Глаза мои наполнились слезами. Когда умирает ребенок, кто-то должен его оплакивать. Психолог обязан скорбеть по одиннадцатилетнему самоубийце. Во всяком случае, я так считаю.
Наконец Сэмпсон поднялся и осторожно опустил мне на плечо свою громадную ручищу. Шесть футов девять дюймов роста как-никак.
– Потопали домой, Алекс, – сказал он. – Пошли, старина. Пора.
Я вошел в кабинет и бросил прощальный взгляд на Марка.
Взял его безжизненную маленькую руку в свою ладонь и вспомнил о наших беседах, о неизменной невысказанной грусти в глубине его карих глаз. На память пришла мудрая африканская поговорка: «Чтобы воспитать хорошего ребенка, нужно стараться всей деревней».
Тут подошел Сэмпсон и оторвал меня от мальчика, отвел домой.
А там меня поджидал сюрприз куда похуже.
Глава 5
То, что я увидел, мне совсем не понравилось. Вокруг дома в беспорядке сгрудились машины. Дом у меня самый обычный: с двухскатной крышей, обшит белыми досками – такой же, как у всех. Большинство машин я узнал: они принадлежали друзьям и родственникам.
Сэмпсон припарковался за мятой «тойотой» десятилетней давности, машиной вдовы моего покойного брата Аарона. Силла Кросс была моим хорошим другом. Надежным и понимающим. Я к ней привязался даже больше, чем к собственному брату. Что здесь делает Силла?
– Что, черт побери, творится в моем доме? – спросил я у Сэмпсона. Меня это начинало слегка беспокоить.
– Тебе ничего не остается, как пригласить меня на кружку холодного пива, – проговорил он, вытаскивая ключ из замка зажигания.
Я и глазом не успел моргнуть, как Сэмпсон уже выскочил из машины. Когда захочет, он может быть быстрым, как порыв зимнего ветра.
– Зайдем в дом, Алекс.
Дверца машины с моей стороны была распахнута, но я продолжал сидеть внутри.
– Это мой дом. Когда захочу, тогда и войду. – Мне неожиданно расхотелось туда входить. По спине пробежал холодок. Сыскная паранойя! Может, да, а может, и нет.
– Не возникай, – бросил через плечо Сэмпсон, – хоть раз в жизни.
Меня передернуло в леденящем ознобе. Я глубоко вздохнул. Мысль о звере в человеческом обличье, которого я недавно помог упрятать за решетку, до сих пор навевала кошмары. Я очень боялся, что в один прекрасный день он сбежит из тюрьмы. Преступник, совершивший серию убийств и множество похищений, уже побывал как-то на Пятой улице.
Так что же происходит в моем доме, черт возьми?
Сэмпсон не стал стучать в дверь или звонить в колокольчик, болтавшийся на красно-голубых проводах. Он просто впорхнул внутрь в ритме вальса, как будто бы это был его дом, что совершенно типично для него. Mi casa su casa[2]. Я вошел в собственный дом вслед за ним.
Мой малыш Деймон бросился в распахнутые объятия Сэмпсона, и Джон подбросил его в воздух, словно тот ничего не весил. Дженни подлетела ко мне с воплем: «Папулища!» На ней уже была пижама, и она пахла свежим запахом талька после ванны. Моя маленькая девочка. Что-то в ее больших карих глазах настораживало. А выражение лица заставило меня замереть.
– В чем дело, моя лапочка? – спросил я, водя носом по нежной теплой щечке Дженни. Мы с ней страсть как любим целоваться носами. – Что стряслось? Поведай своему папулище все беды и горести.
В гостиной я разглядел своих трех теток, двух невесток, единственного из оставшихся в живых брата Чарльза. Тетки явно до моего прихода долго плакали; лица у них распухли и покраснели. Им под стать была и невестка Силла, а она не из тех, кто станет распускать нюни по пустякам.
Атмосфера в комнате была неестественной и гнетущей, как на поминках.
«Кто-то умер, – подумал я. – Кто-то из всеми нами любимых умер». Но все, кого я любил, были здесь, на месте.
Мама Нана, моя бабушка, подавала кофе, чай со льдом и холодные куски курицы, к которым, похоже, никто не притрагивался. Нана живет на Пятой улице вместе со мной и моими детьми. По ее собственному убеждению, она нас троих воспитывает.
К восьмидесяти годам Нана усохла примерно до пяти футов. Но она до сих пор остается одной из самых выдающихся личностей в нашей столице, а я знаю большинство из них – семейство Рейганов, Бушей, а теперь и Клинтонов.
Бабушка обслуживала гостей с сухими глазами. Я редко видел, как она плачет, хотя человек она необычайно нежный и любящий. Просто она больше не плачет. Говорит, что ей уже слишком мало отпущено времени в этой жизни, чтобы тратить его на слезы.
