Мало чего в сексе я еще не попробовал, но резиновая копия Ребекки оставляет меня равнодушным. И я сослал Аманду (так производители назвали куклу) в каморку для переодевания. Рано или поздно мне придется как-то решить ее судьбу, но я откладываю это дело со дня на день.
Когда я пришел к Бренде, она заявила, что мы идем на вечеринку. Эта новость меня взбесила. Я рассчитывал совсем на другое. Но пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и топать — как выяснилось, на вечеринку фетишистов. Это разозлило меня окончательно.
Я и сам когда-то посещал мероприятия подобного рода, но не люблю их: возникает ощущение, что все там заранее приготовлено, словно сделано по предварительно установленному шаблону.
Мне уже почти начало нравиться на вечеринке, как вдруг у меня зазвонил сотовый.
Это была Ребекка, она срочно хотела меня видеть.
Когда я вошел в кабинет, Ребекка с любопытством оглядела мой наряд. Она привыкла видеть меня в более традиционной одежде — и тут вдруг черная кожаная куртка. И даже бросила на меня еще одни заинтересованный взгляд. Удивительное дело, обычно она смотрит сквозь меня.
— Так что же такого сенсационного вы обнаружили? — спросил я, стараясь изобразить досаду. Пусть не думает, что мне приятно прерывать вечерний отдых ради встречи с ней.
Ребекка сунула мне под нос лист бумаги.
— Это и есть шифрованные электронные письма, полученные Яном Хасельхоффом?
Она кивнула. Черт возьми, а она и впрямь умеет обращаться с компьютером! Всего несколько часов — и уже разгадала код. Нет, она решительно молодец, восхищенно думал я. Но предпочел бы ходить по раскаленным углям, чем произнести это вслух.
Я прочел:
«Ipse dixit et facta sunt. Ipse mandavit et create sunt.Все готово в huis der liefde.Et erunt duo in carne una.Умри и стань, брат».
Признаюсь, я не силен в латыни, потому ничего не понял. Ребекка, которая уже раздобыла всю необходимую информацию, пришла мне на помощь.
— Первая фраза взята из Библии, псалом сто сорок восьмой, стих пятый: «Ipse dixit et facta sunt. Ipse mandavit et create sunt». «Он повелел, и сотворилось». Третья — тоже из Библии. «Et erant duo in carne una» — «И будут одна плоть».[2] Думаю, это из Книги Бытия.
— А вторая фраза?
Ребекка глубоко вздохнула.
— С ней у меня было больше проблем. Я поняла, что это по-голландски, но понадобилось какое-то время, чтобы докопаться до смысла. «Huis der liefde» означает «Дом любви».
— «Все готово в „Доме любви“», — повторил я задумчиво. — Что, черт возьми, это значит?!
Ребекка развела руками.
— А последняя: «Умри и стань, брат»?
— Я не знаю, сэр. Но думаю, это отсылка к Сотворению мира.[3]
Почему Ян Хасельхофф, официант-голландец двадцати трех лет, получал шифрованные электронные письма, скрывавшие в себе библейские фразы на латыни? И зачем же он, собственно, разделал на куски свою девушку?
— Кто отправлял эти письма?
— Анонимный адресат.
— Неужели нельзя выйти на сервер?
— Он использовал www.anonymizer.com.
Я знал этот сайт, он позволяет путешествовать по Интернету абсолютно анонимно.
— В компьютере есть еще что-нибудь, помимо писем?
— Много материала, скачанного из Интернета. Программы, музыкальные файлы, исследования о средневековом монахе, Иоахиме Флорском.
— Монахе? — Я побледнел.
— У него была собственная теория мировой истории, учение о трех возрастах человечества, если я правильно помню. Но это не единственная странность. В компьютере Хасельхоффа я нашла папку, посвященную некой Мехтильд Магдебургской. Она мистик, тоже жила в Средние века, ее часто посещали видения. Оставила потомкам книгу о Сотворении мира.
Снова Сотворение мира! Я с досадой фыркнул про себя. Ничего не имею против верующих, но не хотел бы иметь дело с преступлениями под религиозным соусом. По-моему, из всех чокнутых, населяющих этот мир, с религиозными фанатиками труднее всего общаться. А судя по тому, что мы теперь знали, нам предстояло возиться именно с мистической стороной Яна Хасельхоффа.
— Возможно, молодой человек очень религиозен, — заметила Ребекка. — А может, он увлекается средневековой историей. Многие люди на выходных пытаются вернуться во времена Робин Гуда, устраивают поединки в лесу, стреляют из лука. Это такое же занятие, как любое другое. Может, Хасельхофф тоже увлекался чем-то вроде этого.
