Молодые жили… прилично. Кречетник пропадал на своём птичнике, девчушка гуляла по усадьбе, хозяйство боярское как-то функционировало.
Вскоре после той свадьбы, три года назад, Ростик перешёл в Киев.
А Благочестник к соколиной охоте… Не благолепие, однако. Иисус-то с соколами не охотился…
Соколиную службу не то чтобы ликвидировали — Ростик бы не одобрил, а просто забросили. Новых птиц не ловили, молодёжь отправили в Киев, содержание подсократили.
Кречетник от безделья загрустил, заболел и через два года помер. Вотчину князь отдал каким-то двоюродным племянникам умершего, а городская усадьба отошла к молодой, просто юной — 15 лет, вдовице.
Немедленно сыскалось великое множество разного рода кандидатов в утешители. И — в имения управители. Но… год карантина.
В православной традиции вдова не может выйти замуж раньше, чем через год. А для вятших да ещё в этом, столь благочестивым князем управляемом, городе… Кому-то охота вызвать неудовольствие местечкового монарха?
Конечно, есть и через-постельные пути. Но верховая дворня друг за другом следит и никого к боярыньскому телу не пускает. Заняли круговую оборону по всем азимутам. Поскольку хозяина им никакого ненадобно, с такой-то хозяйкой — лучше не бывает.
Племяннички покойного прикидывают, как бы вдовицу к себе переманить, да и забрать усадьбу. Церковники, для которых вдовы да сироты — лакомый кусок со времён Петра и Павла, набивают девчонке мозг религиозным туманом, имея в виду перспективу ну очень большого вклада на ну очень благие дела.
Ситуация — штатная. Называется — «вынужденно отложенный передел имущества».
Девчушка эта, Аннушка, попала замуж дитя-дитём, на мужа своего смотрела раскрыв рот — он ей в деды годился, а старших надо уважать.
Как часто бывает, вскоре после похорон, когда память о бытовых мелочах и неурядицах стёрлась, уважение перешло в поклонение. Этому немало способствовал и усадебный иеромонах.
Я уже говорил, что большинство боярских усадеб имеют собственные церкви или часовни. Здесь тоже довольно приличная часовенка.
Хотя в часовнях нет алтарей, а уважаемых людей в православии хоронят именно под алтарями, но… упокоившегося кречетника положили в каменном гробу в подвале часовни: «последняя воля покойного».
В часовнях нет постоянного попа, службы служатся нерегулярно, часть ритуалов вообще произведена быть не может. Но когда речь идёт о таком куске движимого и недвижимого… Попа прислали.
Рассказчица наша раскраснелась, платок уже распустила, говорит всё громче, жестикуляция всё шире.
Как известно: «Молчащий мужчина — думающий мужчина. Молчащая женщина — злая женщина». Наша гостья была совсем незлой. Просто очень злоязычной.
Аким морщится в сторонку, но терпит.
А я уже в повествовании всей душой: ну как же?! — Классика же! Мольер же с Пушкиным же! Интересно же!
— А он-то чего…? Да ну…! А та-то как на это…?
И потихоньку ей кружку с бражкой — к руке поудобнее.
Объясняю: покойник был не командором, а кречетником, я его не убивал. И вообще: я — «ходок», а не «донжуан» — тратить время на совращение вдовы…
«Что было для него измлада И труд, и мука, и отрада, Что занимало целый день Его тоскующую лень…»
Какая лень?! Что я — Онегин?! Некогда мне — у меня ещё «дерижополь» не полетел.
Но уж очень мне нравится расположение недвижимости этой… «доны Анны». Её усадьбу от нас видно: чуть левее на самом краю долины висит заплот из уже потемневших брёвен. Башенка там какая-то, с двух сторон овраги поднимаются…
Аким не стерпел — велел уже и коня для гостьи запрягать, а тётка никак из-за стола вставать не хочет. Всё молотит и молотит. А я подливаю да помогаю:
— А вот на дорожку. А вот на посошок. А вот стремянную… Извиняюсь — «тележную». В смысле — чтоб конь не спотыкался, и телега не ломалась. А вот, Ходыновна, ты давеча сказывала будто ключница ваша…
«Ходыновна» — это её прозвание. По покойному мужу. Мне, почему-то, Ходынку напоминает. Тоже — начиналось шумно да весело…
Ходыновна — тоже вдова, только давнишняя. Этой Аннушке — троюродная тётка. Живёт в приживалках. Таких там с десяток. Между ними идёт непрерывная грызня за милость боярыни. И — за доброе отношение верховых слуг. Которые реально и дела делают. Где спать, что есть-одевать — они решают. Ходыновну это бесит, это ж она сама — самая-самая…
— А они-то… — злыдни да злопыхатели… а я-то этой Аньке, бывалоча, и сопли вытирала и крапивой по попке… а теперь она… из себя невесть что строит… а сама-то как была… эти-то все перед ею… а за спиной-то… а поп — вообще… тащат и тащат… а дурында эта и слушать не хочет… без моего-то присмотра всё бы прахом пошло…
Аким уже выпроваживает, уже чуть не в спину выпихивает. А я ей ещё полкружечки:
— За доброе здоровье, тётя Ходыновна.
