— Приятное местечко, — тактично ответил Джонни. — Спокойное и мирное. — Ему хотелось, чтобы лицо Берри застыло хоть на миг.
— Что верно, то верно. Вы здесь надолго?
— На неделю, мистер Берри.
— Отлично. Да, судья, вчера Милли Пэнгмен записала кое-какие продукты на ваш счет. С этим все в порядке?
— Конечно, Питер, — довольно резко отозвался судья.
— Милли — чудесная женщина. Делает честь Шинн-Корнерс…
— Мы не хотим тебя задерживать, — сказал судья. — Я знаю, что ты сегодня открыл лавку только на несколько часов…
— Судья…
— Да?
Питер Берри доверительно склонился над прилавком.
— Я уже некоторое время хотел с вами поговорить…
Джонни деликатно отошел к книжной полке, но Берри, казалось, забыл о нем, продолжая говорить гулким басом.
— Это насчет Скоттов…
— Вот как?
— Ну, вы ведь знаете, что они все время у меня что-то покупают…
— Они задолжали тебе солидную сумму, Питер?
— В общем, да. Я хотел спросить, что можно с этим сделать. Вы ведь юрист…
Голос судьи Шинна стал пронзительным:
— Ты имеешь в виду, что хочешь подать на Скоттов в суд?
— Не могу же я вечно не брать с них денег. Мне нравится помогать соседям, но…
— Разве они тебе ничего не платят?
— Платят время от времени. Но долг только растет.
— Вы говорили с Эрлом, Питер?
— С Эрлом разговаривать бесполезно.
— Очевидно, — согласился судья. — Ведь Эрл прикован к инвалидному креслу.
— Я говорил с Дрейкли, но ведь он еще даже наполовину не мужчина. Позволить мальчишке управлять фермой! Мне кажется, Эрл должен был продать ее…
— И что же тебе сказал Дрейкли?
— Что заплатит при первой возможности. Я не хочу быть суровым по отношению к ним, судья, но…
— Но ты думаешь обратиться в суд. Вот что я скажу тебе, Питер. Помню, как давным-давно Нейтан Берри оказался в такой глубокой яме, что шериф поглядывал на него через край. Ты тоже должен это помнить — это было во время депрессии. Тогда старый Сет Скотт был мужчиной, твердо стоящим на обеих ногах, а не мешком с салом, которого ноги не держат, каким он стал теперь. Вдвоем с сыном Эрлом они выдерживали бурю. Твой отец, Нейтан Берри, обратился за помощью к Сету и Эрлу Скоттам, и они спасли его шкуру, а заодно и твою. Ты бы не стоял сегодня за этим прилавком, если бы не Скотты! — Голос судьи гремел, как атакующая армия. — Даже если бы тебе пришлось помогать этим людям пять лет, Питер Берри, ты должен был бы это делать и радоваться такой возможности! А пока я сердит, Питер, скажу тебе, что думаю о твоих ценах. Я думаю, что ты грабитель с большой дороги! Пользуешься преимуществом над людьми, с которыми ты рос, и которые не могут больше ни к кому обратиться, так как вся торговля здесь в твоих руках! Конечно, ты работаешь тяжело, как и Эбенезер Скрудж.[10] Но и они тоже, только ничего за свою работу не получают, в отличие от тебя!
— Незачем так горячиться, судья, — отозвался все еще улыбающийся Берри. — Я просто задал вопрос.
— Ну так я отвечу на твой чертов вопрос! Если Скотты задолжали тебе меньше сотни долларов, ты можешь подать заявление в суд по мелким жалобам. Если их долг приближается к пятистам, можешь обратиться в обычный суд…
— Они должны мне сто девяносто один доллар и шестьдесят три цента.
— Пожалуй, — буркнул судья, — тебе лучше обратиться к дьяволу. Пошли, Джонни!
Когда Джонни догнал старика, чей затылок стал красным, как его фланелевая рубашка, он услышал, как судья проворчал:
— Ну и дрянь!
* * *
Казалось, судья стыдился своего поведения. Он бормотал, что становится капризным старым дураком, выходящим из себя по пустякам, что Питер Берри, в конце концов, действует в пределах своих прав, что бессмысленно удерживать людей на плаву, когда тонет вся местность, и что, если Джонни извинит его, он приляжет отдохнуть и обдумать свою речь.
— Конечно, — кивнул Джонни. Он наблюдал, как судья идет через перекресток своей старческой подпрыгивающей походкой, и думал о том, какую речь услышит сегодня Шинн-Корнерс.
Джонни Шинн еще несколько минут бродил по деревне своих предков с отцовской стороны. Он прошел по Фор-Корнерс-роуд мимо дома Берри с его наклонившимся крыльцом и безобразной викторианской башенкой, остановился перед ветхой ратушей с шелушащейся вывеской, обследовал заброшенную шерстяную фабрику, лишенную оконных стекол и дверей, с осевшим нижним этажом, постоял на краю рва позади фабрики, заросшего чахлыми березами, низкорослыми соснами и кустарником, а к югу захламленного консервными банками и другим мусором.
