вызову.
Сам Виктор Васильевич смотрел при этом в пол. Он, настоящий представитель спецназа военной разведки, еще в предыдущий, первый свой визит в этот кабинет посмотрел на окно и убедился в том, что оно не зарешечено. Второй этаж здесь пусть и высокий, но все же не настолько, чтобы не позволить тренированному человеку спрыгнуть.
Теперь Россомахов, только переступив порог, опять бросил взгляд на окно. Он сразу же увидел, что ничего там за два дня не изменилось. Решетку на окно так никто и не поставил. Военные полицейские не додумались это сделать по той простой причине, что недооценивали уровень подготовки и решительности бывшего комбата спецназа военной разведки или же просто поленились.
Этот факт был только на руку подполковнику и открывал перед ним множество возможностей. Но какие из них следует использовать, ему еще предстояло решить, исходя из обстоятельств.
Охранники в красных беретах едва успели выйти, как в дверь кто-то достаточно громко и бесцеремонно постучал. Не дожидаясь приглашения, раскрыл дверь и вошел в кабинет двухметровый гигант с богатырским размахом плеч. Этот человек был в обыкновенной гражданской одежде.
– А вот и товарищ полковник, – воскликнул Личуткин. – Легки же вы на помине.
– Ну, поминки по мне устраивать, кажется, рановато.
«Обеспечим своевременность», – подумал Россомахов, но вслух, разумеется, ничего не произнес.
Он вообще по натуре своей недолюбливал излишне больших людей, считал их тугодумами и носителями замедленной реакции, хотя и понимал, что это касается далеко не всех.
Полковник ФСБ бросил взгляд на окно, слегка нахмурился и сделал Личуткину выговор таким тоном, словно носил по крайней мере погоны генерал-полковника:
– Я же просил вас поставить на окно крепкую решетку!
– Извините, Николай Валентинович, я просто подумал, что уже завтра встречаться с подполковником Россомаховым вы будете в его камере или в своем кабинете, поскольку я свою миссию завершаю.
– С бывшим подполковником Россомаховым, – поправил его старший следователь с высоты своего роста.
– Никак нет, – твердо и однозначно не согласился Личуткин. – Лишить звания старшего офицера, насколько мне известно, можно только по приговору Военной коллегии Верховного суда России, который рассматривает и утверждает решение гарнизонного или окружного военного суда. До вынесения окончательного приговора Виктор Васильевич остается подполковником спецназа военной разведки.
Теперь Россомахову понравился голос полковника своего ведомства. Личуткин говорил строго, с уважением к заслуженным погонам Виктора Васильевича, а еще больше – к своей собственной службе.
– Да, я слегка поторопил события, – согласился с ним полковник ФСБ, который по возрасту в том же спецназе ГРУ ходил бы еще, пожалуй, в капитанах.
Но в ФСБ звания дают иначе, чем в армии. Там, в своей конторе, он мог бы уже и генералом быть. Есть у них совсем молодые генералы.
– Короче говоря, я решил, что из-за одного дня не стоит обращаться к коменданту здания штаба. Мне в моей повседневности решетка не нужна. А вы следующий допрос будете проводить уже в своем подвале. Что один день может решить?
– Да, – сказал полковник Савелкин. – Наверное, это правильно.
«Смотри-ка! – подумал Виктор Васильевич. – Этого тупого громилу еще и убедить можно».
Вслух он опять ничего не произнес, но прекрасно представлял при этом, как сложно бывает убедить следователя в собственной невиновности, если против тебя хоть что-то есть. А что есть против него, Россомахов не ведал, хотя узнать очень хотел. Если что-то и есть, значит, была проведена мастерская подстава. В этом он не сомневался, но полагал, что этот слон-полковник вряд ли вообще захочет и сумеет в чем-то разобраться.
Говоря честно, подполковник Россомахов не имел никаких причин считать старшего следователя ФСБ тупым человеком, но сказался, видимо, стереотип. Таких вот великанов принято считать недалекими людьми, хотя это утверждение часто бывает неверным.
Обычно при подставе бывает трудно, если вообще возможно найти следы. Можно только мотивацию отыскать, но сама она совершенно ничего не решает.
Полковник Личуткин освободил место за своим столом старшему следователю ФСБ. Тот сначала опустил на органическое стекло довольно толстую папку из искусственной крокодиловой кожи, расстегнул замок-молнию, выложил на стол тонкий прозрачный файл, видимо, с материалами следствия, цифровой диктофон, похожий на авторучку. Только после этого он двумя руками попробовал на прочность тяжелое деревянное кресло. Она его, похоже, вполне удовлетворила. Савелкин уверенно в него сел и даже несколькими довольно продолжительными движениями словно ввинтил собственное объемное седалище в это кресло.
Виктор Васильевич навскидку прикинул вес старшего следователя. У него получилось более чем сто двадцать килограммов.
Для службы в спецназе военной разведки такой человек явно не подходил. Спецназ часто парашютируется на различных учениях и просто на тренировочных занятиях. И с вертолета, и с самолета. Но обычный парашют рассчитывается на вес около восьмидесяти килограммов. Даже Россомахов со своими восьмидесяти семью постоянно испытывал при приземлении довольно жесткий удар.
Эту тушу можно было сбрасывать только с танковым парашютом, снабженным, как обычно бывает, реактивными тормозами, чтобы танк земной шар насквозь не пробил и не очутился где-нибудь в США. А если там же из-под земли вдруг выскочит боец или офицер спецназа военной разведки, даже кверху ногами, то янки могут принять это за немотивированную агрессию. Чем не причина для начала ядерной войны!
– Я еще нужен или без меня разберетесь? – спросил полковник Личуткин. – А то я в прошлый раз вам не рассказал до конца историю про потерянную немецкую почтовую марку. У меня, кстати, про нее есть совсем новые сведения. Оказывается, та, что на выставках экспонировалась, является подделкой…
– Думаю, вы можете пока отдохнуть. Сходите в буфет, что ли. Если я раньше закончу, то знаю, как охрану вызывать. А потом, как дела завершу, вы мне, если время останется, и про марку расскажете. Хотя насчет свободного времени я сильно сомневаюсь.
– Да, – согласился Василий Андреевич. – Так и сделаем. Кнопка на месте, где и раньше, под столом. Только там сама головка у нее отвалилась. Один болтик торчит. Я, честно говоря, даже не знаю, бьет он током или нет. Нажимать не доводилось. Поэтому нажимайте осторожнее. А я пока на крыльцо выйду, покурю. Здесь, в штабе, порядки завели такие же жесткие, как в России. Даже подымить в кабинете не разрешают. Выходить на крыльцо приходится.
Глава 3
Личуткин взял со стола пачку папирос «Беломорканал». Россомахов думал, что они давно уже не производятся и не продаются. Как и вообще папиросы. Так он, по крайней мере, слышал от знакомцев, но сам никогда не курил и в бытность свою комбатом ввел в батальоне строжайший запрет на это социальное зло. Но там
