– Но ведь девчата, в отличие от тебя, прекрасно знали, кого приглашают на свидание, – наконец сказал он. – Это их личный, осознанный выбор! Счастье само идёт тебе в руки, а ты…
– Головная боль и большой геморрой, а не счастье, – рассудительно сказал Миша, встал и направился к выходу. На пороге обернулся и недоумённо спросил:
– И что они во мне нашли? – пожал широкими плечами, зацепился за дверной косяк и пошёл к себе в комнату.
– Жалеть потом будешь, Мишка! – крикнул ему вслед Бродяга.
– Не буду! – эхом донеслось из коридора, хлопнула дверь, и стало тихо…
На следующий день Жанка подошла к Бродяге и, смеясь, сказала:
– Ты знаешь, я с подружками, мы… в общем, мы как пули.
– Что, такие быстрые, пулей слетали на почтамт? – с невинным видом спросил Валера.
– Да нет, такие дуры! А на почтамт слетали – можешь не сомневаться. А Мишка не приехал. Кстати, не знаешь, почему?
– Да приехал, приехал… Только увидел трёх нимф волшебной красоты и испугался…
Валера достал сигарету, закурил и после долгой паузы наконец выдал:
– Счастья своего он испугался… Не поверил. Знаешь, так бывает – человек мечтает о чём-то, ждёт этого, не спит по ночам… и вот долгожданное счастье рядом – только руку протяни… А он вдруг отказывается… Понимаешь?..
– Не-а, – честно призналась Жанка, но увидев разочарованный взгляд Бродяги, добавила: – Да поняла, поняла… Просто я такне думаю…
Но в голосе её неожиданно прозвучали лёгкие, почти незаметные нотки грусти…
Лифчик из Берлина
Наступал новый 1981 год. Одни студенты уезжали домой, другие спешили в город к друзьям или родственникам. Общежитие беспокойно хлопало дверями, скрипело половицами и стремительно пустело. Подруги Беллы, соседки по комнате, тоже разъехались кто куда, и она не преминула этим воспользоваться. Заблаговременно сообщила родителям, что экзамен по биохимии выпадает на второе января и она просто физически не может участвовать в семейном празднике. Белла считала себя достаточно взрослой, чтобы наконец отпраздновать новый год самостоятельно, а не в тесном, сжимающем горло кругу семьи. Она встречалась с Бродягой почти два месяца, но жилищно-коммунальные условия не позволяли им уединиться и как следует насладиться общением в более живой и интимной форме. До новогодней ночи – ещё три дня, а Белла уже знала точно, что 31 декабря комната её свободна, и строила далеко идущие, волнующие планы. Вечером Валера пригласил её в кино на последний ряд. «Чёрт, очки забыла!» – расстроилась Белка. «Ты что, кино идёшь смотреть?» – спросил Валера, и она весело засмеялась. Ей нравились немного грубоватые шутки друга.
…После фильма ребята не спеша гуляли по проспекту Майорова, и Белка, как настоящая женщина, начала разговор издалека:
– Где ты встречаешь Новый год?
– Не знаю… Знаю, что с тобой, только не знаю, где, – самоуверенно ответил Бродяга.
Девушка продолжала играть в невинное любопытство и спросила:
– А какие у нас варианты?
Хотя на самом деле ей хотелось сказать просто: «Белая ночь. Дамы приглашают кавалеров – встречаем у меня». Но она, в соответствии с воспитанием, полученным в школе и дома, лишь намекнула, что, возможно, подружки разъедутся.
– Отлично! Мечты сбываются! – воскликнул Валера.
– А если они не уедут? – поинтересовалась Белла.
– Что-нибудь придумаем, – беспечно сказал Бродяга, который верил в свою звезду и счастливый случай не менее чем религиозный фанатик. Белла же всегда и во всём сомневалась, поэтому не могла расслабиться и пустить дело на самотёк. Она обо всём заботилась и беспокоилась лично.
Тридцать первого в девять часов с шампанским и цветами Бродяга по-хозяйски постучал в дверь…
– Мы ж договорились в десять? – удивлённо спросила Белка.
– К чему эти условности? Счастливые часов не наблюдают! – сказал Валерка. Он был нетерпелив и начал целоваться, ненавязчиво раздевая подружку, как только переступил порог.