В конце концов я вошел в гостиную и задал вопрос, упорно не дававший мне покоя:
– Я рад всех вас видеть, Чарльз, Силла, тетя Тиа, но кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?
Они все уставились на меня.
Я все еще держал на руках Дженни. У Сэмпсона повис на могучем локте Деймон, его голова, словно волосатый футбольный мяч, торчала из-под мышки великана Джона.
Нана заговорила от лица всех собравшихся. Еле слышные слова отозвались во мне острейшей болью.
– Наоми, – тихо произнесла она. – Наша Липучка пропала, Алекс. – После этих слов мама Нана разрыдалась, впервые за долгие годы.
Глава 6
Казанова закричал, исторгнув из самой глубины глотки истошный вопль.
Он продирался сквозь густые заросли и думал о девушке, которую оставил там, позади. Его охватил ужас от содеянного. Опять то же самое.
Его другое «я» рвалось обратно к девушке – спасти ее, совершить акт милосердия.
Охваченный угрызениями совести, он бежал все быстрее и быстрее. Могучая шея и грудь покрылись потом. Слабость охватила его, ноги казались ватными и непослушными.
Он полностью отдавал себе отчет в том, что натворил. Просто не хватило сил сдержать себя.
Все равно так будет лучше. Она видела его лицо. Как глупо надеяться, что она могла бы его понять. В ее глазах были страх и ненависть.
Если бы она послушалась, когда он пытался говорить с ней, по-настоящему говорить. В конце концов, он не такой, как другие убийцы, – он способен прочувствовать все, что совершает. Он способен испытывать любовь… и страдать от утраты… и…
Он сердито сорвал с лица страшную маску. Сама во всем виновата. Пора выходить из образа. Перестать быть Казановой. Пора перевоплощаться в себя самого. Другого. Ничтожного.
Глава 7
Наоми… Наша Липучка пропала, Алекс. Весьма напряженное экстренное совещание семьи Кросс проводилось, как обычно, у нас на кухне. Нана приготовила побольше кофе, а для себя – травяной чай. Для начала я уложил детей. Затем вскрыл бутылку «Блэк Джек» и разлил всем крепкого виски.
Выяснилось, что моя двадцатидвухлетняя племянница вот уже четыре дня как исчезла в Северной Каролине. А местная полиция столько времени тянула, прежде чем связаться с нашей семьей в Вашингтоне. Будучи полицейским, я не мог этого понять. Два дня считались общепринятым сроком ожидания в случаях с пропавшими без вести. Четыре дня ни в какие ворота не лезли.
Наоми Кросс училась на юридическом факультете университета Дьюк. Она попала в перечень лучших студентов, публикуемый «Юридическим обзором». Ею гордилась вся наша семья, включая меня. Прозвище Липучка за ней закрепилось еще с тех пор, когда ей было годика три-четыре. Она всегда ко всем липла, когда была маленькая. Любила липнуть и ластиться, чтобы ее тоже приласкали. После того как умер мой брат Аарон, я помогал Силле ее воспитывать. Это было легко – она всегда была милой и славной, доброжелательной и очень сообразительной девочкой.
Липучка пропала в Северной Каролине!.. Уже четыре дня тому назад.
– Я говорил с детективом по фамилии Раскин, – обратился к собравшимся в кухне Сэмпсон. Он пытался вести себя как друг семьи, а не как уличный сыскарь, но ему это не слишком удавалось. Он уже взял след. Выражение лица стало серьезным, сосредоточенным. Появился знаменитый прищур Сэмпсона. – Детектив Раскин, похоже, осведомлен об исчезновении Наоми. Судя по телефонному разговору, он профессионал что надо. Хотя и не без странностей.
Сказал мне, что о пропаже Наоми заявила ее сокурсница. Ее зовут Мэри Эллен Клаук.
Я встречал подружку Наоми. Будущий адвокат из Гарден-Сити, Лонг-Айленд. Наоми пару раз приезжала вместе с Мэри Эллен домой в Вашингтон. Как-то на Рождество мы всей компанией ходили в «Центр Кеннеди» слушать «Мессию» Генделя.
Сэмпсон снял темные очки и отложил в сторону, что с ним случается нечасто. Наоми была его любимицей, и он расстроился не меньше всех нас. Она звала Сэмпсона Ваша Суровость и Карлик. Ему нравилось, когда она его поддразнивала.
– Почему же этот детектив Раскин не позвонил нам раньше? Почему молчали люди из университета? – спросила моя невестка.
Силле сорок один год. Она позволила себе достичь внушительных пропорций. Не знаю, была ли она ростом больше пяти футов четырех дюймов, но весила наверняка около двухсот фунтов. По ее словам, не хотела больше выглядеть привлекательной для мужчин.
– Пока не могу ответить на этот вопрос, – сказал Сэмпсон, обращаясь к Силле и ко всем остальным. – Они велели Мэри Эллен Клаук не звонить нам.
