– Какой? – живо заинтересовалась девушка.
– Проявится в тебе загадочность женской души, которой так красоте твоей не достает.
И тут настала полная тишина. Сижу, жду, когда девушка выйдет, а я всё нет и нет. И вдруг слышу:
– Теперь и ты заходи, горемыка!
Захожу и вижу: сидит за огромным столом Федор Михайлович Достоевский. Крутит в руках обыкновенную шариковую ручку и внимательно меня разглядывает. А я смотрю, в красном углу висит образ, но вместо святого изображен автомат Калашникова, только вот свечка под образом не горит.
– Нравится? – заметив, куда устремлен мой взгляд, спрашивает Федор Михайлович.
– Необычно! – отвечаю, чтобы ненароком что лишнее сказать.
– А смысл постигаешь? – спрашивает Федор Михайлович.
– Нет! – отвечаю.
– Сие есть истина бытия, самое его зерно, – делает мне намек Федор Михайлович.
– Все равно смысла не постигаю, – качаю я головы.
– Это то, что мы находим в конце поисков правды! – объясняет мне Достоевский. – Сколько правды не ищи, не найдешь. Ложь найдешь, раскопаешь, а там крохотное такое маковое зерно правды. Хорошая ложь должна быть на дрожжах правды замешана. Тогда и будет она пышная, красивая и неопровержимая. Для Лжи что самое главное? Чтобы ее опровергнуть не могли.
– Ложь почувствовать можно, – решился я на возражение.
– Хорошо сказал, – повеселел Федор Михайлович, – только люди ни чувствовать, ни мыслить толком не умеют. Им нужны простые до примитивности мысли и чувства, вот как автомат Калашникова. Автомат Калашникова и есть зернышко правда. Им прогресс человечества вершится. Простой и внятный образ Насилия. А другой глубинный смысл видишь?
– Нет, – отвечаю, – не вижу.
– Молод еще, – вздыхает Федор Михайлович. – Мудрость она с годами приходит. Как говорил мой друг Гегель: «Сова Афины вылетает в сумерки». Перед тобой, Иван, – Вечная Благодать. Вечную Благодать может дать или Бог, или автомат Калашникова, за то его и ценят. В смысле, автомат. У него преимущества есть перед Богом. Действует не чудесным образом, а грубо материальным, а, следовательно, более эффективным способом. Хочешь, Иван, Вечной Благодати?
– Молод еще я, – деликатно отказываюсь.
Посмотрел на меня Федор Михайлович и говорит:
– Есть в тебе искра, божий дар, суть и стержень наличествуют.
Ручка тут в его руке вдруг превратилась в бильярдный кий, которым он меня крепко треснул по голове, аж искры из глаз посыпались.
– Все! – говорит Федор Михайлович. – Я в тебе искру в пламя обратил. Теперь тебе нужна та, которая этот огонь жизни будет поддерживать. Чара, пойди-ка сюда.
И тут в комнату вошла она – недостающий фрагмент головоломки.
– Какой ещё головоломки? – не поняла Анна Игнатьевна.
– Жизнь человеческая, Анна Игнатьевна, – ответил Иван, – настоящая головоломка: необходимо собрать картину из множества хаотичных фрагментов. Когда все фрагменты сложатся в одну целостную картину, тогда и счастье приходит. Только я эту девушку увидел, то сразу понял, что она и есть недостающий фрагмент картины.
– Вот с ней никогда огонь в тебе не погаснет, – говорит Федор Михайлович. – Нравится она тебе?
Онемел я тут, ничего сказать не могу, только головой киваю.
– Чара, скажи мне, что ты больше всего на свете любишь? – спрашивает её Федор Михайлович.
Закраснелась тут Чара, но ответила честно:
– Мужчин люблю.
– А ты, Ваня, кого любишь? – уже меня спрашивает.
– Чару люблю, больше жизни, – само собой вырвалось.
Только сказал я это, как Чара исчезла, прямо в воздухе растворилась.
– Она исчезла, – кричу.
– Ну да, – говорит Федор Михайлович, – исчезла, чтобы в жизни с тобой встретиться. Ведь ты сейчас спишь, вот проснёшься и встретишь её.
И вот тут-то я окончательно проснулся.
– Ох и выдумщик ты, Ваня, – сказала Анна Игнатьевна, – неужто и впрямь все это тебе приснилось.
– Ничего не выдумываю, – заверил её Ваня. – Действительно, всё приснилось. Малость чего добавил, но лишь в деталях.
– Хорошему человеку и хорошие сны снятся, – задумчиво проговорила Анна Игнатьевна. – Непременно сон твой сбудется.
Тут Анна Игнатьевна заметила, что за своим рассказом Иван борщ съел.
– Ещё борща будешь? – спросила она.
– Больше съесть не смогу, – отказался Иван.
– А чаю с медком? – предложила соседка.
– Места пока нет, – снова отказался Иван и добавил: – Я, пожалуй, пойду.
