У нас много места, и приходится нас организовывать сверху. А то уползет наш российский младенец без симбиотической материнской гиперопеки, если предоставить ему самостоятельность, черт знает куда… Расползется по всем нашим дурацким дорогам. И приходится власти и обществу «воленс-неволенс» находиться в симбиотических отношениях.
Другой определяющий российскую ментальность фактор — это изоляция, «аутизм» жизни за «железным занавесом». С одной стороны, изоляционизм имеет психоисторические предпосылки, с другой — периодически поддерживаемый властью, он способствует закреплению аутизма, нарциссичности общества. За железным занавесом жил Пушкин, жили все мы до конца 80-х годов XX века и, весьма вероятно, скоро будем жить опять.
Нельзя не упомянуть также о насущной для нашего общества (и государства) проблеме терроризма. В новейшей истории именно наша страна (еще в виде Российской империи) стала восприниматься в мире как родина и рассадник терроризма. (Можно вспомнить, например, некоторые рассказы Конан-Дойла о Шерлоке Холмсе, где если и встречаются персонажи-русские, то непременно террористы, члены тайного общества. Как будто ничем иным, кроме терроризма, русские заниматься не могут!) Сегодняшние реалии — лишь продолжение этих давних традиций. На наш взгляд, проблема терроризма напрямую связана с проблемой неспособности отреагирования агрессии в социально приемлемых формах, а значит, с проблемой доэдипальности, нарциссичности, как ее понимает «современный психоанализ».
Американский психоаналитик доктор Хайман Спотниц в книге «Современный психоанализ шизофренического пациента» пишет, что причиной доэдипальных расстройств становятся в первую очередь агрессия и деструктивность. Ядром доэдипальных проблем личности является структурно сложная, но психологически неуспешная стратегия защиты от деструктивного поведения. Действие шизоидной защиты предохраняет объект от высвобождения лавы агрессии, но вызывает разрушение психического аппарата и принесение себя в жертву[23]. То есть нарциссизм, аутизм, аутоагрессия, деструктивность, мазохистские импульсы («принесение себя в жертву»), и их социальные аналоги: изоляционизм, терроризм, саморазрушение общества, самоуничижение и, как компенсация, миф о собственной грандиозности — это явления одного ряда. И если в индивидуальной истории, в онтогенезе, они являются следствием нарушенных, искаженных отношений с «объектами» (с мамой) в младенчестве, то в обществе — это результат неудовлетворительных отношений с властью (родительской инстанцией). Это, собственно, мы и наблюдаем (и на себе ощущаем) на нашей многострадальной Родине. Вот так.
Однако вернемся к Кафке и его литературному творчеству. Как мы стараемся показать, в мире Кафки проявились те же самые тенденции, что и в сфере российской ментальности, и охватываются они общим термином — нарциссизм. Но, вероятно, читателю, не совсем знакомому с теорией и практикой психоанализа, следует пояснить, что понимается под этим термином.
Очевидно, что слово нарциссизм этимологически связано с именем Нарцисс и, соответственно, термин связан с мифом о Нарциссе. Напомним, что в этом древнегреческом мифе речь идет о юноше столь прелестном, что когда он увидел в зеркальной глади лесного озера свое отражение, то не мог оторваться от этого зрелища. Так и умер от голода и жажды, не в силах покинуть собственный лик — такая вот любовь случилась. В обыденном понимании нарциссизм означает просто самовлюбленность, в сексопатологии — сексуальное влечение к самому себе, но в психоанализе — это специальный термин, который первоначально ввел в обиход Зигмунд Фрейд. Он писал в «Лекциях по введению в психоанализ»: «Со временем укрепилось представление, что либидо, которое мы находим привязанным к объектам, которое является выражением стремления получить удовлетворение от этих объектов, может оставить эти объекты и поставить на их место собственное Я; постепенно это представление развивалось со все большей последовательностью. Название для такого размещения либидо — нарциссизм — мы заимствовали из описанного П. Некке (1899) извращения, при котором взрослый индивид дарит собственному телу все нежности, обычно проявляемые к постороннему сексуальному объекту»[24].
