И тут в голове у меня тренькнуло. Эдгар. Кажется, я слышала это имя. Там, в ресторане. Этот Сева-котяра что-то втирал про непыльную работу за тысячу долларов, которую я теперь торчу благодетелю. Эдгар Гинц. Точно. Это что, получается? Я должна замуж за него сходить?
Вот после этого открытия я и хохотнула. И полетела из тётки пена клочками.
— Тварь неблагодарная! — завывала она, сверкая на меня злыми глазками. — Нет бы опорой тёте, помощь какую, а вместо этого — насмешки да издевательства? Глумление? Так вот, дорогая моя, кончилось твоё барство. Не выйдешь замуж, выгоню на улицу! Ишь, надсмехается она! Ни копейки — слышишь — ни копеечки больше не получишь на свои прихоти да капризы! В ежовые рукавицы — и тогда посмотрим, как ты потом запоёшь, ласточка. Сама замуж полетишь, как милая. Пора, пора уже с шеи моей слезть, продыху дать, а то уселась, ноги свесила. Никакой личной жизни, а я ещё, между прочим, не старая, да! У меня ещё потребности есть.
Тётка вошла в раж, размахивала руками, как мельница — лопастями. Я предпочла ретироваться на кухню, отступить с поля боя. Нужно переодеться — и дёру. Пока буду работать, глядишь, угомонится. На худой конец, уснёт. А завтра будет видно, что к чему.
Пока добиралась до ресторана, в голове молоточками стучалась тревога. Что-то странная и неправильная картина вырисовывалась. Воспалённый мозг рисовал всякие страсти. Может, он извращенец? Маньяк? И найдут потом мой жалкий трупик где-нибудь в канавке или на дне реки.
Я бы ещё поняла, если б он потребовал отработать телом за свои вонючие баксы. Но замуж?.. Ему точно не нужна столичная прописка. Вряд ли он брачный аферист и позарился на тёткины квадратные метры в глухой заднице и в панельном доме. И если бы он хотел, то, скорее всего, мог бы найти кандидатку на моё место и получше. Поэлитнее, что ли.
Оставалось только одно: подозревать его в том, что он извращенец. Не было и дня, чтобы я не вспоминала эту историю. Но дни шли за днями, тишь да благодать, и я расслабилась. Подумалось даже: может, всё не так поняла? Или обо мне взяли и забыли? Ага, наивная. И тётка теперь житья не даст. Не успокоится, пока меня с борта не спихнёт. Как котёнка в воду — бултых! Или выплывай, или тони, твои проблемы. Она давно зубы точила, всё за университет вычитывала. И вот он — счастливый случай.
— Ну, что там у тебя? — Линка, как зверь, чутко ловит нюхом моё настроение. Да что там его ловить — всё и так на лице написано. Нос до пола, брови скорбным «домиком».
— Накаркала? — наезжаю на неё неожиданно для самой себя. — Со своим мирозданием и запросами. Радуйся теперь. Твой миллионер «слегка под сорок» замуж меня берёт. К тётке свататься приезжал. Можешь теперь представить, каково мне сейчас.
— Ты о чём? — хлопает она глазами. Олька придушенно ойкает и яростно гремит тарелками, делая вид, что занята, очень занята, непочатый край работы у неё, некогда ей, недосуг про всякие замужи да мироздания беседы вести.
— О том самом. Инсталляция. Торги. Тысяча баксов. Непыльная работёнка на добренького господина Гинца.
Девчонки, конечно, в курсе всех подробностей этой истории. Линка бодро уверяла меня, что как-то оно всё рассосётся. Ну, вот, рассосалось, блин.
— Тай, а Тай… Может, он ещё и ничего? — бормочет Линка и в глаза мне заглядывает доверительно. — Может, оно к лучшему? Мужик такой представительный, деньги водятся. Чем не выход?
— Да? — огрызаюсь я. — Вот и сходила бы за него замуж, раз такая умная. Я бы посмотрела на тебя. Что ты о нём знаешь? Кто он? И почему замуж-то?
— Мда. Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть! — глубокомысленно изрекает народную мудрость Синица и в ужасе от сказанного закрывает рот обеими руками.
Олька ещё яростнее гремит тарелками, глаз не поднимает.
