Налетевший шквал огня вынудил его снова укрыться за переборкой, прижавшись к холодной пластали опорной колонны. Судя по лучу с другой стороны, метавшемуся точно жук в банке, последний боец торопливо отступал.
Когда свет исчез за углом, к пораженному плечу вернулась чувствительность. Одежда на нем стала влажной, пальцы покраснели от прикосновения.
— Просто царапина, ничего страшного, — пробормотал Норлев.
Мысли подернуло импульсом чуждого разума.
— Я убил четырех человек. — Он задрожал, глядя на собственную ладонь. Накатила дурнота. — Этими руками.
Далекое сознание надавило сильнее.
— Лифты… Да, конечно.
В голове раскрылись лепестки бесконечности.
— Я понимаю.
Дойдя до пересечения коридоров, где скрылся пятый солдат, Норлев повернулся на каблуках и двинулся в противоположную сторону.
Его там уже ждали.
Солдат схватился было за дробовик, но палец на спусковом крючке вдруг перестал слушаться — впервые с того момента, как его захлестнула потребность войти в кубрик и вышибить Вальдимиру мозги. Стоявшее перед ним существо носило сгорбленное, будто поломанное тело и изорванную форму младшего офицера. Его мраморную кожу пронизывали черные вены, а на месте глаз зияли бездонные провалы — дыры в ткани реальности, объятые пламенем, усыпанные иномирными звездами. Руки с оружием сами собой опустились, и у плотской оболочки напротив тоже, словно в каком-то зловещем отражении. Между ними двоими пронеслась вереница мыслей, не сдерживаемых грубой материей человеческого мозга, но из этого обмена Норлев извлек лишь эмоции.
Нерешительность. Раздражение. Страх, перерастающий в злобу.
Под бешеный стук сердца, выдыхая из легких горячий воздух, мужчина крепко сжал дробовик и через силу поднял.
Он только моргнул…
И снова оказался один.
Обернулся, посмотрел через плечо, но офицер просто испарился.
Будто вспоминая полузабытый сон, Норлев коснулся лица и ощутил пальцами твердые шершавые бугры там, где под его собственной холодной дряблой кожей проступили черные вены.
С перекрестка за спиной послышались крики и резкий грохот автоматической стрельбы. Норлев повернулся на звук, но давление на мозговой ствол усилилось, топя в глубинах сознания любые мысли о новом столкновении. Солдат уступил и позволил чужой воле направлять его к шахте магнитного лифта.
Налево. Направо. Направо. Снова налево. «Обрин» намеренно создали запутанным лабиринтом, в котором Норлев, однако, знал каждый угол.
В одном из коридоров его настигло кошмарное предчувствие, за которым уже в следующий миг последовали гул и вибрирующая боль, словно все зубы разом начали медленно выползать из челюстей. По палубному настилу прокатился отголосок мощного удара, затем еще один… Нет, не удары — поступь гиганта. Гонимый вперед, Норлев сорвался на бег. Болтающийся на ремне дробовик бился о бедро.
Но внезапно предчувствие стало реальностью.
Он увидел человека. Мужчину. Трех метров ростом. Облаченного в громадную черную броню, рычавшую, будто голодный и злой механический зверь. В кромешной тьме лицо незнакомца виделось кривой маской из образов внечувственного восприятия и блеклого внутреннего света.
— Легионес Астартес, — пробормотал солдат, наконец понимая недавние колебания в чужацком голосе.
Мириады перспектив бесконечности сосредоточились в одной разрушительной цели.
— Да! — рявкнул незнакомец в ответ.
Норлев разрядил дробовик прежде, чем гигантский сверхчеловек успел среагировать на его присутствие. Урона, впрочем, он причинил не больше, чем если бы руками швырнул в исполина мешок гвоздей. Дробь отскочила от нагрудника воина и зарикошетила в тесноте коридора, наполнив мрак вспышками искр. Двинувшись на легионера, он выстрелил снова, и снова. Оружие выбрасывало гильзу за гильзой, но результат был один — все равно что силиться галькой поцарапать танк. Космодесантник не пытался найти укрытие, даже не сбавил шаг. Безо всякой спешки он поднял болтер, а палец коротко зажал спусковой крючок. Один-единственный реактивный снаряд, предназначенный для вскрывания брони мутантов-переростков, ксеносских отродий и всего прочего, что враждебная Галактика могла выставить против военной смекалки человечества, взорвался у Норлева в животе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Солдата поглотила тьма.