Фрейд разделил первичный нарциссизм и вторичный. Первичный нарциссизм связан со стадиями инфантильного психосексуального развития. Эти стадии предшествуют эдипальной, на которой либидо направляется на объекты — на любимых родителей. Это нормальный этап развития. Вторичный возникает тогда, когда либидо вновь обращается на себя, отвернувшись от объектов.
Дальнейшую разработку теория нарциссизма получила в работах Герберта Розенфельда, последователя Мелани Кляйн. Под патологическим нарциссизмом стали понимать состояния, связанные с психическими проблемами, вызванными нарушениями, неблагоприятным ходом развития в младенчестве. «По мнению Розенфельда, нарциссическая личность посредством всемогущества интроецирует „абсолютно хороший“ примитивный частичный объект и/или проецирует свое Я внутрь такого объекта»[25]. Это позволяет нарциссичным людям отрицать свою потребность в зависимости от внешних объектов. «Нарциссы» обладают чрезвычайно идеализированным образом себя, они способны расторопно присваивать ценности и идеи других людей и утверждать, что эти ценности изначально принадлежали им. Одновременно они могут обесценивать (бессознательно) и разрушать то, что получают от других (чтобы избавиться от чувства зависти), вследствие чего они хронически недовольны своими приобретениями. В то же время идеализация себя включает и идеализацию своей деструктивности, что ведет к проявлению у «нарциссов» примитивной ненависти ко всему: и к себе самим, и к другим, а, как следствие, к саморазрушению и разрушению окружающих. Такую структуру личности доктор Розенфельд описал, опираясь на свою опыт психоаналитической работы с нарциссическими пациентами[26]. Не правда ли, что-то до боли знакомое чудится в этом описании?
Особое, несколько отличное от приведенного выше описание нарциссизма дает Хайнц Когут, австро-американский психоаналитик, бывший одно время президентом АРА — Американской Психоаналитической Ассоциации. Когут определял как нарциссическую личность, очень зависимую от оценки окружающих, «человека-мимозу». Собственная же самооценка такого человека постоянно колеблется — от грандиозной идеализации, до восприятия себя ничтожеством, никчемной мизерабельной личностью[27]. (Заметим, что личностный параметр, ответственный за самовосприятие, Когут называл самостью (self). Не путать с самостью (Selbst) Юнга — архетипом целостности.)
Мы столь подробно говорим о нарциссизме потому, что статьи, составляющие эту книгу, рассматривают творчество Кафки под двумя разными, но дополняющими друг друга углами зрения. Один взгляд основывается на классическом психоанализе и фрейдовской теории невроза, другой — на «современном психоанализе» и различных представлениях о нарциссизме. Оба этих подхода имеют равное право на существование и комплементарно дополняют друг друга. Так, видимо, оно и должно было получиться — это лишь отражение расщепленности, двойственности Кафки.
Под конец этой небольшой вступительной статьи приведем еще одно обещанное ранее подтверждение тезиса о «русскости» Франца Кафки. Мы упоминали, что имя Кафки обыгрывалось в нашем фольклоре. В годы перестройки популярным стал такой замечательный лозунг, пародирующий известную советскую песню: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!» Литературный критик Бенедикт Сарнов пишет, что лозунг этот родился еще в конце 60-х — начале 70-х годов XX века. «По одной версии автором этой жутковатой остроты был Вагрик Акопович Бачханян, по другой — Зиновий Самойлович Паперный», — пишет Сарнов[28].
Другой забавный пример включения Кафки в русский фольклор я узнал недавно от одного молодого человека. Он рассказал мне, что в их компании популярный дешевый портвейн «Кавказ» было принято называть «Кафка-три (3)». Собственно этим, как признался молодой человек, его знакомство с Кафкой и исчерпывалось. Забавность данного примера в том, что помимо очевидного созвучия «Кавказ-Кафка», есть в нем и чисто кафкианская составляющая: отвратительный напиток, абсурдно именуемый благородным словом «портвейн», получил в просторечии имя Кафки. Что-то в этом есть от тошнотворных коктейлей Венички Ерофеева, которые надо было помешивать непременно веточкой жимолости и пить с восходом первой звезды. С другой стороны, злоупотребление этим напитком — портвейном «Кавказ», видимо, сильно повышает кафкианское восприятие окружающей действительности.
