меня завербовать. Я тогда попросил у него чистый лист бумаги и карандаш, якобы собирался что-то написать. Остро заточенный жесткий карандаш у него на столе лежал. Я предвидел, что он именно его ко мне придвинет. Так оно и вышло.
– И что же вы?..
– Чистая практика, больше ничего. Я откинулся на спинку кресла, чтобы создать привычную дистанцию. Кресло было на колесиках. Я отодвинулся чуть больше, чем на полметра, метнул в Лопеса карандаш и попал точно в глаз. Потом в прыжке ладонью вбил карандаш дальше, в мозг. Раньше мне приходилось выполнять это упражнение только на чучеле. Но и в реальности все вышло просто отлично. Лопес успел только выдохнуть. Потом у него через горло кровь пошла, и он умер. Я же выпрыгнул через окно во двор. Тоже, кстати, второй этаж был, как в случае с вами, но не такой высокий, как в кабинете полковника Личуткина. Там, во дворе, стояли три бронеавтомобиля. Во втором из них я нашел ключи и уехал, проломив ворота и задавив часового вместе с будкой. Кстати, судя по внешнему виду, этот субъект был из местных исламистов, бритоголовый и бородатый. На бронеавтомобиле я без особых проблем добрался до нейтральной полосы, когда уже стремительно начало темнеть. На нейтралке мне пришлось самому снять порядка десятка мин, чтобы пройти к своим. Правда, был риск, что свои могут принять меня за противника и подстрелить. Но я сумел пробраться через позиции невидимым и неслышимым, утром явился в штаб, где меня и арестовали.
– Ну, в этом вы сами отчасти виноваты. Вам следовало внимательнее относиться к людям. Тогда вы не допустили бы в свое окружение предателя. Самого настоящего изменника, который, слава богу, на такой мелочи попался, а ведь мог бы и натворить немало дел. Он очень рвался к получению данных из разных управлений. Но нам помогли те бойцы вашей группы, которые остались в плену. Тринадцать человек. Помните кого-то из них?
– Давайте лист бумаги и карандаш, я напишу всех поименно, – сказал подполковник и улыбнулся.
– На этом и прокололся полковник Лопес?
– Именно на этом. Укололся о карандаш. С карандашами следует быть аккуратнее.
– Тогда мы лучше без имен обойдемся. Так вот, диверсанты, подготовленные вами, сумели не только сами сбежать.
– Я и не сомневался в том, что они сумеют это сделать, – произнес подполковник.
– Они даже устроили восстание в тюрьме, обезоружили караул, вырвались на свободу вместе с другими заключенными и перебили практически весь штаб банды. К сожалению, без эмира, потому что тот эмир куда-то уехал. Штаб ваши воспитанники сожгли, но предварительно похитили оттуда несколько мешков документов и часть оргтехники. По случайности, ставшей для вас спасительной, они захватили из ящика какого-то стола смартфон покойного полковника ЦРУ Теофило Лопеса, после чего перешли линию фронта. Тоже очень тихо, без стрельбы и шума. Тоже, видимо, сказалась ваша подготовка. Но подполковник Никифоров, мой коллега, сменивший меня к тому моменту в Сирии, сильно заинтересовался телефоном Лопеса, очень хорошим, элитным. В памяти этого аппарата был обнаружен российский номер, с которого кто-то несколько раз звонил полковнику ЦРУ. Мы стали выяснять подробности. Провести биллинг не удалось, потому что звонки осуществлялись за границей, через чужого оператора. Но не в Сирии, где мы имели возможность для проверки и смогли-таки докопаться, что это украинский оператор. Дальше все пошло проще. А тут еще и ваша служба подключилась.
– Да, – сделав из чашки большой глоток, продолжил полковник Личуткин. – Капитану Русинскому показалось знакомым лицо Виталия Барсукова, когда того вывозили на каталке из палаты Анны Ярославны.
– Да, я помню, он тогда сильно задумался.
– Потом вспомнил и позвонил мне, когда вы его домой отдыхать отправили перед операцией на крыше. Он предположил, что этот человек вместе с ним в один год школу заканчивал в городе Бердичев Житомирской области, даже фамилию вспомнил – Барсученко.
– Понял! – воскликнул Россомахов. – Сергей Барсученко из аналитического отдела нашей службы. Он в разведотделе дивизии вместе с дежурным у меня принимал мешок с документами и телефонами. Но Барсуков и Барсученко…
– Мы навели справки, – категорично заявил полковник Личуткин. – Виталий Барсученко сменил фамилию, стал Барсуковым еще в две тысячи четырнадцатом году, когда начались события на киевском майдане. Он не захотел носить украинскую фамилию. Написал в заявлении, что это мешает его бизнесу. Хотя по нынешним законам никакого обоснования для смены фамилии не требуется.
– Наше управление контрразведки стало все это проверять, – продолжил полковник Савелкин. – Телефон, с которого звонили полковнику Лопесу, действительно принадлежит майору Барсученко. А когда ему снова стали позванивать время от времени с номера, имеющего телефонный код «1», Барсученко задержали. На допросах он подтвердил и тот факт, что по просьбе брата подставил вас в Сирии. Он рассказал, как проводил отпуск в Житомире, где какая-то подруга юности и познакомила его с Теофило Лопесом, ее будущим мужем. После гибели Лопеса майора стали доставать коллеги полковника. Он уже и не рад был, что связался с этим человеком. Это, мы думаем, неправда, потому что майор Барсученко всегда сам звонил Лопесу. Но с такими тонкостями будет разбираться окружной военный суд. Все дела, которые исходят от службы контрразведки, ввиду серьезности и тяжести преступлений, рассматриваются не гарнизонными, а только окружными судами, где не бывает присяжных заседателей.
– А что с «Фениксом»? – поинтересовался Виктор Васильевич.
– Этой фирмы больше не существует. Учредители лишились мощной крыши и решили ее прикрыть. Но там следствие продолжается. Несколько убийств, куча эпизодов со взятками, вооруженные разборки с конкурентами. Это только малая часть того, что инкриминируется руководству фирмы.
Подполковник Россомахов посмотрел на часы и проговорил:
– Ладно, дорогие товарищи полковники. Благодарю за информацию. С вами хорошо, но мне пора в больницу. Надо жену навестить.
– Бывшую или какую? – потупив взгляд, по-соседски поинтересовался полковник Личуткин.
– Я, честно говоря, еще сам не решил, – ответил Россомахов.