– Да, иди, – согласилась Анна Игнатьевна.
Соседка встала, взяла тарелку с беляшами со стола, накрыла её салфеткой и подала её Ивану.
– Вот возьми, попьешь позже чаю с беляшами.
– Да что вы, Анна Игнатьевна, много это, – стал отказываться Иван.
– Бери, бери, у тебя организм молодой, к вечеру проголодаешься.
– Ой спасибо, Анна Игнатьевна, – искренне поблагодарил соседку Иван.
Анна Игнатьевна с какой-то грустью посмотрела на Ивана и вдруг сказала:
– Насчет того, что мудрость лишь в старости приходит, правильно твой Гегель сказал. А самое печальное в том, что эта мудрость приходит лишь для того, чтобы показать человеку, что всю жизнь человек плутал меж трех сосен. Поздно вы, мужчины, взрослеете. Поздно к вам мудрость приходит. Вот жду, когда к моему сыну эта самая мудрость придет, не знаю, дождусь ли.
– Анна Игнатьевна, обязательно к нему мудрость придет, – подбодрил соседку Иван. – Разговорились мы с ним как-то раз, все он понимает, да и характером в вас пошел: добрый, отзывчивый.
Соседка улыбнулась.
– Знаю, не утешай, все равно переживать буду. Ладно уж иди.
– Доброго вам вечера, Анна Игнатьевна, – сказал Иван.
– И тебе доброго, – ответила соседка.
Глава 4
Надя набрала номер телефона. Раздались гудки. Затем она услышала:
– Да.
– Здравствуй, Роман. – поздоровалась Надя.
– А вы кто? – озадачился Роман.
– Надя.
– Какая Надя? – продолжал уточнять Роман.
– Подруга Ксении.
– С ней что-нибудь случилось? – сдержанно-вопросительная интонация Романа сменилась тревогой.
– С ней ничего не случилось. Напротив, у неё всё замечательно.
– И чего тогда ты звонишь? – вдруг рассердился Роман. Ему, наверное, хотелось добавить, что Надя для Ксении – подруга, а для него она никто.
– По поручению Ксении, – ответила Надя, нисколько не обидевшись. – Мне тебе нужно передать ключи от квартиры.
– Ключи от квартиры? А где сама Ксения?
– Её нет в городе.
– А где она?
Надя вздохнула: она устала от его вопросов.
– Приедешь за ключами – все расскажу.
– Куда приехать?
– Я сейчас в вашей квартире, – ответила Надя.
– Жди, сейчас приеду, – сказал Роман.
Роман приехал через полчаса.
– Давай выкладывай, – бросил он, едва вошёл.
– Даже не знаю, с чего начать, – сказала Надя. – Давай для начала посмотрим телевизор.
Взгляд Романа стал неподвижным.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Как мило с твоей стороны, что интересуешься моим самочувствием, – улыбнулась Надя.
– Издеваешься?! – догадался Роман.
– Не без этого, – усмехнулась Надя, – но телевизор нам всё же нужно будет посмотреть.
– Зачем?
– Это любимое занятие миллионов.
Роман хотел что-то сказать, но передумал.
– Хорошо, включай, – сказал он и плюхнулся на диван.
Надя включила телевизор. Под мелодичную красивую музыку на подиум выходили красивые девушки в вечерних платьях.
– Какие красивые, – заметила Надя. – Роман, ты хотел бы, чтобы твоя жена была моделью?
– Нет, – ответил тот, хотя ему отвечать не хотелось.
– Вот и Ксения сказала, что ты ни за что не согласишься. Все мужчины собственники, особенно бабники. И ревнивы до ужаса.
– Моё терпение на исходе, – сказал Роман.
– А ты смотри в телевизор, – сказала Надя. – И мои вопросы перестанут быть для тебя бессмысленными.
Последние слова Нади Роман уже не расслышал, а если даже расслышал, то не осознал.
– Это же Ксения! – воскликнул он. – Что она делает в Париже?
– Вот я об этом с тобой и хотела поговорить, – смиренно проговорила Надя.
– Говори, – разрешил Роман.
– Теперь её зовут Инга.
– Зачем она сменила имя?
– Новая жизнь – новое имя, – ответила Ксения. – Быть может, она не хочет, что бы хоть что-то связывало её с прошлым. Женщины чутки к этому.
– Ничего не связывало с прошлым, то есть со мной? – спросил Роман.
– Ты сегодня просто поразительно догадлив, – сказала Надя. – Прошлое женщины – это мужчина, а прошлое мужчин – это женщины, а сама жизнь – история любви и ненависти. Правда, есть такие люди, у которых есть только история любви, сожаления и утраты, но нет ненависти.
– Значит, она решила напрочь забыть обо мне? – спросил Роман.
– Кто ж его знает?! – пожала плечами Надя. – Сознательно может и не хочет, а бессознательно только того и желает. Знаю только, что ей сам Карл Густав Юнг посоветовал имя сменить.
