категорически не желает видеть в доме любую живность.
— Да в вашем доме месяц будешь животинку искать и то не найдёшь. Пока все комнаты оббегаешь, успеешь и проголодаться, и потеряться.
— Не преувеличивай.
— Ладно, как скажешь. Пойду я дальше работу работать. А ты не забудь про спа.
— Ты же мне сама десять раз напомнишь, если я забуду.
— Ха-ха, чао, подружка.
Глава 2
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днём, —
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
А. Ахматова, 1915
С Мариной мы сдружились на первом курса института. Когда я только-только приехала из провинции в большой незнакомый город, то долгое время терялась от количества снующих по улицам людей, ускоренного темпа жизни. Кто-то постоянно куда-то спешил, торопился, продираясь сквозь людскую реку таких же суетливых прохожих, не забывая прочищать себе путь плечами и локтями, при этом громко говоря по телефону и сопровождая разговор активной жестикуляцией. Машины оглушительно сигналили почему-то аккурат в тот самый момент, когда оказывались позади тебя и ты невольно подпрыгивала вверх на добрый метр. После моего родного Н-ска, где почти все жители знали друг друга в лицо, городская кипучая жизнь меня несколько ошеломила. Маринка, в некотором роде, пожалела пугливую провинциалку и взяла надо мной шефство. Да так увлеклась новым опытом, что вот уже около девяти лет мы подруги не разлей вода. Признаться с её темпераментом у меня не было ни единого шанса отказаться. Маринка сказала — Маринка сделала. Со стороны мне забавно наблюдать за её неиссякаемым оптимизмом. Но вместе с тем я безмерно благодарна ей за помощь, что девять лет назад, что сейчас. Хотя в больших дозах выносить подругу могла только я. Гера, завидев её издали, молниеносно придумывал срочные дела и удалялся в кабинет, не забыв запереть дверь на замок (изнутри естественно).
Странно, что муж не звонил. Проверила телефон, но пропущенных сообщений и звонков после того, как я вернулась домой — ни одного. Это совсем на него не похоже. Неужели на работе выдалось что-то серьёзное? Хотя, по всей вероятности, тяжёлое происшествие случившееся в нашей семье выбило его из колеи также, как и меня. Нервно прикусывая нижнюю губу, я в сомнении и смятении гипнотизировала экран телефона. Была не была, в конце концов я жена, значит в своём праве. Нажав на кнопку вызова, вслушивалась в длинные гудки, очень много гудков и когда я уже собиралась нажать отбой, то неожиданно раздалось отрывистое и резкое:
— Я занят до вечера. Перезвонить не смогу.
Вот так мой любящий и заботливый супруг в день выписки обожаемой супруги из больницы произнёс с утра всего две фразы. Теперь я с новой уверенностью осознала, что Маринка права. Гера никак не мог не приехать за мной. И резкий разговор уж тем более не вязался с тем человеком, которого я знала до сегодняшнего утра.
Червячок сомнения вдруг заскрёбся на подкорке: «Разве последнюю неделю Гера не вёл себя скованно и будто отстранённо?» Отогнала не вовремя появившуюся зудящую мысль, потому что подвергать анализу чьё-то поведение, даже если этот кто-то мой родной муж, у меня не было ни сил, ни желания.
«Лучше проведаю плюшки тёти Маши», — отдала себе приказ и преувеличенно бодро покинула спальню. А со стороны кухни, ещё издали послышался разноголосый гам:
— Володя, Вадик, не таскайте Мирушкины булочки. Для вас вон сколько пирожков напекла, с мясом, между прочим.
— Надо Георгию Родионовичу оставить. А то, не ровен час, обидится. — Я узнала голос Володи.
— Для Георгия отдельная тарелка имеется, не переживай. Что я вас оглоедов не знаю, что ли. Сколько ни корми, всё одно — вечно голодные.
— Просто ты, тёть Маш, слишком вкусно готовишь, — это Вадим подлизался.
— Подтверждаю! Твои кулинарные таланты влюбили в себя всех, кто хоть раз входил в этот дом.
— Ой, Мира! — женщина закружилась вокруг оси, хлопоча, едва заприметила меня в дверях, — садись скорее за стол с ребятами, чайник только недавно закипел.
— Не суетись, тётушка. Я в состоянии обслужить себя самостоятельно. — И следом подумала, что рановато по мне заупокойную петь. «Слуг у нас нет», — между тем весьма кстати вспомнилась мамина присказка.
— Сидите, Мира Андреевна, я помогу, — подскочил Вадим и перехватил у тёти Маши блюдо с ореховыми плюшками. Передо мной, стоило мне присесть за стол, появилась кружка горячего ароматного чая и внушительна горка сдобы. «Может жизнь и вправду наладится», — робкая мысль, недавно посланная Маринкой, дала первый слабый всход.
— Очень вкусно, — похвалила Марию Мстиславовну с набитым ртом.
— Вот и славно. Для тебя, доченька, старалась, порадовать хотела.
— Спасибо, тётушка. Тебе, как всегда, удалось.
Мужчины постарались побыстрее закончить трапезу. Скорей всего чувствовали неловкость рядом со мной. Но разве я виновата в случившемся? Или теперь от меня все начнут шарахаться, как от прокажённой? Обидные слёзы наворачивались глаза. Потёрла рукой, прогоняя влагу и боль. Первая стёрлась легко, словно и не было, вторая исчезать не собиралась. Уже успела за короткий срок освоиться в груди и свернуться колючим клубком, выпуская шипы в ответ на каждую, даже самую робкую попытку избавиться от непрошенной гостьи.
— Не плачь, доченька. В жизни всякое случается. Бывает и такое. Но отчаиваться ни в коем случае нельзя. Иначе, что ты за будущая мать если сдашься при первой неудаче.
— Не плачу я. Просто неприятно чувствовать себя… какой-то неполноценной что ли. Вон, даже охрана шарахается, словно я заразная, — обнажила уязвлённое самолюбие. И тут же набила рот сдобой до отказа, чтобы заесть горе. Авось на самом деле поможет. Знала, что тётя плохого не посоветует. К тому же я давно относилась к ней не иначе как ко второй маме и порой откровения сами собой выскакивали изо рта, да так резво, что я не всегда успевала отслеживать собственную словоохотливость.
— О-хо-хо, горюшко-горе, — причитала едва слышно Мария Мстиславовна, сидя рядом со мной и слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Муж обычно возвращался к семи вечера. Я не стала сегодня наряжаться и прихорашиваться, ибо до сих пор слабость в конечностях не отпускала, да и повода для радости — ни одного. Зато горя и печали — хоть ведром черпай из бездонного колодца.
В половине седьмого я спустилась вниз, сразу проходя через гостиную в каминную комнату. Кто-то из охраны успел поджечь поленья, они искрили и громко щёлкали, будто в противовес поселившейся в душе мерзлоте, и подглядывали
