После этого прораб то ли засмеялся, то ли закашлялся, и тут же, размахивая руками, сорвался с места и устремился к бульдозеру.
Когда до Руса дошёл смысл сказанных прорабом слов, он бросился сначала в кабину, где лежал раненый пёс, но тут же, развернувшись, побежал за прорабом, истошно крича ему вслед:
– Дяденька Руслан! Нельзя! Нельзя автобус кувыркать – там Самосвал!
Прораб что-то говорил бульдозеристу, показывая рукой на автобус, когда Рус, за
пыхавшийся от волнения и быстрого бега, со всего размаху ткнулся головой в оранжевый жилет и стал бить по нему кулаками.
Бульдозер взревел, развернулся и на полном ходу, взрывая гусеницами мусор, попёр к автобусу. А прораб выставил перед собой могучие ладони и щурился на мальчика в удивлении.
– У тебя что, пацан, крыша поехала?! Я же сказал: за забор! Не дай бог случится что, с меня спросят! Давай, милый! У меня и без тебя голова вразлёт пошла! Уходи!
– Дяденька Руслан, прошу вас, не надо кувыркать! Он – там, он ранен! Он сам не выйдет! – кричал Рус, от бессилия стуча кулаками по своим коленкам, потому что прораб уже не слышал его – он бежал к тому месту, куда подруливали КрАЗы, гружёные бетонными блоками.
А в это время бульдозер на всех парах направлялся к краю оврага, где доживал свои последние минуты старенький городской автобус.
Рус был в отчаянии. Он думал только о Самосвале. На пределе своих сил, он кинулся бульдозеру наперерез. И пока бульдозер крутил по территории свалки, объезжая мусорные пирамиды, Рус успел добежать до автобуса и заскочить в кабину. Он обхватил собаку и попытался сдвинуть её с места. Самосвал даже глаз не открыл, только приподнял одно ухо.
– Самосвал, дружище, надо уходить отсюда! Скорей! Ну, вставай же, вставай!
Пёс напрягся, приподнялся на задние лапы и тут же снова обмяк, чуть не придавив мальчика.
Дизельный рёв бульдозера нарастал, надвигался неотвратимо, постепенно заполняя сознание Руса, как заполняет вода трюм тонущего корабля. Но Рус действовал решительно. Превозмогая себя, тащил и тащил собаку к выходу. Уже оставалось совсем немного. Но случилось непредвиденное: заклинило двери…
Бульдозер вдруг сбросил обороты, будто заглох. И в этой паузе Рус отчётливо услышал резкий металлический скрежет. Автобус дрогнул, покачнулся и накренился над бездной оврага. Вскоре бульдозер взревел с новой силой, и в ту же секунду железная конструкция, бывшая некогда городским автобусом, плавно съехала с глинистого края оврага в объятия свистящей тишины…
И Рус почувствовал, как всё у него внутри подступило к горлу, и он вцепился в лохматое тело собаки, и прошептал едва слышно:
– Летим!..
2004 год.
Приколы Алика Бредова
1. Неуспеваемость
Ученик восьмого класса Алик Бредов катастрофически не успевал. По всем предметам, за исключением немецкого, который, впрочем, с начала года не значился в расписании из-за отсутствия преподавателя.
К концу полугодия молодой учитель литературы, он же классный руководитель восьмого «Б», задержал Бредова после уроков и стал пытать.
– Ну, вот что, Бредов. Твоя неуспеваемость у меня вот где, – учитель показал на горло. – Я бы сразу мог вызвать твоих родителей, но мне не терпится услышать именно от тебя оправдание твоей неуспеваемости. Объяснись, Бредов. Что тебе мешает?
Алик Бредов набрал побольше воздуха и начал объясняться.
– Господин учитель…
– Можешь называть меня просто Максим Петрович, – перебил учитель, хмыкнув иронически. – Как все называют.
– И мама?
– Что мама?
– И ваша мама называет вас Максим Петрович?
– Причём здесь моя мама! Как называют меня в школе.
– Понятно, – ответил Алик слабым голосом, и тут же, достав из портфеля бутылку «Кока-колы», поинтересовался: – Можно горло промочу? Пересохло.
– Мочи! И приступай к объяснению! – категорически заявил учитель, выбивая пальцами по столу стремительную чечётку.
Алик опрокинул бутылку в рот и тут же поймал удивлённый взгляд Пушкина, висящего над доской.
Уставившись в классный журнал, учитель терпеливо ждал.
– Я слушаю, Бредов.
Алик сунул бутылку в портфель, вздохнул тяжко.
– Опять меня врать заставляют…
– Бедненький, – подыгрывал учитель. – А ты не ври. Говори правду.
– Я-то скажу. Да вы не поверите.
– Почему ты так думаешь! Ты только начни. Вот расскажи мне, по какой причине ты ко вчерашнему уроку не выучил стихотворение Пушкина?