Но мгновение спустя он очнулся — прислоненный к переборке и глядящий в потолок. Норлев опустил взгляд. По палубе растекалась зловонная лужа телесных жидкостей, а разметанные ошметки потрохов тянулись к двум кровоточащим комам мяса, которые, вероятно, еще совсем недавно служили ему ногами.
Легионер не остановился. Сочтя Норлева покойником, воин направился дальше своей дорогой, походя расплющив тяжелым сабатоном протянутые по полу вывалившиеся кишки.
— Можешь передать Тригейну, брат, — его низкий голос двоился и искажался помехами в открытом вокс-канале, — это не орки.
Космодесантник скрылся в коридоре, но издалека еще доносились ритмичное шипение и стук магнитных подошв по металлическому настилу.
Норлев моргнул, резко ощутив непреодолимую сонливость.
— Легионес Астартес, — прохрипел он в ответ искорке жизни, настойчиво пробивавшейся в охватившей разум мгле, и закрыл глаза. — Но их не должно быть здесь…
То, что Ангелы Императора пришли именно в его мир, почему-то разозлило Норлева.
— Да, — выдохнул он. Веки его дрожали, а жизнь стремительно покидала тело вопреки всем попыткам далекой силы удержать ее. — Новый план… Я понял.
II
Аравейн резко замер посреди коридора.
Ровно сорок одну минуту назад «Громовой ястреб» коснулся старой ржавой палубы в ангаре «Обрина». Отделение «Мартлет» немедленно приступило к тому, для чего создавались Легионес Астартес и что Темные Ангелы всегда делали лучше прочих. Кай направился прямиком на командный мостик эсминца, тогда как Тригейн в одиночку захватил и удерживал машинное отделение. Оставшиеся трое рыцарей рассредоточились по хитросплетению внутренностей корабля, выискивая и уничтожая на своем пути любые очаги сопротивления, активные и потенциальные. Воины действовали столь точно и стремительно, что у мятежников не было ни единого шанса смешаться с экипажем прежде, чем их настигнет карающий клинок возмездия Императора.
Аравейн же тем временем следовал собственным охотничьим инстинктам.
Оптические усилители шлемного визора обрисовывали проржавевшие и забрызганные кровью коридоры насыщенными оттенками зелени в полутенях. Руны над левым глазом обозначали местоположение бойцов «Мартлета», раздельно зачищавших старый дозорный корабль. Из недр железного лабиринта доносился гулкий отстук болтеров.
Библиарий закрыл глаза.
Он чувствовал что-то. Псионическое напряжение. Как если бы солнце изобличило тенью прятавшийся мир. Воин провел пальцами по стене, ощущая через керамит перчатки все стыки, заклепки, а также царапины и вмятины, оставленные на металле шрапнелью и флешеттами.
Неторопливо убрав ладонь, он поднял руку к шее и расстегнул крепления шлема. Визор погас, внутрь проникли тьма и запах крови. Аравейн непроизвольно сморщил нос. Едкие ароматы напомнили ему о детстве, когда он резвился в зарослях близ отцовского замка, представляя себя охотником. Однажды он нашел недельной давности труп, который хищники оставили гнить у стен. Последних Великих Зверей Лев истребил задолго до рождения Аравейна, но в лесах Калибана водилось еще много чудовищ. И даже когда леса исчезнут, все равно останутся те, кто убивает скорее из злобы, нежели от голода.
Из задумчивости кодиция вывел раздавшийся за спиной характерный плеск рвоты.
Летописец по имени Савина держалась за живот, согнувшись над останками муспельского солдата. Голубая флотская униформа почти вся стала темно-фиолетовой от впитанной крови, а на полу и стенах — и на подошве Аравейна — смердели ошметки плоти и кишок.
Женщина несла на голове фонарь, еще один она примотала к запястью, и сейчас два луча выхватывали из мрака белое как мел лицо мертвеца, пока свободная рука дрожала у открытого рта Грааль.