— Это вам и предстоит выяснить, — сказал я, глядя Ребекке в глаза. — Завтра вы вернетесь в агентство «Симпсонз» и постараетесь вытянуть из госпожи Блисс все, что она помнит о нашем голландце. А потом вы поедете в агентство, которое обеспечило ему работу у Торки. Еще вы поговорите с молодым человеком, с которым Хасельхофф жил до переезда в Суссекс. С домоправительницей Торки и тем официантом, Полом. Они несколько месяцев работали бок о бок, Пол наверняка обратил бы внимание на мистические настроения напарника.
Я внимательно смотрел на Ребекку, ожидая реакции. Она не была лентяйкой, но я поручил ей ощутимый объем работы. Кроме того, она еще должна была выяснить, куда отправилась Джули Бонем после того, как двадцать первого апреля сошла с трапа самолета в Лондоне.
Моя напарница даже не поморщилась. Более того, она перехватила мой взгляд. Меня словно током ударило — прежде Ребекка так никогда не делала.
— А что тем временем будете делать вы, сэр?
И снова от звуков ее хрипловатого голоса у меня по спине мурашки поползли. К сожалению, совсем не то, что хотел бы, подумал я, стараясь не смотреть на ее тело. А в мыслях у меня начала разворачиваться излюбленная фантазия: я срываю одежду с Ребекки и тащу ее в постель.
— Настала пора поболтать с Люком Шару, — ответил я, первым отводя глаза. — Завтра я отправляюсь во Францию.
3
Я слышал, что Савойя — мрачное место. Так оно и оказалось. Быть может, это из-за высящихся над нею Альп. У города Экс-ле-Бена, в котором жил Люк Шару, есть хотя бы одно большое преимущество: он стоит на берегу самого большого естественного озера Франции, Бурже.
Там же на берегу расположился замок писателя. Никогда не видел ничего смешнее этой розовой конфетки с дверями, ставнями и крышей горохового цвета.
Я любовался замком с лодки во время прогулки по озеру. Сойдя с трапа самолета Лондон — Женева, я взял напрокат машину и добрался в Экс-ле-Бен уже к обеду — город находится недалеко от швейцарской границы. И прежде чем нанести визит писателю, я решил составить общее впечатление о месте, где жила Джули Бонем перед смертью.
Экс-ле-Бен, знаменитый своими целебными водами, был в свое время блестящим великосветским курортом. Сюда приезжали Ламартин, мадам де Сталь, Мопассан, Верлен, Сара Бернар, Рахманинов, под именем графини Бэлморал проходила курс лечения пожилая королева Виктория.
Дворцы девятнадцатого века, центральные улицы в стиле либерти остались почти нетронутыми. Не изменилась и легкая опереточная атмосфера. Правда, теперь Экс-ле-Бен уже не светский центр, а рай для богатых стариков.
Я смотрел на город, на суровые стены аббатства Откомб и возведенного в тринадцатом веке замка Шатильон. И зачем модному писателю вроде Люка Шару, автору двух мировых бестселлеров — по одному из них был снят очень успешный фильм, — тонкому интеллектуалу, не обделенному вниманием прессы, женатому на красавице, жить в этом уединенном и печальном месте?
…Дверь мне открыл дворецкий, невероятный тип во фраке, похожий на готического Дживса из книг Вудхауза.
Замок — как я прочел в записной книжке госпожи Бонем, он назывался Шато-Вер — был окружен красивым, очень ухоженным садом с множеством тропических растений. Это меня чрезвычайно удивило. Там даже росла банановая пальма. В Альпах! Может, Шару тешит свое тщеславие, выращивая бананы в здешних широтах?
Внутри замка царила роскошь. Стены, обитые шелком, великолепные драпировки, мебель XVIII века. Я не большой знаток, но могу отличить стилизацию под старину от подлинной вещи. У Люка Шару вся обстановка была подлинной.
Поначалу дворецкий не хотел пускать меня к хозяину дома. Но когда я показал удостоверение, он поджал губы и, не удостоив меня ни единым словом, гордо вышел из комнаты. Оставалось только надеяться на то, что этот сноб отправился на поиски хозяина.
Я специально засек время — ненавижу, когда меня заставляют ждать. Прошло двенадцать минут, прежде чем дверь гостиной снова открылась. На сей раз в комнату вошел мужчина шестидесяти с лишним лет. Выглядел он неплохо для своего возраста. Высокий, крупный. Очки в черной оправе, борода с проседью. Он двинулся мне навстречу, улыбаясь, и протянул руку для приветствия.
— Пьер сказал, что вы из полиции. — Голос у мужчины был громоподобный.
Пьер — это, вероятно, дворецкий. Я на автомате показал Шару удостоверение. Он едва взглянул и произнес насмешливо:
