тысяч долларов, но за отдельную плату, выслав производителям фотографию, можешь получить вполне удовлетворительную копию женщины своей мечты.
Так я и сделал. Через несколько недель мне доставили посылку, в которой находилась потрясающая блондинка. Разумеется, силиконовая, но когда я усадил ее у себя в гостиной, у меня создалось впечатление, что передо мной Ребекка.
Конечно, я послал производителям именно ее фотографию. Если напарница вдруг узнает, то никогда мне этого не простит. Я и сам не слишком горжусь своим поступком. Очень уж я злился на своего сержанта. Приятель как-то рассказывал мне об этих куклах, и я подумал: а почему бы нет? Хотя бы так я буду обладать Ребеккой. Я с тревогой ждал прибытия своей игрушки, но когда прошло изумление от потрясающего сходства с оригиналом, понял, что совершил ошибку.
Мало чего в сексе я еще не попробовал, но резиновая копия Ребекки оставляет меня равнодушным. И я сослал Аманду (так производители назвали куклу) в каморку для переодевания. Рано или поздно мне придется как-то решить ее судьбу, но я откладываю это дело со дня на день.