– Александра Сергеевича?
– Не отвлекайся, Бредов. Говори по существу.
– Какое стихотворение? У него их много.
– Вот видишь, ты даже не знаешь, какое стихотворение я задавал. «Осень», Бредов, «Осень».
– Вчера?
– Задавал я позавчера. А рассказать нужно было вчера.
– Ах, вчера! Вчера… еду я на «десятке» по Мичуринскому… и вдруг…
– Ну, пошёл сочинять! – вспыхнул учитель. – У тебя есть водительские права, Бредов?
– Нет…
– Так зачем же ты врёшь?
– Я не вру. Зачем мне права?
– Ну, ты даёшь! А как же! Иначе остановят и оштрафуют!
– Не знал. Я без прав езжу. И никто никогда не штрафовал.
– Вот и опять я подловил тебя на вранье!
– Я не вру. Я и книжку в машине пытался читать. Пушкина… стихотворение, которое вы задали… «Осень».
– А вот этого не надо! – почему-то обиделся учитель. – Прошу тебя, Бредов, будь человеком. Неужели и так непонятно – тот, кто сидит за рулём, обязательно должен иметь водительские права и смотреть не в книгу, а на дорогу!
– А у моего папы есть права.
– При чём здесь твой папа?!
– Так ведь он сидел за рулём.
Учитель замер, прикрыв глаза. Затем перевёл дыхание, потрогал вспотевший лоб.
– У тебя там… осталась «Кока-кола»? В горле пересохло…
Алик мигом нырнул в портфель и услужливо поставил перед учителем недопитую бутылку.
– Извини. Просто я тебя не так понял.
– Быва-ает, – протянул Алик индифферентно.
– Но это ничего не меняет, – сказал учитель, освежив горло «Кока-колой». – Я жду объяснений!
Алик скривился, с тоской глянул в окно.
– Господин учитель, Максим Петрович… Меня папа бросил, когда я ещё не родился…
Учитель напрягся.
– Постой, а кто… за рулём сидел? Разве…
– Это другой папа. Это родной.
– Постой-ка, постой, не путай меня! А тот, который… бросил? Что же…
– Тот не родной.
– Не понимаю… Как он мог тебя бросить, если он не родной?!
– Потому, наверное, и бросил, что не родной.
Учитель встал, нервно прошёлся по классу, снова сел, заглянул Алику в глаза и сказал решительно:
– Ну, вот что, Бредов. Только без балды, мать у тебя есть?
– Есть.
– Тоже в двух экземплярах?
– В одном. Без балды!
– Ну, слава богу! Чем она занимается?
– А ничем! Так… Обед готовит. Ковры пылесосит. Полы моет. Бельё стирает. С собакой гуляет. В магазин за продуктами ходит…
– Достаточно, – остановил Алика учитель. – Вот и пригласи ее завтра ко мне вечером. Часиков в семь, когда она освободится от домашних дел. Я буду ждать в учительской.
– А зачем она вам?
– Ну, это уж моё дело!
– Не только ваше. Она моя мать. И я должен знать, что вы с ней собираетесь делать.
– Знаешь, что!.. – возмутился учитель и энергично погрозил пальцем, так что у него щёки затряслись. – Ты это прекрати! Я с тобой пытаюсь разговаривать по-человечески, а ты… балаган устраиваешь! Я тебе задал простой вопрос, который как учитель имею право задать. Почему ты мало читаешь?
– Я? Нет…
– Да что там нет! О чём тебя ни спросишь, ты или молчишь или несёшь всякую околесицу! Ну, скажи мне, в чем дело?
– Все мало читают, а я…
– Да что мне все! Я тебя спрашиваю: почему ты плюёшь на свое образование? Почему ты так ничтожно мало читаешь?
– Максим Петрович, да я вообще не читаю.
Учитель раскрыл рот, как это делают собаки в жару, и задышал громко.
– По-че-му???
– Не успеваю.
Учитель покраснел, побледнел, снова покраснел, и тут они оба запели, как в опере, каждый про своё.
– Скажи, пожалуйста, Бредов, почему ты меня обманываешь на каждом шагу?
– А вы остановитесь.
– О! – схватился учитель за голову. – Тебе палец в рот не клади.
– Конечно, еще заразу какую-нибудь подхвачу. Тогда никакой спидометр не поможет.
– Какой еще спидометр? – простонал учитель.
– А чем на СПИД проверяют.
Учитель болезненно захихикал.
– Не понимаю, почему ты не успеваешь по литературе! Чутьё у тебя на слова есть. Фантазии, хоть отбавляй. Не отрицаю – и язык хорошо подвешен.
– А я думал он у меня из горла растёт, – сказал Алик, не моргнув глазом.
– Это метафора – образное выражение! До чего же ты, Бредов, тёмный!
– А мама говорит, что я светлый, светлее, чем папа.
– Поражаюсь, как ты до восьмого класса добрёл!