Вернувшись к перекрестку, Джонни перешел его к северному углу. Там он осмотрел старую поилку для лошадей с протекающим краном и зеленой слизью, церковь и увитый плющом и глицинией пасторский дом среди пустоши, заросшей песчаником, одуванчиками и прочими сорняками.
За домом пастора находилось кладбище, но Джонни внезапно расхотелось его исследовать. Почувствовав, что на сегодняшнее утро Шинн-Корнерс с него достаточно, он перешел дорогу к западному углу, обогнул лужайку с ее игрушечной пушкой, обшарпанным монументом и флагштоком, шагнул в ворота усадьбы судьи, добрался до шаткого крыльца и опустился в кресло-качалку.
* * *
— Луис Шинн просто негодяй, если до сих пор не смог заставить вас приехать, — сказала тетушка Фанни Эдамс. — Мне нравятся молодые люди, особенно с красивыми глазами. — Она уставилась на него сквозь очки в серебряной оправе. — Глазами цвета полированного олова. Думаю, Луису они тоже нравятся. Среди божьих созданий нет более эгоистичных, чем сварливые старики. Мой Гершом был самым большим эгоистом во всем округе Кадбери. Но у него были такие же красивые глаза. — Она вздохнула и похлопала по стулу, стоящему рядом с ней. Это был резной деревянный стул в стиле американский Виндзор,[11] способный вызвать слезы алчности в глазах охотника за антиквариатом. — Вы тоже Шинн? В Шиннах всегда было что-то бесшабашное.
— По-моему, вы чудо, — сказал Джонни. — Если бы мне хватило духу, я бы попросил вас выйти за меня замуж.
— В самом деле? — Старуха усмехнулась и снова похлопала по стулу. — Кем была ваша мать?
Перед Джонни сидела костлявая старая леди с узловатыми руками фермерши и глазами, поблескивающими как снег на рождественском солнце; лицо ее, смуглое и сморщенное, было похоже на упавшее с дерева перезрелое яблоко. Девяносто один год иссушил ее тело, но оставил в неприкосновенности дух. Джонни подумал, что еще никогда не видел более смышленого и доброго лица.
— Я никогда не знал ее, миссис Эдамс. Она умерла, когда я был совсем маленьким.
— Это скверно. — Старуха покачала головой. — Мужчин создают матери. Кто растил вас — отец?
— Нет, миссис Эдамс.
— Очевидно, он был слишком занят, зарабатывая на жизнь? В последний раз я видела его, когда он был не больше новорожденного теленка. Ваш отец никогда не возвращался в Шинн-Корнерс. Где он сейчас?
— Он тоже умер.
Проницательные глаза окинули его внимательным взглядом.
— У вас рот вашего дедушки — Хораса Смита. И мне не нравится ваша улыбка.
— Сожалею, — пробормотал Джонни.
— За ней ничего нет. Вы женаты?
— Господи, конечно нет!
— Вам надо жениться, — решила тетушка Фанни. — Какая-нибудь женщина может сделать из вас мужчину. Чем вы занимаетесь, Джонни Шинн?
— Ничем.
— Ничем? — Она пришла в ужас. — С вами что-то не так! Мне уже за девяносто и все равно не хватает времени на многое, что я бы хотела сделать! Никогда не слышала ничего подобного! Сколько вам лет?
— Тридцать один.
— И вы ничем не занимаетесь? Вы богаты?
— Отнюдь.
— И не хотите ничего делать?
— Хочу. Но не знаю, что именно.
— Разве вы ничему не учились?
Джонни засмеялся.
— Я начал изучать право, но помешала война. А потом я пробовал многое, но не мог ни на чем остановиться. После этого я попал в Корею, а затем… — Он пожал плечами. — Давайте лучше поговорим о вас, миссис Эдамс. Это куда более интересная тема.
Но высохший рот не расслабился.
— Вы несчастливы, верно?
— Счастлив, как жаворонок, — ответил Джонни. — Чего ради мне быть несчастным? Тем более, что сегодня у меня счастливый день.
Старуха взяла его вялую руку своими худыми до прозрачности пальцами.
— Ладно, — сказала она. — Но я не дам вам соскользнуть с крючка, Джонни Шинн. Нам нужно о многом поговорить…
Было одиннадцать часов, когда судья Шинн и Джонни, пройдя по Шинн-роуд мимо церкви, свернули в ворота миссис Эдамс, прошли через сад, пахнувший розами, анютиными глазками и кизиловыми деревьями, и поднялись по простым каменным ступенькам к двери под нависающими над ней вторым этажом и крутой крышей. Удивительная старая леди радушно приняла соседей, бросив проницательный взгляд на судью.