– Давай подождём до Нового года, ещё даже за стол не садились, – с лёгким упрёком сказала Белла.
– Я, конечно, голодный, но не настолько, – отшутился Валера.
И Белка позволила случиться тому, к чему втайне от самой себя давно стремилась…
Они лежали на Ленкиной кровати, потому что та стояла у окна, и дым от сигареты вытягивало в открытую форточку. Молчали. Наконец Белка не выдержала и спросила:
– О чём ты сейчас думаешь?
Большого опыта половой жизни у Бродяги не было, но по рассказам старших бывалых товарищей он знал, что надо сказать что-то приятное. Как назло, ничего, кроме «Post coitum omnia animalia tristia sunt» («Каждое животное печально после соития»), в голову не пришло. Явно не подходит – мудро решил он и сказал просто:
– О тебе, о тебе думаю.
Тут же, как и следовало ожидать, последовал уточняющий вопрос:
– А что ты обо мне думаешь?
Хочет, чтоб я сказал: «Люблю!», – смекнул Валера. И тут же озвучил свою догадку. Он не врал. Дело в том, что было ему восемнадцать лет, и он не видел тонкой семантической разницы между словами «люблю» и «хочу». В юности, как известно, каждую мгновенную эрекцию принимаешь за вечную любовь. Любая девушка, которая хоть немного симпатична, сразу нравится. А если она не симпатична, но улыбчивая, то, безусловно, становится симпатичной и нравится тоже.
– Правда, любишь? – не унималась Белка.
– Я тебе справку выпишу! – пошутил Валера, и подружка поняла, что большего не добиться.
Вдруг она посмотрела на часы и удивлённо воскликнула:
– Полдвенадцатого!
Ребята, не сговариваясь, бросились одеваться, чтобы встретить Новый год как положено, за столом и с шампанским. Неожиданно раздался настойчивый стук в дверь. Валера вопросительно посмотрел на подружку – она недоуменно пожала плечами.
– Не открываем, – одними губами сказал Бродяга.
– Дочка, это мы! – послышался женский голос за дверью. Белла широко раскрыла глаза и рот, да так и застыла. Валера чертыхнулся и продолжил одеваться. – Ну, где ты там? Долго мы будем стоять под дверью? – раздался нетерпеливый мужской голос, и Валера понял, что папа тоже здесь.
Белка потуже запахнула халат и обреченно пошла открывать. Перед дверью она постаралась придать лицу радостное и немного удивлённое выражение. Удивление без особых усилий получилось предельно натуральным. А вот радость – так себе… Станиславский бы точно сказал: «Не верю!» Как говорится, над сценическим образом ещё работать и работать.
Валера уже успел одеться и даже расправил смятое одеяло. Родители и младшая сестра вошли в комнату и немедленно принялись осматривать местность на предмет прямых и косвенных признаков половой жизни. Однако на первый взгляд ничего подозрительного, кроме Валерки, разумеется, в комнате не нашли. Обнялись, поцеловались, и мама опытной рукой незаметно провела по дочкиной спине. Лифчика не обнаружила, скользнула ниже – трусики явно отсутствовали. Белка осознала, что мамочку обмануть не удалось. В её глазах застыл смертельный ужас человека, висящего над пропастью, на дне которой ожидает голодный тигр. Каждое мгновенье казалось последним. И выхода, увы, не было! Но мудрая женщина сделала знак глазами – дескать, не выдам родную дочь. Это, мол, так – исключительно внутренняя проверка. И как ни в чём не бывало, проворковала:
– Как я рада тебя видеть, Белочка!
Потом повернулась к Валере и сказала как родному:
– Меня зовут Лидия Георгиевна, это – Валентин Егорович, а вот и Маруся – младшенькая наша…
– Это Валера, – сказала дочь и с благодарностью посмотрела на маму. Никогда она ещё не любила её так сильно.
– Мы с Беллой учимся на одном курсе… дружим… Ребята в основном разъехались… Вот мы и решили отпраздновать Новый год вместе, – ненавязчиво объяснил своё присутствие в комнате Валера.
– А что ж вы дверь заперли? – невесело и подозрительно спросил батя.