Выскочили на крылечко.
— Э-э-э… Ванятка, а где тут у вас… кустики?
— А вон — нужник стоит.
Она к характерному строению пошла, а я негромко мужикам командую:
— Коня — распрячь.
— Чегой-то?
— На переднем колесе обод с трещиной.
— Гдей-то?! Да целый он! Помстилось те, боярич.
— Тебе моего слова мало? Я при тебе о вытяжке Хохряковичу рассказывал? Хочешь попробовать? Бегом! Теперь… Ивашко, как тебе эта бабёнка?
— Дык… ну… баба как баба.
— Выгоняй из зимней избы кто там есть, стели постель. Встречаешь нашу гостью из сортира. Рассказываешь про колёсный обод с трещиной. Типа: слуги исправят, а пока — отдохнуть. Ведёшь… на постелю. Она хромает — ногу на тропинке потянула. Разминаешь болезной ножку. И — между. Она нынче пьяненькая — сильно дёргаться не будет. Ублажаешь ласково.
— Дык… У нас же по этому делу… ну, по бабам — Чарджи.
— Чарджи против неё вдвое моложе. А ты по её понятиям — муж добрый. Тебе она скорее даст. Как кончишь — громко скажешь… «аллилуя» скажешь. Тут и мы войдём.
Опять фанфик? — Да, «Опасные связи» Шодерло де Лакло, но не по оригиналу, а в киношном варианте.
Разница… Как между французской аристократией 18 века и нашими представлениями о ней.
В оригинале:
«Вы знаете моего егеря… ему назначено ухаживать за горничной… Он только что открыл, что госпожа де Турвель поручила одному из своих людей собирать сведения о моем поведении и даже следить за каждым моим шагом…».
Форма: лёгкая интрига на фоне любовных приключений слуг, информация получена из болтовни сексуально удовлетворённой служанки. Егерь — милый ходок, горничная — милая болтушка, маркиз — милый бонвиван. Все — мило играют в любовь. Такой аристократический стиль жизни: лямур, гламур, «секшен революшен».
Через семь лет — уже настоящая революция, Французская. Якобинский террор, гильотина, гражданская война, иностранная интервенция… Доигрались.
В фильме строится сцена жёсткого шантажа горничной, застуканной в постели с этим егерем.
Милый слуга-пройдоха, «персонаж из комедии», превращается в подлеца-провокатора. Легкомысленная служанка-болтушка — во внедрённого информатора. Функционирующего на поводке страха: угроза доноса работодательнице и последующей неизбежной потери места в силу «твёрдых моральных принципов» госпожи. Цена молчанию маркиза: перлюстрация частной переписки.
Это технология вербовки агента на шантаже, «взлома», а не сбора лёгкого трёпа на фоне любовных приключений.
Я уже говорил: представления о норме, о допустимом, в разные эпохи — разные. Наше, в 21 веке — после-гильотинное. И — сильно неоднократно.
Мне ближе киношный вариант. Поэтому мы стоим под стенкой и ждём. Оконных стёкол здесь нет, а через открытый душник всё очень хорошо слышно. По ключевому слову — топаем внутрь и видим…
Разница с французской горничной — существенная. Я не только про габариты и формы…
Ходыновна, затуманенная хмелем и сексом, замедленно поводит глазами, нецеленаправленно шевелит руками, пытается найти одеяло, свою одежду. Потом, утомившись, просто закрывает глаза.
«А поговорить? — Иди отсюда мальчик, тёте не до тебя».
Ну уж нет уж!
— Хохрякович! Промежду ног побрить, перевернуть, повторить.
— А чего повторить-то?
— Того самого. По-николаевски.
Во время гигиенических процедур Ходыновна начала похрапывать. Но когда Хохрякович, вспомнив наглядные уроки Николая, вздумал «над нею восторжествовать»… Противоестественным, как здесь думают, и довольно болезненным, без подготовки-то, способом… Пришлось дуре пасть заткнуть.
Есть в физики понятие «импульс». Он — передаётся. В жёстких системах без деформации — передаётся без потерь. Классическая демонстрация: вешают несколько металлических шариков на нитях. По крайнему стукают, все — висят неподвижно. Кроме последнего, которые, получив по цепи соседей импульс — подскакивает.