— Дэвачки! — нарисовывается Гена Падлыч. У него уже лысина красная, потная, а широкие жгуче-чёрные брови ходуном ходят, как две гусеницы от трактора. — Хватит балтать, да? Пара работать, панимаэш. Развэли тут димагогию. Замуж собрались. Вначале работа, малчики патом, как и самалёты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мы поспешно поправляем униформу и семеним за Падлычем вслед. Ещё один рабочий вечер начался. Что ж, пока пальцы в двери никто не вставляет. Есть время подумать. А там будет видно. Может, передумает господин Гинц жениться. Или случится что. Или планы поменяются. Вот только что с тёткой делать — ума не приложу. Сживёт же со свету, если этот шутник исчезнет вдруг с горизонта. Впрочем, он плохо знает Алевтину Витольдовну Гайдановскую. Эта кого хошь из-под земли достанет, если ей обещано было.
6. Эдгар
Перелёт из Лондона дался тяжело. Впрочем, ожидаемо: при активном образе жизни и бешеном темпе работы, я ненавижу самолёты. Это не страх, а стойкая нелюбовь. Есть люди, которые не любят мясо. Я не люблю летающие гробы.
— Из Туманного Альбиона привез дожди и сырость, — гундит Сева, раскрывая огромный зонт. — Надеюсь, хоть с иском не так всё печально?
— С иском порядок, — успокаиваю я его.
Сева нудит что-то об инвестициях и проекте, в который я вкладываться не желаю, а потом, вздохнув, напоминает:
— Если ты собрался всё же встретиться с Варшавиным, тебе надо поторопиться. Бал вот-вот, а у тебя жены до сих пор нет.
— Помню. Слабоумием и провалами в памяти не страдаю, — злюсь почему-то. — Как там девочка? Готова?
— Да кто ж её знает, — поднимает Сева бровь. И по тому, как он это делает, я вижу: врёт. Всё он знает, стервец. Небось приглядывал за… как там её?.. Таей. Да. Как бы уже на зуб не попробовал — с него станется. Но мне безразлично. Формальность — не более, чтобы достичь своего.
— Сколько у меня времени?
— Бал состоится через пять дней.
— За этот промежуток можно жениться, развестись и умереть. Без всяких проблем.
— Как скажешь, — скалит Сева зубы. — Так и быть, присмотрю за безутешной вдовой, когда ей отойдут твои миллионы.
— Не обольщайся, — охлаждаю я его пыл. — Подковёрные игры — не то, в чём ты силён. Едем в офис. А вечером составишь мне компанию. Будем свататься.
— По всем правилам? Как положено? «У нас есть купец, у вас — товар?».
— Товар уже куплен. Тётка её на седьмом небе от счастья. Осталось только предмету декора сообщить, где его место.
— Чтобы не портила интерьер и не пыталась поменять обстановку? — кажется, его забавляет вся ситуация в целом. — Сегодня у Таи смена как раз. А ресторан — не самое худшее место для помолвки.
— Она до сих пор работает на этого лысого упыря? — мне хочется пристукнуть Севу кувалдой. Покрепче приложиться к высокому лбу, где, судя по всему, опилки вместо мозгов. — Кажется, ей там давно не место.
— Ну, особых распоряжений на этот счёт не было, — разводит он руками. — Девочка учится, живёт, работает. Ждёт тебя, как верная Пенелопа.
— Угу. Днём ковёр ткёт, ночью распускает. — Ладно. Всё сам. Всё сам, — вздыхаю тяжело. После перелёта по-настоящему даже злиться сил не хватает. Хочется в душ и упасть хотя бы на пару часов, но дела не дают расслабиться. Особенно, когда приходится каждый чих проверять.
До вечера мне всё же удаётся и домой, и в душ попасть, и переодеться. Сева как верный страж ждёт меня в машине. У него лицо хладнокровного индейца, и только пальцы, выбивающие незамысловатый ритм, выдают его то ли волнение, то ли нетерпение. Хотелось бы знать, с чего у него такой мандраж? В сделке купля-продажа я не видел ничего, что могло бы нарушить планы или как-то помешать их реализации.
— Тебе подарить барабан? Будешь долгими зимними вечерами тренироваться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Моя реплика приводит его в чувство, он лениво откидывается на сиденье и улыбается медленной улыбкой. Такие на баб очень сильно действуют. Мне лично на его харизму плевать.
— Барабан — это хорошо, — произносит он мечтательно и улыбается ещё шире. — Подумаю над свадебным подарком для тебя, Гинц. Подберу что-нибудь столь же оригинальное и свежее. На долгую память, так сказать.
